Маргарет Этвуд - Телесные повреждения

• Название: Телесные повреждения
• Автор: Маргарет Этвуд
• Издательство: Полина М
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-89942-224-4

«…она хотела помочь ему, поддержать в нем иллюзию, что ничего плохого с ней не случилось и не случится. В зеркале отражалось ее тело, точно такое же как обычно. Она не могла поверить, что через неделю, через день, часть его может исчезнуть…»

---

Эльва нажимает сильнее. Она видит, что завладела вниманием публики и преисполнена самодовольства, ее прямо распирает от гордости.

— У вас закупорены вены. Я открыла свободный ток крови, и кровь смоет яд из вашего тела.

— Меня тошнит от одного ее вида, — тихонько шепчет Лора. — У нее пальцы как у мясника. Эльва может уложить наповал лишь однажды взглянув на тебя, она утверждает, что может вылечить от любого недуга, но благодарю покорно, я бы предпочла хворать, только бы она до меня не дотрагивалась.

Раздается громкий треск. «Сухожилия», — проносится у Ренни в голове. Лицо немки искажается от боли, страдальчески суживаются глаза, но у нее не вырывается ни крика, ни стона, она стоически переносит страдания, не желая уронить в глазах окружающих свое достоинство.

— Слышите как вопиют ваши сосуды? — вопрошает Эльва. — В них идет воздух. Вы чувствуете, что вам лучше?

— Свободных мест нет. Все забито из-за выборов, — сообщает Лора.

— Может, позвонить в другие гостиницы, — продолжая наблюдать за Эльбой, предлагает Ренни.

— Позвонить? В другие гостиницы? — Лора коротко смеется.

— А разве других здесь нет?

— Вообще-то есть, но сейчас они закрыты. Правда есть одна для местных, но я бы не стала там останавливаться; твое поведение могут неправильно истолковать и у тебя возникнут серьезные неприятности. Я попытаюсь что-нибудь придумать.

Эльва охотно делится с наблюдателями своими секретами:

— Сила заключена в руках. Этот дар передала мне моя бабка, когда я была ребенком. Она владела им в совершенстве, и я кое-что унаследовала. Чувствуете, у вас в этом месте шишка? — В детстве ваша мама вас уронила. Вы были слишком малы, чтобы помнить. Кровь загустела, образовалась опухоль. Ее необходимо удалить, иначе она перерастет в рак. — Эльва мнет все энергичней. Травма вашей юности напоминает о себе.

— Старые проделки, — комментирует Лора. — туристы для нее как дерьмо для свиней. Даже если они ей не верят ни на грош, то все равно делают вид, что принимают все за чистую монету. Во всей округе доктора днем с огнем не сыщешь, так что выбирать не приходится. Ногу растянешь, так, кроме нее, обратиться не к кому.

— Может быть, хватит, — в замешательстве говорит немка, которая, как заботливая мать, не отходит ни на шаг от подруги.

Эльва бросает на нее исполненный презрения взгляд.

— Я скажу, когда хватит.

Нога хрустит. Эльвины пальцы гнут ее как кусок резины.

— Готово. — Эльва поднимается с колен. — Вставай.

С величайшей осторожностью немка ставит ноги на землю. Встает.

— Боль прошла. — Эльва с гордостью окидывает взглядом зрителей.

Немка улыбается.

— Это невероятно.

Глядя на это, Ренни преодолевает желание попросить проделать с ней тоже самое, хотя с ней все в порядке, нигде ничего не болит. Ей хочется почувствовать, на что это похоже, хочется отдать себя во власть этих магических рук. Она хочет, чтобы ее исцелили от всех болезней таким же волшебным образом.

В дверном проеме, ведущем на кухню, стоит Поль, медленно оглядываясь по сторонам. Ренни видит его, но решает не делать ему никаких знаков. Он сам подходит к ней.

— Как у нас дела? Лора сказала, что вам негде остановиться. Если не возражаете, можно у меня.

— На судне? — подозрительно осведомляется Ренни. И тут же мысленно одергивает себя, сначала ей следовало бы поблагодарить человека.

— Нет, — улыбается Поль в ответ. — У меня здесь свой дом. Две спальни. Две кровати.

Ренни не вполне представляет, что же именно ей предлагают, но подозревает, что не слишком много. Спасибо и на этом.

— Это было бы чудесно. Конечно, если вас это не слишком обременит.

— А с какой стати это должно меня обременять? — отвечает Поль.

Они возвращаются через сад, густо заросший цветущими лимонными деревьями; Ренни видит незнакомое ей растение, его ярко-оранжевый бутон раскрылся, обнажив белую сердцевину, внутри которой три огромных черных зернышка похожих на глаза насекомого. Вообще Ренни видит здесь множество такого, чему не знает названия.

Сад упирается в каменную стену футов пять в высоту. Поль закидывает ее камеру и все остальные вещи на стену, забирается сам, потом нагибается, чтобы помочь Ренни. Она протягивает ему обе руки. Ее совершенно не заботит, куда они идут.

