Галина Кожевникова - Цена ненависти

• Название: Цена ненависти
• Автор: Галина Кожевникова
• Издательство: Информационно–аналитический центр «СОВА»
• Жанр: Политика
• Год: 2005
• ISBN: 5–98418–005–7

Цена ненависти. Национализм в России и противодействие расистским преступлениям: (сб. статей) / сост.: А. Верховский. — М.: Центр «Сова», 2005. — 256 с. (Научное издание)

Предлагаемый вниманию читателей сборник статей посвящен таким актуальным проблемам, как рост национализма, преступления на почве ненависти, противодействие этим явлениям со стороны государства и общества.

В первой части сборника подводятся итоги мониторинга противоправной деятельности национал–радикалов и санкций за эти действия со стороны правоохранительных органов; анализируется эффективность существующего законодательства и предлагаются пути его реформирования.

Статьи второй части сборника посвящены различным идеологическим и организационным аспектам развития современного русского национализма — от маргинальных групп до известных идеологов и крупных организаций.

Сборник составлен и выпущен при поддержке «Национального фонда за демократию».

---

Поскольку Испания является «парадигматическим примером для изучения перехода к демократии»[244], и было сказано, что для Восточной Европы «оптимистический сценарий — это следовать путем Испании»[245], это заключение Енцарьона (если оно верно), должно иметь значительные последствия для нашего понимания того, как возникают полиархии.

Еще более значим в данном контексте другой парадигматический пример, а именно упадок германской Веймарской республики в 1930–1934 годах. Он характеризовался присутствием и активностью особенно разнообразного и динамического, по историческим и сравнительным меркам, добровольного сектора[246]. Как указывала Шери Берман,

«по контрасту с тем, что предсказывают неотоквилианские теории, высокий уровень развития гражданского общества, отсутствие сильного… правительства и политических партий послужило фрагментации, а не объединению немецкого общества… Богатая общественная жизнь Веймара создала решающую почву подготовки для будущих нацистских кадров и базу, с которой Национал–социалистическая рабочая партия (НСДАП) смогла предпринять свой Machtergreifung (захват власти). Если бы немецкое гражданское общество было слабее, нацисты никогда не могли бы привлечь так много граждан для своих целей и победить своих оппонентов так быстро…. НСДАП пришла к власти не путем привлечения отчужденных, аполитичных немцев, а скорее путем вербовки высокоактивных индивидуумов и последующей эксплуатации их способностей и членства в разных ассоциациях для расширения притягательности партии и консолидации ее позиции как самой большой политической силы Германии»[247].

Специфика германских гражданских ассоциаций того времени состояла в том, что вместо того, чтобы исполнять роль индикатора демократичности немецкого общества,

«…они росли в период напряженности. Когда национальные политические институции и структуры проявляли свое нежелание или неспособность обращать внимание на нужды своих граждан, многие немцы отвернулись от них и нашли помощь и поддержку в организациях гражданского общества. Рост ассоциаций в те годы не означал наличия такого же роста либеральных ценностей или демократических политических структур; вместо этого он повлек за собой и усилил фрагментацию политической жизни Германии и делегитимацию национальных политических институтов»[248].

Похожая аргументация была представлена по поводу ситуации в Северной Италии, где фашистское движение после Первой мировой войны также выросло из относительно хорошо развитой системы институтов гражданского общества[249] — поставив, таким образом, под вопрос известный тезис Путнама[250].

Эти наблюдения подтверждают, что роль, которую гражданское общество играет в смене режимов, обусловлена конкретными политическими условиями, такими как сила политических институтов и уровень легитимности существующего политического режима. Шери Берман приходит к выводу, что

«возможно, поэтому образование и развитие ассоциаций должно рассматриваться как политически нейтральный коэффициент — изначально не хороший и не плохой; его влияние зависит от широкого политического контекста»[251].

Частичное решение проблемы одновременно прои антидемократической роли, которую может играть гражданское общество, может быть найдено в попытках выделить различные типы негосударственных/некоммерческих структур, то есть тех их разновидностей, которые имеют демократический или антидемократический уклон. Например, самыми значимыми среди наиболее быстро растущих организаций добровольческого сектора Веймарской республики были разнообразные националистические ассоциации, ставшие популярными после Первой мировой войны. Эти националистические организации лучше всего рассматривать как «симптомы и средства перемен. Они были сформированы как специфические организации в пределах пространства, которое открылось из–за сложности и архаичности доминировавшей ранее классовой политики»[252].

Непартийные институты, чем и были националистические организации, стали замешать политические партии — феномен, который после Второй мировой войны снова стал заметен в ряде западных стран[253]. Эти организации не являлись манифестациями собственно гражданского общества, а представляли собой скорее «негражданские группы»[254] или «негражданские движения»[255].

