Марианна Баконина - Смерть на выбор

• Название: Смерть на выбор
• Автор: Марианна Баконина
• Издательство: Азбука, Терра
• Жанр: Криминальный детектив
• Год: 1997
• ISBN: 5-7684-0488-0

Достоверная информация — самый дорогой и порой самый опасный товар. В погоне за сенсацией или в поисках истины герой этой книги — журналисты и репортеры — вторгаются в сферы, где секреты ценятся дороже человеческой жизни. Выбор темы неслучаен для автора, ведь Марианна Баконина — популярная телеведущая петербургского Пятого канала.

На этот раз Марианна Баконина выступает как автор детективов. Вместе с героями «Апокрифического клада» читатель перенесется в знойную среднеазиатскую пустыню, в песках которой сокрыт древний клад — казна некогда влиятельного восточного ордена бекташи. Да и остальные повести, включенные в эту книгу, не оставят читателю возможности скучать.

---

— Постарайся, а? Ты же все можешь, если захочешь. — Второе излюбленное оружие прессы — лесть.

Но и лести она не заметила:

— Погоди, я сейчас позвоню одному парню. Он у нас был большим специалистом по ножичкам. У меня должен быть номер.

Нина бросилась в комнату.

Весьма комфортабельная, хотя и однокомнатная квартира почти в центре, возле площади Репина, — второе крупное приобретение прославившегося Максима Самохина; с первого гонорара он купил фототехнику, а уж потом квартиру. Он даже почти успел ее обставить — только вот телефон почему-то все равно стоял на полу.

Нина быстренько перелистала записную книжку — и поколдовала с кнопками на аппарате.

— Сергей Валентинович, добрый вечер, извините за поздний звонок. Вас беспокоит Нина Самохина, из отдела рукописей «Публички». Тут такой несколько необычный вопрос. Ко мне попали фотографии, сделанные… — Девушка чуть язык не проглотила: тихонько подкравшийся Максим довольно сильно ударил ее по спине, потом погрозил кулаком и просигналил одними губами — «про милицию — ни звука».

Нина махнула рукой. Но отделаться от грубияна мужа не так легко, как отогнать комара. Пришлось запустить в него тапочкой.

— Да, да, извините… Я немного сбилась. Да, фотографии, с очень необычным кинжалом. Мне почему-то кажется, что это сделано в какой-то из арабских стран. Такой кривой широкий нож… Кинжалом бы я его не назвала — у нас довольно определенные представления о том, как должен выглядеть кинжал, — это совсем другое. Вы бы не посмотрели?.. Подъехать завтра? В три часа? Да, разумеется, смогу.

Она успела повесить трубку до того, как оправившийся от удара домашней обуви Максим совсем по-тарзаньи заорал:

— Умница. Я всегда знал, что ты умница… А я завтра же сбегаю к этому, которому подкинули…

Отыскать оперативника тридцать пятого отделения Колю Горюнова, договориться о встрече с замотанным текучкой милиционером — это все не проблема, несколько сложнее добраться до трехэтажного домика в центре, но не на основной улице. Сугробы и торосы, накопившиеся за три снежных месяца, заставили сидевшего за рулем довольно новой «девятки» Максима задуматься о приобретении собачьей упряжки. Если верить бессмертному Джеку Лондону, нарты и хорошо обученные собачки — то, что надо при езде через Белое Безмолвие. Детище же Волжского автозавода ныло и пищало, вскарабкиваясь на очередной сугроб и снова падая в раздолбанную колею. Еще труднее найти место для парковки. Даже летом улицы Петербурга, некогда поражавшие шириной заезжих иностранцев, не вмещают железный поток — свидетельство открытых границ и возрастающего благосостояния. Зимой же немногие места для парковки занимает снег. Следовательно… Максим оставил машину довольно далеко от тридцать пятого отделения. И дальше уже сам прыгал с черного сугроба на другой не менее черный сугроб.

Удостоверение и предварительный звонок на пост охраны помогли пробраться за железную дверь отделения милиции. Именно за этой относительно бронированной дверью работали следователи и дознаватели, принимал граждан начальник отделения и отдыхали патрульные.

Третий этаж, коридор — длинный и темный из-за отсутствия окон и по причине весьма мрачной окраски стен. Два поворота — и кабинет оперативника Горюнова, точнее, кабинет, в котором Коля Горюнов и еще три оперативника занимались борьбой с бушующей в некогда Дзержинском, а теперь в Адмиралтейском районе преступностью. На вооружении небольшого отряда состояли: три стола канцелярских, две машинки пишущие, портативные, отечественные, стульев сразу шесть и даже один диван, два шкафа таких же канцелярских, как и столы, папки, бумаги и скоросшиватели — без счета, электрочайник и стаканы на подносе. Вероятно, где-то таилось и другое грозное оружие — табельные пистолеты, к примеру.