Ренни с Дэниэлом сидели в его машине, что было для них делом непривычным. Была ночь, шел дождь…

Почему-то всегда, когда они оказывались вместе, шел дождь.

Они только что поужинали. Ренни забавляла мысль о том, что Дэниэл может выкинуть сейчас что-нибудь эдакое.

— Ну что теперь? Или спустим все на тормозах?

— Я знаю, что мне нечего тебе предложить.

У него был такой жалкий вид, что она почувствовала себя обязанной непременно утешить его, приласкать, успокоить, сказать, что все будет хорошо. Вместо этого она произнесла, да, тебе нечего мне предложить.

Дэниэл посмотрел на часы, высунул голову под дождь. Мимо проносились машины, улица в такую погоду будто вымерла, не увидеть ни одного прохожего. Дэниэл обнял Ренни за плечи и нежно поцеловал в губы. Потом осторожно дотронулся до них кончиками пальцев.

— Ты сводишь меня с ума.

— Пылкие речи не самое сильное твое место, — не пытаясь уклониться, сказала Ренни.

— Я знаю, что не умею как следует выразить свои чувства, — согласился Дэниэль. Ренни засомневалась, уместны ли сейчас проникновенные речи. Он приник к ней долгим поцелуем. Ренни отвернула лицо, уткнувшись в воротник его рубашки. Она ощущала себя в полной безопасности: едва ли ему взбредет в голову начать раздевать ее прямо здесь, в машине, или раздеваться самому на улице с двухсторонним движением.

По правде говоря, она бы не возражала, чтобы Дэниэл не останавливался на достигнутом, она хотела, чтобы они лежали рядом, лаская друг друга; в какой-то момент она поверила в это, поверила, что от простого прикосновения руки все может волшебным образом перемениться. Ей хотелось, чтобы он лежал рядом с закрытыми глазами, а она могла смотреть на него, не боясь сама быть увиденной, она хотела, чтобы он полностью доверился ей. Она хотела, чтоб он занимался с ней любовью очень долго, очень медленно, чтобы это никогда не кончалось, она желала, чтобы сладостный миг ожидания тянулся бесконечно, она мечтала вызвать его на откровенность, чтобы он раскрылся ей без остатка. Между тем, ее мечты и реальность разделяла такая пропасть…

Она резко откинулась на сиденье.

— Поехали домой.

— Дело в том, что я не хочу… Ты же сама прекрасно знаешь.

Его лицо сделалось по-детски недоуменным, он был так трогателен в своей обиде, что Ренни пожалела о своей резкости. Но тут в ней проснулось непонятное возмущение. Он не имел никакого права так себя с ней вести, рассчитывая на ее жалость. Она ведь не Господь Бог, она не обязана всех понимать, она и про себя-то толком ничего не понимает. Ренни любила называть вещи своими именами, но происходящему имени не было.

— Что ж ты будешь теперь делать? — сказала она. — Вернешься домой и займешься онанизмом? Или посвятишь себя домашним делам? Куда тебе еще девать время?

Он мягко обнял ее за шею.

— А что бы ты хотела? Если тебе в самом деле так хочется, мы можем снять где-нибудь номер в гостинице. Но у меня только час времени, а что потом? Разве это любовь? Разве ты этого хочешь?

— Нет. — Ей было нужно и это, и многое другое, но в жизни так не бывает.

— Я не очень хорошо разбираюсь в таких вещах, продолжал Дэниэл. — Я бы стал тебя презирать, или разозлился, но мне не хочется этого делать, я беспокоюсь за тебя, как бы с тобой не случилось чего-нибудь плохого; мне кажется, что как врач я смог бы сделать для тебя больше. Я в этом больше понимаю.

— А почему одно исключает другое?

— Такой уж я уродился. Есть вещи, которые я делать просто не могу.

Ренни поразило, что во многом Дэниэл напоминал ей Грисвольд — не то, каким он был, а каким хотел казаться.

Вполне приличный достойный человек, сказали бы в Грисвольде, в котором все разложено по полочкам, что можно и что нельзя. Это неожиданное прозрение только расстроило ее. Он был просто нормальный, поэтому она и влюбилась в него, заурядность, возведенная в степень. Он был именно таким, каким и должен быть. Он зарабатывал себе на жизнь оперируя людей, а когда они начинали умирать — ободряюще похлопывал их по плечу. И то и другое он делал одними и теми же руками, но никому не казалось это противоестественным, никому не казалось это странным. Он хороший человек.

— Ты веришь во что-нибудь? — спросила его Ренни. — Ну, чем ты живешь, что придает тебе силы? Что побуждает тебя просыпаться по утрам? Откуда тебе известно, что можно, а что нельзя, что хорошо, а что плохо? Только не говори, что все — от Бога.

Дэниэл воспринял вопрос совершенно серьезно.