Александр Розов - Мауи и Пеле держащие мир

• Название: Мауи и Пеле держащие мир
• Автор: Александр Розов
• Жанр: Социально-психологическая фантастика

---

— Да, это не похоже, но подход тот же. Людей осудили не за их дела, а только лишь за принадлежность к определенной профессии, социальному слою, или религии.

— Тогда, — заметил Лукас, — вам придется признать, что весь мир практикует нацизм. В каждой стране правящий режим запрещает какие-то партии и организации, и какие-то разновидности бизнеса. Взять, хотя бы, процессы над мафией.

— Но, мафия, это криминальная организация, не правда ли, Лукас?

— Видите, отец Себастиан, вы согласились, что членство в криминальной организации является криминалом. А кредитный банк, транснациональный концерн, политическая партия, коллегия адвокатов, и лоббистский клуб, пробивающий новые налоги, чтобы перераспределить ресурсы в свою пользу? Для обычных людей они хуже мафии.

— Не знаю, — сказал священник, — все это очень сложно, а все логические построения в политике пахнут кровью, поскольку каждая, даже самая кровавая диктатура находит логические обоснования своих действий. Здесь, на Бора-Бора были, к счастью, только депортации, но на Увеа-и-Футуна был страшный геноцид всей цивилизованной части населения, и даже фосфорные бомбардировки. И наверняка тоже с обоснованием.

— Тогда, отец Себастиан, в чем проблема с применением общих принципов, с указания которых вы начали? Что мешает вам считать режим Меганезии просто злом?

— Я попробую объяснить. Скажите, Лукас, вы верите в бога?

— Нет, отец Себастиан.

— Очень жаль. А вы, Олив?

— Вероятно, тоже нет. По крайней мере, не в том смысле, в каком учит церковь.

— Я понимаю… Мне будет трудно объяснить вам…

…Тут разговор был прерван внезапным появлением в церкви двух молодых и крепких мулаток, одетых в обычную униформу мичманов Народного флота. Они стремительно огляделись, прошли в тот угол зала, где устроились двое «гидов» — Тореро и Люггер, и обменялись с ними несколькими репликами и несколькими похлопываниями по спине. Видимо, уяснив для себя ситуацию, две девушки-мичмана, пересекли зал и уселись на корточки около трех индийских беженок с Фиджи. Снова состоялся обмен репликами, похлопывание по спине. Потом беженки, явно обрадованные, побежали куда-то вглубь церковных закоулков, и вернулись с тремя небольшими сумками.

Было уже ясно, что они уходят с мичманами. Но, перед тем, как покинуть церковь, они подошли к священнику и молча поклонились. Одна из девушек-мичманов повела их на улицу, а вторая подошла к священнику, козырнула и четко произнесла:

— Мистер Себастиан, я благодарю вас за помощь в адаптации наших новых жителей.

— Не за что, мисс, — ответил он, — берегите этих троих, на их долю выпало немало горя.

— Не беспокойтесь, мистер Себастиан, с ними все будет ОК. Можете зайти завтра в наш адаптационный центр, и посмотреть. Я обещаю вам кофе и гостеприимство, — мулатка-мичман снова козырнула, развернулась и тоже вышла на улицу.

Священник проводил ее взглядом, потом повернулся к Олив и Лукасу:

— Только сейчас мне стало ясно, как правильно ответить на вопрос. Дело в том, что зло обладает некоторыми признаками. Прежде всего, оно наслаждается своей силой, своей возможностью безнаказанно пытать и унижать окружающих. Здесь я этого не вижу.

— Все в Меганезии неправильное, — с легкой иронией заметила Олив, — даже зло какое-то испорченное.

— Можете шутить, — ответил он, — но для меня это очень серьезно и важно.

— Извините, отец Себастиан, у меня привычка шутить в споре.

— Не надо извинений, я же вижу, у вас просто легкий характер.

— А знаете, признаки чего вы сейчас назвали, отец Себастиан? — спросил Лукас.

— Я назвал признаки зла, как я сказал, — ответил священник.

— Как ни странно, — сообщил ему социальный философ, — вы назвали главные признаки политической власти с точки зрения социальной психологии.

— Вы стремитесь смотреть на все с позиции политики, — грустно отметил Себастиан, — а взгляните на это с позиции человечности.

— Хороший совет, — Лукас кивнул, — но что такое человечность в наше время?

— Разве это не очевидно во все времена? — спросил священник.

Социальный философ покачал головой и произнес.