Коля Горюнов сидел за столом у окна и, высунув язык, вписывал циферки в уже готовые таблицы. Максим, давно привыкший входить в милицейские кабинеты без стука, уселся напротив и внимательно наблюдал за сосредоточенно трудящимся оперативным сотрудником. Коля даже кончик языка для надежности высунул. Таблица была стандартная: население, число зарегистрированных преступлений, число зарегистрированных преступлений на десять тысяч душ населения — так называемая криминогенность, число раскрытых преступлений, раскрываемость, тяжкие преступления и их раскрываемость, совершенные в общественных местах и по линии уголовного розыска, преступления неочевидные и корыстные, тяжкие и против личности, дела, переданные в суд или в военную прокуратуру, и так далее — еще три тысячи одних цифр, только по их району. Миллион цифр, которые собирают каждую неделю и каждый месяц и, разумеется, каждый год и которые передаются в Главк, а потом в МВД России. И тогда узкие арифметические ручейки вполне частной порайонной информации сливаются в могучую статистическую реку, подобную Амуру или даже Хуанхэ. Ведь именно при помощи этих цифр кабинетные ученые рассуждают о криминальной революции, милицейские начальники рассказывают о собственной компетентности, оппозиционные политики объясняют, почему их надо пропустить к власти, а политики, уже утвердившиеся возле управленческого руля, именно в этих хотя и грозных, но постоянных цифрах видят благой знак грядущей стабилизации.

— Извини, я у нас наказанный, так что надо…

Коля проговорил извинения, не отрывая глаз от бумаг, — еще бы, одно неверное движение руки, и может вкрасться ошибка, куда более судьбоносная, чем пресловутые написанные слитно «подпоручикиже». Вдруг перепутаешь число тяжких, их сто шестьдесят восемь в месяц, и неочевидных, их аж четыреста сорок два, — скандал на всю Россию.

— А за что тебя наказали? — лениво поинтересовался популярный криминальный репортер. Ответ он знал заранее: что поделаешь, опыт и дружба с операми по всему городу.

Коля вздохнул и ответил стандартно:

— Дела не заполнял, проверяющие приехали и застукали, я их даже припрятать не сумел, был на обходе — искал потенциальных свидетелей убийства. Тоже, кстати, должным образом не оформив опрос жильцов дома. Начальнику дали по шапке, а он, как паук-эксплуататор, тут же повесил на меня статотчет. Словно у нас сидельцев-чинуш мало.

Колин ответ был таким же стандартным, как и его усредненная внешность. Довольно высокий, но не дядя Степа, не худой и не полный, коротко, но давно стриженные волосы, не иссиня-черные, но и не блондинистые, усталые, как в песне про Надежду, глаза, и вполне ординарный рот, если не считать морщин отпетого циника — глубоких борозд, падающих от носа к губам, они украшают лицо каждого оперативника, проработавшего по специальности более пяти лет.

Одежда тоже неприметная: джинсы, толстый свитер, довольно мятый воротничок фланелевой рубашки.

Максим рядом с ним походил на павлина, пришедшего в гости к скворцу.

Ярко-зеленая рубашечка от Levi's, песочного цвета брючки, вроде бы спортивные, но и неуловимо элегантные, ботинки «Топман», не подделка какая-нибудь, на диван брошена коричневая опойковая куртка, не турецкая и не китайская, плюс к этому яркая улыбка, блеск синеэмалевых глаз, стрижка явно «от стилиста-визажиста» и прочие признаки явного преуспеяния — мягкая кожаная сумка, из которой вскоре будут извлечены блокнот-органайзер для делового человека и золоченый «паркер».

— Сейчас, еще три минуты.

Коля освободился через пять минут. Протяжный вздох облегчения и щедрое предложение:

— Я весь твой, может, сначала кофейку?

Максим согласился и уже совсем было собрался начать расспросы, но Коля оказался из разговорчивых.

— Ты, как я понял, насчет этого мужичка с кинжальчиком. Очинно занятный мужичок. Маленький такой, юркий, капельку болтливый, да что ж тут странного — он полжизни в поле провел, в волчьем одиночестве, вот и компенсирует. Он ко мне под конец дежурства пришел, и сразу как огорошит. У нас же больше насчет скандалов семейных, пьянок или дебошей в коммуналках приходят заявлять, те, кому надоело ходить к участковому. Или кражонка какая мелкая, или подростки во дворе балуются, или побили кого возле Сенной. А так, если что посерьезнее, — вызывают прямо на место. И тут этот мужичок с ноготок, со своей мистикой. Кинжал, пятна крови и прочая демоническая ерунда… Я его, конечно, внимательно выслушал, параллельно раздумывая, не передать ли в смежное ведомство, расквартированное на речке Пряжке, а он раз — и кинжальчик свой затейный достает.

— Адрес ты его записал? — Максим, быстро писавший что-то в своем роскошном блокноте, решил на секунду прервать красочный рассказ Коли Горюнова, тот снисходительно улыбнулся и протянул мастеру пера листок с адресом.

— Да, так вот, когда он этот кинжальчик достал, я ему почему-то сразу поверил. Сам не знаю почему… Я потом с ребятами это проговаривал — мы так и не придумали более-менее сносное объяснение всем этим чудесам. Пятна крови были, нож и впрямь необычный, врать ему вроде не с руки. Никто ничего путного не придумал.