Такой подход был недавно детально развит в статье Ами Педазура и Леонарда Вайнберга, которые предложили ввести давно известное, но до сих пор недостаточно разработанное понятие «негражданского общества» в современное изучение правого экстремизма[256]. Педазур и Вайнберг замечают, что с начала 1970–х годов непартийные организации, связывающие государство с обществом, в целом стали более популярны. И это касается не только структуры чисто гражданского общества. Непартийные группировки, бросающие вызов демократии, то есть различные разновидности негражданского общества, в качестве заменителей правоэкстремистских партий[257] или как дополнительные игроки в антидемократическом спектре тоже стали более значимыми в консолидированных демократиях.

Неэлекторальные политические стратегии западного правого экстремизма сегодня

Еще до того, как были представлены эти теоретические аргументы, непартийной сфере уделялось много внимания в эмпирических исследованиях новейшего развития немецкого и других западных ультранационализмов. В отличие от Герберта Китшельта, который в своей новаторской книге о том, что он называет «новой радикальной правой» в Западной Европе в 1970–1990–х годах, сфокусировал свое внимание в основном на политических партиях[258], Михаэль Минкенберг в своем последующем сравнительном анализе правого радикализма в Германии, Франции и США после 1968 года учитывает, кроме партий, также множество различных группировок негражданского общества[259]. М. Минкенберг включает в это понятие интеллектуальные круги, разные субкультурные образования, религиозные кружки, юношеские группировки, издательские дома и другие организации. Внимание Минкенберга к этим феноменам обеспечивает базу для более адекватной оценки проникновения радикальных правоэкстремистских идей в общество — особенно применительно к тем странам, которые не сталкивались с такими впечатляющими подъемами радикальных правых партий, как Свободная партия Австрии (Freiheitliche Partei Österreichs) в Австрии, Национальный альянс (Alleanza Nazionale) в Италии или Национальный фронт (Front national) во Франции.

Минкенберг более адекватно, нежели Китшельт, анализирует то, как активисты, поддерживающие такие идеи, сознательно используют различные стратегии в продвижении своих взглядов в зависимости от конкретного социально–политического контекста, культурных традиций и правовых установок, в рамках которых они оперируют[260]. Минкенберг, например, отмечает, что в США некоторые ксенофобские и фундаменталистские группы вместо формирования собственных партий использовали для проникновения в государственные структуры организации, близкие к Республиканской партии[261]. А в Германии так называемый новый правый интеллектуальный дискурс о национальной истории и идентичности получил влияние через публичные дебаты политического мейнстрима[262]. Вместо формирования собственных партий часть немецких правых радикалов выбрала тактику воздействия на немецкую политическую культуру в целом[263] и на программы умеренных правых партий в частности[264]. Более того, «новые правые» сделали это с помощью явной адаптации известного грамшианского утверждения, что идеологическая группа должна достичь сначала «культурной гегемонии» в обществе, а уж потом приобрести политическую власть[265]. На территории бывшей ГДР, к удивлению многих исследователей, правые радикальные партии, с некоторыми заметными исключениями[266], также не были слишком успешны на выборах, но в то же время ультранационализм в Восточной Германии стал силен на субкультурном уровне, в особенности среди молодежи[267].

Группускулы

Важная часть послевоенного негражданского общества, а именно множество миниатюрных и относительно закрытых, часто фашистских, группировок, распространенных во всем мире, недавно была подробно интерпретирована в новом и эвристически плодотворном ключе Роджером Гриффином — как «группускулы»[268]. Не соглашаясь с теми, кто считает такие мелкие экстремистские группы не стоящими внимания историка или политолога[269], Гриффин утверждает, что существует определенная подкатегория маленьких ультранационалистических группировок, которые, несмотря на их не впечатляющие размеры, должны восприниматься серьезно как отдельные объекты изучения. Этот класс включает в себя такие западные организации, как группа «Союз обороны» (Groupe Union Défense), Белое Арийское Сопротивление (White Aryan Resistance) и Европейский фронт освобождения (European Liberation Front)[270]. Эти специфические группировки, которые Гриффин называет «группускулами», или ушли из большой политики после неудач на выборах, но продолжают существовать как закрытые ассоциации, или никогда не мыслили себя как полноценные партии, а с момента своего создания являлись относительно изолированными организациями, обращенными в основном только к узкому кругу членов и сторонников. Хотя некоторые группускулы называют себя «партиями», они могут быть лучше поняты как принадлежащие к «уменьшенному подтипу»[271] политической партии.