— Есть фильм «Эпоха алчности», 2013 года, периода Великой рецессии. Сюжет таков:

Простой американский парень, бывший военный, работает в охране грузов. Его жена — домохозяйка, чудесная девушка, но у нее сложная болезнь, требующая дорогостоящего лечения. Врачи справились бы с проблемой, но из-за рецессии медицинская страховая компания перестает оплачивать счета клиники. Главный герой не унывает, у него есть накопления, 60 тысяч долларов, вложенные в паи инвестиционного фонда. Он намерен обратить паи в деньги, но оказывается, фонд прогорел. Главный герой идет к адвокату. Результат — бессмысленная потеря еще 10 тысяч долларов. Он идет к прокурору — его выставляют за дверь. А фонд выставляет ему счет еще на 60 тысяч. Таков особый пункт инвестиционного контракта о солидарном покрытии убытков фонда. В компьютерной системе герой становится финансово-проблемным. Работодатель сразу расторгает его контракт — и герой теперь безработный. Далее банк расторгает с ним договор ипотеки, и начинает процедуру выселения из дома. Его жена в отчаянии совершает суицид. Теперь парню уже нечего терять, он берет автомат и начинает методично отстреливать всех, кто причастен к этой типичной американской финансовой истории. Где человечность в этом сюжете? И на чьей стороне симпатии зрителя? Как вы думаете, отец Себастиан?

— Я понимаю… — священник вздохнул, — …Симпатии большинства зрителей — на стороне убийцы, но это не доказательство правоты убийцы, а доказательство того, что общество ослеплено ненавистью. Убийство бесчеловечно, значит, убийца не может быть прав.

— По вашей логике, — заметил Лукас, — любая война бесчеловечна и несправедлива.

Священник утвердительно кивнул.

— Да. Война это безрассудная попытка устранить одно зло другим злом.

— В таком случае, отец Себастиан, вы в идейной оппозиции к руководству католической церкви. Все Римские Папы признавали возможность справедливых войн.

— Лучше пусть я буду в оппозиции к Риму, чем к Нему, — спокойно ответил священник, и дотронулся пальцами до своего нагрудного креста.

— Сильно сказано, — оценила Олив, — теперь я за вас спокойна, отец Себастиан.

— В каком смысле вы за меня спокойны? — с легкой ноткой удивления спросил он.

— Просто, — пояснила она, — среди foa есть принцип уважения к индивидуальной позиции человека. А ваша позиция, как только что доказал Лукас, именно индивидуальна.

— Боюсь, Олив, я не совсем вас понял.

— Ничего страшного, — она улыбнулась, — просто я за вас рада, хотя не разделяю ваших взглядов. Спасибо, отец Себастиан. И счастливого Рождества.

* * *

Двумя часами позже. Культовый ресторан «Bloody Mary».

Этот ресторан, расположенный на юге восточного берега острова Бора-Бора, на берегу лагуны, известен на весь мир. У входа — деревянная доска, со списком знаменитостей, побывавших здесь. В колониальную эпоху, желающие пообедать или поужинать здесь заказывали столик заранее — иначе никаких шансов. А на вид «Bloody Mary», это просто деревянный пляжный павильон, стилизованный под старый туземный fare с крышей из пальмовых листьев, и песчаным полом. На полу — простые деревянные столики, вокруг которых расставлены табуретки из простых обрезков толстых бревен. Такие же простые табуретки есть у стойки бара. Но… Не все так просто. «Bloody Mary», это своего рода шедевр деревянного дизайна в псевдо-туземном стиле. Вот в чем изюминка. Кто и как придумал и раскрутил «Bloody Mary» в далеких 1970-х, теперь уже мало кто помнил, но ресторан получился действительно очень симпатичный, хотя и довольно дорогой.

Как и все предприятия иностранных концернов, оказавшиеся в зоне контроля Конвента, ресторан «Bloody Mary», принадлежащий французскому концерну «Sofiline», подвергся «четвертованию». Четверть осталась заморскому владельцу, а три четверти поступили в распоряжение (соответственно) фонда экономического развития Гавайики, локального комиссариата Бора-Бора, и трудового коллектива отеля. Исключение из этого правила, введенного Трибуналом, делалось только для предприятий, где коллектив создал свой собственный комиссариат, участвовавший в самозащите Конфедерации. Но, коллектив «Bloody Mary» в политику не лез, и ресторан был четвертован по общему правилу.

Казалось бы, этот акт революционного перераспределения в комплексе с остановкой привычного потока клиентов-туристов должен был бы разорить предприятие. Но, как оказалось, солдаты и офицеры Народного флота тоже любят посидеть в таком уютном местечке, пообщаться и вкусно покушать. У топ-менеджера ресторана в начале было опасение, что, как при большинстве национальных революций на мировой периферии, «солдаты свободы» будут жрать, напиваться и ломать мебель, а платить за все ударом ружейного приклада в челюсть официанту, посмевшему принести счет. Но как раз эти опасения были напрасны. Бойцы народного флота не только вели себя экономически-корректно, но еще обеспечивали корректное поведение любых других посетителей. В обстановке реставрации Великой Кокаиновой Тропы, последнее было крайне важно. В ресторан иногда заходили такие субъекты, что…