Станислав Лабунский - Зима стальных метелей

• Название: Зима стальных метелей
• Автор: Станислав Лабунский
• Жанр: Альтернативная история

---

Подхожу к нему вплотную.

— Ну, — говорю, — привет, старый товарищ. Давно не виделись. Узнаешь?

У него рожу перекосило — узнал. Трудно Синицына забыть. Два раза он от меня живым уходил, верткий глист.

— Тут старшина моей личностью озаботился, представь меня ему, пожалуйста, не нарушать же нам светомаскировку, чтобы документы проверять, — прошу товарища по оружию.

— Это капитан НКВД Синицын, выполняйте все его приказы, он из специальной группы прямого подчинения ГКО, — чеканит комиссар. — Он с нашей прежней бригадой Урицк штурмовал, — и заплакал.

Ладно, у него тоже нервы не к черту, не буду его убивать…

— Товарищ старшина первой статьи, отведите товарища комиссара в санитарную роту, уложите спать. Потом постарайтесь добыть мне чего-нибудь из еды. Я буду у разведчиков. Краснофлотец меня проводит. Пошли, матрос.

Разошлись мы в вечернем сумраке, старшина с комиссаром, я с бойцом.

— А где разведчики? Я не знаю, — признается он.

— Пойдем на запах. Где жареным запахнет, там и разведчики, — учу его фронтовой премудрости. — Или где слышен задорный девичий смех.

Угловой домик соответствовал всем этим требованиям. Правда, на печке кукурузу варили, а не жарили. И смех был не задорный, а на все согласный.

— Привет, — говорю, — братья-смертники. Мы тут у вас перекантуемся слегка. До прихода старшины первой статьи. Где можно вытянуть усталые ноги?

Капитан-лейтенант впал в задумчивость. А потом резко из нее выпал, схватил моего матросика за шиворот и потащил во двор — разбираться. Ко мне же стала подкрадываться санинструктор. Если бы не Леночка, я бы ей отдался.

— Товарищ Олег Алексеевич, а как там наши ребята?

Тесен мир, а Ленинградский фронт еще теснее.

— Ты о батальоне ДНО спрашиваешь? — уточняю, она головой кивает. — Все нормально, воюют в знакомом месте, на плацдарме под Ораниенбаумом. У Астанина. Командир у них все тот же, Иван Кузьмич. Только ему еще за Ивановку майора дали, сейчас, может быть, уже меня догнал, тоже три шпалы на петлицах…

Командир вернулся, ничего не понимает, дело ясное, что дело темное.

— Устал, — говорю, — сильно. Уложите меня подальше, чтобы никто об меня не запинался, и оставьте на мою долю вареной кукурузы. И не забудьте утром разбудить.

Мне целую комнату освободили, спорить не стал, пал на солому и уснул мгновенно. Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел, а от тебя, серый волк, я и подавно уйду. Или нет. Только тогда я сдеру с тебя шкуру…

Утром погрузки не было — шторм. До особого распоряжения быть на месте. Девушка ушла в санитарную роту, а жаль, на нее просто смотреть, и то приятно. Подсел ближе к печке, народ на гитаре бренчит. Грызу початок, соли тоже нет, зато с общей массой слился полностью.

С улицы еще краснофлотцы заходят, продолжают беседу.

— Пока нам нового комбрига не назначат, нас не отправят.

— А три батальона из боя выведут, что ли? — не соглашается второй.

— В батальонах комбаты есть, пусть воюют. А отдельному противотанковому дивизиону боевую задачу должен ставить комбриг или его заместитель. А у нас бригада без командования осталась и распалась вся на кусочки по всей Ладоге, — высказывается третий.

Это он точно картину нарисовал. Прямо углем по холсту. Распалась бригада, распалась связь времен. Заградительную роту прямо в состав части включили, дожила морская пехота, идет на войну вместе с собственными сторожами. Под конвоем. Что-то мне тошно стало, завернул початок в тряпицу и пошел соль искать. Что-то меня знобит, даже жевать трудно. И земля время от времени из-под ног уходит. Надо отлежаться в теплом месте. И залечь туда надо быстро, пока на улице не свалился, а то замерзну просто-напросто.

— Эй, хозяйка! Постояльцы на дворе есть? — спрашиваю.

— Ты первый сюда, на окраину, забрел. Вот и возвращайся к станции, а то собаку спущу, — отвечает мне голос ангельский.

— Попадали мальчики в страшные бараки, там травили мальчиков злобные собаки, убивали мальчиков за побег на месте. Не продали мальчики совести и чести…

Обескуражил я ее. Прямо по наставлению Лао-Цзы «Искусство войны». Удивил — победил.

— Ладно, заходи, мальчик. Раз о совести еще помнишь…

— Нет, это просто стихи к слову пришлись, — честно признаюсь. — Постелите мне, пожалуйста, в баньке. А то опасаюсь, вдруг заразная болезнь у меня, а не простая простуда. Жар сильный, отдохнуть бы мне.

