Валерий Замыслов - Иван Болотников Кн.2

• Название: Иван Болотников Кн.2
• Автор: Валерий Замыслов
• Издательство: ЛИЯ
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1994
• ISBN: 5-86895-004-6

Эта книга писателя Валерия Замыслова является завершающей частью исторического романа об Иване Болотникове.

---

Неподалеку от шатра Болотников услышал буйный хохот ратников. Подошел. Ратники тотчас раздвинулись, пропустив воеводу к телеге, подле которой сидел Добрыня Лагун и безучастно жевал большой кусок сочного розоватого копченого сала. Тут же, с понурым видом поглядывая на убывающий ломоть окорока, стоял маленький, растрепанный, огненно-рыжий мужичок.

— Это ж надоть, до сечи берег… Это ж надоть.

— О чем печаль? — улыбнувшись, спросил мужичка Иван Исаевич.

Мужичок смущенно юркнул в толпу. Ратники вновь дружно захохотали.

— Да он, вишь ли, отец-воевода, — выступил вперед Сидорка Грибан. — С Добрыней на сало поспорил. Тот-де, как сказали Добрынины сосельпики, подводу с двумя мужиками поднимет. Не поверил. Вот и пришлось окорока лишиться. Не жалость ли?

Глаза Сидорки улыбались. Ожил мужик, отметил про себя Болотников. Недавно попросился из обоза в ратники: «Зол я на бояр. Сколь страдников на селе в могилу свели. Мочи нет терпеть! Пора барам и ответ держать». Хорошо молвил Сидорка. Давно пора!

— Ужель поднял? — рассматривая Добрышо, усомнился Иван Исаевич. — Крупны ли мужики?

— Да вот они, — повел рукой Сидорка в сторону двух рослых грузноватых ратников.

Болотников прикинул: телега с мужиками пудов на двадцать потянет. Крутнул головой.

— И поднял-таки, Добрыня?

— А че не поднять, — хмыкнул Лагун. — Гляди, коль не веришь.

Ратники вспрыгнули на подводу. Добрыня, вытерев короткие заскорузлые пальцы о портки, подлез под телегу, уперся о днище могучей спиной, ухватился грузными руками за дроги и начал не спеша выпрямляться. Молодое, круглое, широконосое лицо его стало медным.

— Лопнешь, чертяка. Брось! — крикнул Сидорка.

— Эка, — хрипло отозвался Добрыня. Поднялся и понес тяжелую поклажу меж ратников.

— Слава, слава Добрыне! — закричали повольники.

Лагун опустил подводу и вновь принялся за сало.

— Силен же ты, детинушка, — молвил Болотников и обнял Добрыню за округлые литые плечи. — А ну держи! — отстегнул длинный тяжелый меч в дорогих ножнах, протянул богатырю.

У Добрыни вывалился кусок из рук. Такого подарка век не увидишь. Честь неслыханная! Уж не шутит ли Большой воевода?

— Так при мне ж дубина.

— Ведаю твое оружье, детинушка. Знатно ты под Кромами бар колошматил. Но меч, поди, лучше?

— Да худо ли, — шмыгнул носом Добрыня.

— То-то. Бери, детинушка! Надеюсь, не посрамишь сего меча? Постоишь за народное счастье?

Добрыня принял меч, поклонился. В открытых синих глазах его и неожиданная безудержная радость, и спокойная, по-мужичьи уверенная решимость.

— Постою, воевода.

— Верю, верю, Добрыня! — Иван Исаевич повернулся к ратникам (на него устремились сотни глаз), горячо проронил: — Ужель с такими богатырями Шуйского не побьем? Ужель барская рука крепче мужичьей?

И ратники дружно отозвались:

— Побьем, воевода! Под Кромами били и под Калугой побьем!

— Хватит силушки! Стопчем бар!

Иван Исаевич вгляделся в лица ратников. Нет, крики повольников — не показная бесшабашная удаль. То была действительно сила — дерзкая, непреклонная. Пусть не хватает доспехов и сабель, пусть многие не бывали в жестоких сечах, пусть. Главное — вера, непоколебимость. С ним — народ. И коль народ поднялся — не устоять на Руси барам. Не устоять!

Царь Василий пришел в ярость. Калуга целовала крест Вору! Целовала под носом царской рати. Затворилась, ощетинилась пушками. Не помогли ни угрожающие божьей карой патриаршии грамоты, ни послания инокини Марфы, ни дворянско-стрелецкие полки. Придется бить Вора вне стен, без наряда (сколь пушек напрасно тащили!), с оглядкой на Калугу. Каково?

А намедни новая поруха. Возьми да и взорвись на Москве зелейные погреба. Урон такой, что и во сне не пригрезится. Москва осталась без пороха. И это в то время, когда Вор близится к столице! Беда за бедой.

Царь Василий с горя запил. Напившись же (во хмелю был шумлив и буен), гонял по палатам слуг, колотил жильцов и стряпчих. Унимал царя старый постельничий. Звал в покои сенных девок. Ведал, чем утихомирить: царь блудлив, на девок падок. И Василий Иваныч унимался.

А поутру новые вести:

— Вор Илейка Муромец, что царевичем Петром назвался, идет к Путивлю. С ним тыщ двадцать бунташного войска.

