Станислав Лабунский - Зима стальных метелей

• Название: Зима стальных метелей
• Автор: Станислав Лабунский
• Жанр: Альтернативная история

---

Просто я не привык проигрывать. Не хочу и не буду.

— За мной! Мать их во все дыры, и отца заодно! Вперед!

И встаю, не за родину, не за вождя-налетчика, не за пайку свою командирскую, а за детское желание, чтобы все было по-моему. Ура.

И пошли мы прямо по минам на пулеметы, только что-то где-то щелкнуло, и прямо на плацдарме начали рваться снаряды крейсера. Флотские тоже погибать не хотели. Слишком часто им приходилось топить свои корабли. Как начали с Крымской войны, так и не останавливались. Спасибо тебе, Балтика, выручила. Дошли мы до траншеи и сцепились врукопашную. Винтовку у меня германец перехватил, из рук вывернул, свой ножик типа кинжал достал, лежим мы с ним в обнимку на дне окопа, и ничего поделать не можем. Вцепился я в него мертвой хваткой, перехватил руку с кинжалом за кисть, а второй он мне хотел личико попортить, только мне удалось два его пальца зубами зацепить. Впился в них, чувствую, как кровь в рот течет. Моя левая рука с винтовочным ремнем придавлена немецким боком. Кто первый выдохнется, тому и умирать. А ведь не хочется. И начинаю его пальцы волосатые зубами грызть. Откушу — пусть кровью истекает. И задергался немец, испугался, не каждый день ему пальцы откусывают, нет у него к этому привычки. Задергался, запаниковал и открылся. Врезал я ему коленом в живот, вырвал из-под корпуса вторую руку, и взял его на излом. Хрустнул вражеский локоть, закатились глазки от болевого шока — готов. Винтовка в грязи утонула, закидываю ее за спину, выдергиваю свой трофейный финский пистолет. Выскакиваю из окопа, и вижу — мы победили. Нет больше немцев на ленинградском берегу. А на реке нашей зенитной баржи. Только пузыри по воде. Хорошо стреляют немецкие артиллеристы. А в цитадели зенитчиц стало в два раза меньше. Выстрелил я своему противнику два раза в голову, и, тщательно обходя тела погибших, пошел искать Снегирева.

Дорогой ценой досталась нам победа. В строю осталось чуть больше шести сотен, половина — с ранениями. Около сотни тяжело раненых. И четыреста человек гражданских в крепости. А время принятия решения наступило. За девчонками — Машенькой и ее старшей сестрой я никак уже не успевал. А без меня они погибнут. Статистика таит в себе много загадок. Есть три цифры. Первого сентября в Ленинграде было два с половиной миллиона человек. За все время вывезено триста тысяч. Выжило в городе полмиллиона. Остальные погибли. Тем не менее, во всех учебниках позже напишут — потери около миллиона. Дорогие сограждане, вас опять поимели, а вы опять промолчали. Не знающий историю — обречен на ее повторение. Не знающий арифметику — будет обманут.

Пришли к комдиву.

— Пусть хоть кто-то уцелеет из настоящих бойцов. Выжили-то только старослужащие и курсанты школы комсостава. Все конвойные полегли, не выжили. Так монету на зуб проверяют — стране не нужны неудачники. Устроятся люди в нормальной стране, поживут по-человечески. Такой шанс один раз в жизни выпадает, — давлю на Донского.

— Тебе надо — уходи, своих бойцов забирай, а раненых в руки врага отдавать нельзя, — упирается комдив.

— Я остаюсь, дел много. Здесь каждый ствол зимой будет на счету, — говорю спокойно. — Снегирев тут адом интересовался — посмотрим вместе.

Почесал Донской в затылке, помял лицо руками и согласился людей отпустить. Очевидно, он про ад что-то знал, и такая аргументация его убедила.

В Шлиссельбурге нас уже ждал представитель международного Красного Креста. Мы подсуетились, и вывезли из цитадели две тонны золота. Чтобы наши имели в чужой стране средства. Пять слитков передали нашему агенту в СД. Он явно обрадовался. Быть сверхчеловеком хорошо, а быть еще и богатым — еще лучше. Сотрудничество с нами стало более близким и откровенным.

— Вы разумные люди, понимающие толк в войне и ее истинных целях, — снизошел до похвалы штурмбанфюрер.

Это точно, цели войны мы понимаем. Дальше давай.

— Нашими отделами по сохранению ценностей… — плел он словеса.

— Понятно все, не трать время, — прерываю его. — Пограбили вы славно. Вся Прибалтика, банки, специальные хранилища ценностей, кладовки НКВД с изъятым у врагов народа золотом, добро евреев, загнанных в гетто. Если ты все сдашь начальству, тебе спасибо скажут, орден на грудь повесят и все. А ты просто хочешь сам приказывать, не чужие приказы выполнять. А для этого нужны или власть, или деньги. Поэтому ты решил всю добычу переправить в нейтральную страну. И тебе уже неважно будет — кто победит, ты свое будущее обеспечил. Молодец. Что у тебя там? — спрашиваю небрежно.