Ледяная рука прикоснулась к моему лбу. Поцелуй в глаза свою смерть, кто тебя ждет вернее ее? В баньке хозяйка на лавку два кожуха бросила, и печку затопила. Напросился на постой.

— Я заплачу, — говорю.

— Хорошо, будет чем за облигации займа рассчитаться, — соглашается женщина, а я тем временем уже раздеваюсь.

Шинель на лавку — ей укроюсь. Китель, галифе, рубашку свернул аккуратно, сложил стопочкой, рюкзак рядом. «ТТ» под матрас. «Вальтер» под подушку. «Маузер» от Троцкого — в ботинок. Маузер от Урицкого и четыре обоймы патронов к нему протягиваю хозяйке.

— Задаток, чтобы не думала обо мне плохо, — говорю.

Взяла со знанием дела, наградную пластинку пальцем поскребла, обойму выщелкнула, затвором лязгнула, бойком щелкнула.

— Точно, — говорит, — совестливый мальчик, одних пистолетов четыре штуки, из них три чужие.

— Не чужие, а трофейные, — поясняю ей ситуацию. — И продукты из рюкзака сама достань, жалко будет, если колбаса пропадет.

На лавку лег, и отключился, приходи, кто хочет, вяжи Синицына…

Три дня только в туалет ходил, прогулка по огороду туда и обратно. Вот он, особый путь России — в сортир. Нормальный ватерклозет уже недопустимая роскошь для народа-богоносца. Но, в конце концов, отлежался. Проскочил в очередной раз мимо девушки с косой.

За это время остатки бригады вернули в Ленинград и перебросили на восточный берег самолетами. Так же — самолетами, перевозились и две стрелковые дивизии — 80я и 281я. Только без орудий, их в самолеты загрузить было невозможно.

Интересно, что думали о своем командовании бойцы, погибающие без артиллерии под гусеницами танков вермахта? Их не спросишь, не выжил никто. Красноармейцы стали сдаваться в плен — под Тихвином подняли руки и бросили винтовки почти двадцать тысяч человек.

9 ноября немцы силами двух дивизий без боя заняли Тихвин. Советских частей в городе не было, они все маневрировали в полях, ища противника…

Вермахт, по своему обыкновению, стал немедленно возводить оборонительные сооружения, рыть траншеи, строить блиндажи и натягивать колючую проволоку. Все как всегда.

А я наколол дров, протопил баню, и помылся в будний день. Выздоровел.

Пора было с хозяйкой рассчитываться, раз обещал.

Путь мой лежал в районный отдел НКВД речного пароходства. Прихожу, предъявляю документы. Сержант начинает выкобениваться, печать Совета обороны ему не нравится.

— Ты, — говорю ему задушевно, — сука лагерная, проститутка сифилисная, ты что, хочешь по первому осеннему льду по Ладоге в разведку пойти, дорогу прокладывать? Так я тебе это устрою, гнида тупая. Или ты ошибку осознал, и начинаем все сначала, как будто этого разговора не было?

— Здравия желаю, товарищ капитан НКВД! Подождите минуту, сей момент доложу! Мы вам очень рады, редко у нас гости из города бывают, все проездом, проездом.

Вот так бы сразу, а то печать ему не та. Сам знаю, зато подпись настоящая.

С начальником мило побеседовали на отвлеченные темы, я его предупредил о создании Военно-автомобильной дороги № 102, он мне поведал о прекращении навигации. По всей Ладоге еще дня два-три смогут ходить два ледовых буксира. А как лед и их скует, тут и объявят о конце сезона.

Всюду мелкие хитрости, переходящие в крупное вранье. Короче, мне тут еще дней десять надо продержаться, а потом по льду уйти в цитадель. И выкинуть из головы всякую чушь, что я кому-то должен помогать. Это их жизнь — пусть сами выкручиваются. Когда я загибался, никто на помощь не кинулся, просто удалось выжить. Такие дела.

Выхожу из кабинета, маню пальцем сержанта. Достаю из кармана золотой царский червонец.

— Это тебе премия — за понятливость.

Достаю еще два.

— Это — кубометров пять хороших сухих березовых дров, разгрузить во дворе у моей хозяйки — люблю париться часто, а не только по выходным.

— Сделаем, — обещает сержант.

Понятно, три лагеря рядом, все лес пилят. Бригаду заключенных пригонят, те за два часа поленицу скидают.

Достаю еще два.

— Первый — продукты домой, мясо, сало, картошка. Второй — сделаешь здесь поляну, отметим начало совместной работы. Сам выберешь, кого пригласить, и что на стол поставить. Вопросы есть? Вопросов нет. И вообще — бди. Докладывать будешь мне лично.

На прощание удостоил сержанта рукопожатием. Вот так, возьми наглого холопа за глотку, дай ему почувствовать настоящую силу хозяина жизни и смерти, и он твой раб навсегда. И никаких обязательств с твоей стороны.