— Гиль в Вятке и Астрахани…

Успевай выслушивать. А выслушивать надо, и не только выслушивать, не только сетовать да охать, но и дело делать. Делать с умом. (Работа в государевых приказах не прекращалась и ночами.) Царь наседал на бояр, дьяков, воевод, стрелецких голов. Не уставал говорить:

— Были и ране воры. Заткнули глотки, кнутьем иссекли. И ныне так будет! Под Калугой Ивашке Болоту несдобровать. Брат мой, Иван Иваныч, на веревке в Москву приведет богоотступника.

Царь верил в свое многотысячное войско, верил в победу. За ним — казна, Боярская дума, приказы, святая церковь. Куда уж смерду Ивашке супротив всей державы!

Шуйский ждал Из-под Калуги радостных вестей.

Был долгий, бурный совет полковых воевод. Но последнее слово, как всегда, за Болотниковым.

— Мирону Нагибе и Нечайке Бобылю подойти к Угре, подняться вверх и переплыть реку. Укрыться в лесу и ждать начала сечи. Нападете на Ивана Шуйского с тыла. Да не спешите! Пусть прежде Иван Пуговка[50] в наших полках увязнет… Юрью Беззубцеву сидеть в селе Воротынском. А как от меня гонец примчит, спешно идти под Спасское. Бери полевей: село стоит на обрыве. Вольешься в рать после удара Нагибы с Нечайкой… Большой же полк перейдет Угру с вечера.

Стотысячная царская рать стояла в семи верстах от Калуги, стояла в устье Угры, втекающей в Оку.

На совете голоса начальных разделились. Одни предлагали встать всему войску у села Воротынского и выжидать, пока Иван Шуйский сам не выступит навстречу; другие советовали Болотникову дать бой близ Оки. Но Большой воевода выбрал Угру:

— Каждому русскому сия река памятна. Именно здесь, на Угре, был разбит хан Большой Орды Ахмат, именно на Угре кончилось для Руси злое татарское иго. И кто ж свершил сей подвиг? Народ, все те ж простолюдины, что и ныне в повстанческом войске. Вот и ныне Угре судьбу Руси решать. Только уж иную. Судьбу мужика и холопа. Быть им под барской кабалой или жить вольно? Ответ даст завтрашняя битва. Велика ж ее цена, велика! Побьем царево войско — и Москве несдобровать. А коль Шуйским будем биты, баре еще пуще мужика и холопа взнуздают. Стон пойдет по Руси… Ну нет!. Не бывать тому. Ране на Угре народ за себя постоял, и ныне так будет. Не опрокинуть барам мужика.

Семейка Назарьев привел с собой из Калуги две сотни посадских и полусотню стрельцов под началом Ивана Фомина.

— Два дня в застенке сидел. Думал, не видать мне боле белого света. Но тут Иван Фомин в темнице появился. Цепи велел снять. Ступай, говорит, на волю, странник. Калуга перешла на сторону Дмитрия. Вышел, но торопиться к тебе, воевода, не стал. На торгу клич кинул, дружину собрал. Так что принимай ратников.

Иван Исаевич крепко обнял Семейку.

— Спасибо, друже. Рад тебя в здравии видеть. За Калугу спасибо!

Знал Болотников: Семейка немало сделал, чтоб склонить на свою сторону посад.

— От Мефодия Хотькова тебе, воевода, поклон.

— От Мефодия?

Мефодий Хотьков весьма Болотникова удивил. Чудной купец! Таких, кажись, в жизни не встречал. А ведь мог бы он волжского разбоя не простить. Сколь добра лишился, сколь страху натерпелся! Не каждый купец такое забудет. Этот же первым и руку принял, и ночевать к себе позвал. Не устрашился!

В купеческой избе спросил Хотькова:

— Каким ветром в Калугу занесло? Кажись, в Ростове сидел.

— Э, брат, — улыбнулся Мефодий Кузьмич. — Купец единым городом не живет. Товар путей ищет. Поди, ведаешь, чем деньгу добывают? Мужик горбом, поп горлом, а купец торгом. Торг же ростовский захирел. Вот и привел господь в Калугу.

Но больше всего Ивана Исаевича мучил другой вопрос, и он, не ходя вокруг да около, напрямик спросил:

— От души ли в меня уверовал?

Хотьков отставил чару (сидели за столом). Выдерживая цепкий, немигающий, всевидящий взгляд Болотникова, спокойно и прямо ответил:

— Не в тебя, Иван Исаевич, не в тебя, — и замолчал, похрустывая ядреным огурчиком.

— А в кого ж? — с острым любопытством придвинулся к купцу Иван Исаевич.

— В силу, что за твоими плечами. Экая замятия поднялась. Такого Русь не ведала. Но то не твоя заслуга, не твоя, Иван Исаевич! Ты всего лишь струг, гонимый половодьем. Не будь тебя, другого бы замятия выпестовала.

— Мудрен ты, Мефодий Кузьмич, — протянул Болотников. Долго, вприщур разглядывал диковинного купца. — Выходит, в народ веруешь? В мужиков, кои не седни-завтра Москву возьмут и волю себе добудут?

— Может статься, и Москву возьмут. Но токмо воли, — купец хмыкнул, закачал головой, — воли мужикам вовек не знать. Видел татарин во сне кисель, так не было ложки.