— Вы почти все перечислили. И еще ценности из дворцов ленинградских пригородов. Гатчина, и так далее, — откровенничает добытчик.

Короче, у него там Янтарная комната. И он ее будет от своего фюрера прятать. Это да, пацан резко поднялся в моих глазах, это пять баллов с плюсом.

— Наши люди тебе пригодятся. Они все опытные бойцы и чрезвычайно надежны. Только береги их, и они тебе пригодятся.

Бегу к своим.

— Вы уезжаете. Немцы все дворцы обобрали, там золота и картин — целый корабль. Все надо будет по тайникам спрятать, война закончится, все будет столько стоить, что мы и представить себе пока не можем. Собирайтесь, я у комдива.

По дороге привычно хватаю и тащу с собой секретчика, с журналом и печатью.

— Операция входит в заключительную фазу, мне нужна помощь. Мы грузим на корабль большое количество потерянных при отступлении ценностей и вывозим его в безопасное место. Нужны флотские специалисты. Если наши бойцы возьмут судно под контроль, то кто-то должен им управлять, — излагаю под запись.

Начальник секретного отдела протокол планирования операции ведет. Чтобы в случае провала видно было, кого надо расстреливать.

Выделили мне полную вахту и два отделения разведчиков из дивизионной роты. Пришлось бойцов частично посвятить в смысл операции. Спасать людей и дворцовые ценности. В Швеции их надежно припрятать и беречь до возвращения на родину.

— Живите нормальной жизнью, заводите детей и внуков, не к вам, так к ним придет посланец из дома. Считайте — вы хранители части золотого фонда страны. На себе не экономьте, наймите управляющего, заведите дело, не выделяйтесь из общества. Рекомендую — сразу по приезду купите себе госпиталь. И нашим раненным будет обеспечено хорошее лечение, и собственностью обзаведетесь, и будет повод для постоянного общения с местным населением. За советскую власть никого агитировать не надо, но агентурная работа никогда лишней не бывает. Все как всегда — офицеры, чиновники, почтальоны, торговцы, в разведке нет отбросов — есть только вербовочные кадры. Расширяйте возможности вашей резидентуры. Удачи!

Пожимаем мы им руки на прощание, все понимают, не увидимся мы больше, но скверного ощущения бегства у нас нет. Просто выпала парням такая судьба, уходят они на особое задание — с девками шведскими миловаться и сосиски с чавканьем поедать, пивом запивая. И все это делать с тоской по родине. Бывает и такое. Жаль что редко и не со мной. С отрядом на Стокгольм уходил и один из двух радистов. Второй оставался в цитадели, а у нас стало одной головной болью больше, надо было где-то добывать ему мощную радиостанцию.

Цитадель опустела. Уехали все члены семей, девчонки зенитчицы, подавленные гибелью в холодной сентябрьской воде подруг, никого не осталось в госпитале. Комдив со штабом списки убывших подписывают, закрывают грифом «совершенно секретно», а мы сели с литром коньяка в ленинской комнате. Полночь — командиры пьют и закусывают.

— Тебя тоже к ордену Боевого Красного Знамени представили за бои под Лугой. За генеральскую голову обиделись, могли бы и Героя дать, — выдал мне новость комендант крепости лейтенант Астахов.

Щенок глупый, хоть уже и целый лейтенант НКВД.

Наградной отдел начнет справки наводить. Нет, с какого-то там августа у меня все хорошо, но до этого-то меня не было. И они это быстро поймут. Даже если я из самой секретной разведки, должны быть на меня приказы о присвоении звания, личное дело в отделе кадров, ведомости в бухгалтерии за оклад и выслугу лет — нет, ребята, внедриться в систему так, чтобы никто на это внимания не обратил, невозможно.

— Ну, не за ордена воюем, — говорю бодренько, — хотя, конечно, когда вся грудь в медалях, то девиц легче соблазнять. Но я и без наград в этом деле не промах.

— Да, по крепости только и разговоров, как ты Дарьей овладел!

Вот ведь паршивцы, и отрицать бесполезно, никто не поверит, что я просто ее веничком попарил. Улыбнулся я блудливо, взор потупил, типа бес попутал, природа взыграла.

— В Ленинграде вы уж помалкивайте, у меня там девушка юная, сложностей жизни не знающая — не поймет, — говорю парням и разливаю янтарный напиток по железным кружкам.

Выпили, закусываем котлетками, последними, поваров тоже эвакуировали, посыльный от начальника караула прибегает: