Александр Кузнецов - Когда я стану великаном

• Название: Когда я стану великаном
• Автор: Александр Кузнецов
• Издательство: Искусство
• Жанр: Детская проза
• Год: 1982

Сценарий «Когда я стану великаном» касается нравственных проблем, волнующих наше молодое поколений. В нем рассказывается о победе добра и справедливости, чувстве долга и истинной дружбы, скромности и честности. Фильм по сценарию удостоен премии ЦК ВЛКСМ «Алая гвоздика».

---

— Какой есть, — охотно согласился Копейкин.

— Ты, говорят, стихи пишешь?

Копейкин отвел глаза:

— Пишу.

— Хорошие хоть?

— Хорошие! — Прежняя маска вернулась к нему, и он опять валял дурака. — А зачем плохие писать?

— Ну… Плохие поэты тоже считают, что они хорошие стихи пишут. Так что с тобой делать-то?

— Готов нести наказание! — послушно согласился мальчишка. — Но… за такое мелкое хулиганство и взрослых-то на три рубля штрафуют. А вы бы меня не оштрафовали.

— Это почему же?

— А у вас с чувством юмора все в порядке!

И Копейкин солнечно улыбнулся.

Был один из первых весенних дней, когда оживают дворы, наполняясь детворой, гомоном, смехом и писком, когда еще не распустились деревья, но уже пригревает солнышко, и глаз радуют весенние лужи.

Копейкин неторопливо шел по двору, и хотя он тащил тяжелую сумку, какие-то свертки, продукты, белье из прачечной — домой идти не хотелось. Он прошел мимо гаражей, где у отцовской машины возился Ласточкин. Они будто и не замечали друг друга, но каждый знал: тот, другой, зорко следит за «противником».

Возле сваленных в кучу ящиков уютно расположились два здоровых парня в рабочих халатах, они закусывали, запивая пивом.

Навстречу мчался пятилетний соседский мальчишка.

— Пе-еть!.. Она ушла! — таинственно заявил он.

— Кто?

— Горошкина!

Копейкин поспешил сменить тему.

— А чего это у тебя рука вся в крови, а, Филипп?

— Так везде же стекла битые! — спокойно пояснил мальчишка. — А я с забора прыгал. Тренировался.

— Ну, бабка тебе даст! — улыбнулся Копейкин.

— А как ты думаешь, вон с той крыши я смогу прыгнуть?

— С крыши — подожди!

— Я знаю, что надо подождать. Но когда я вырасту такой большой, как ты, я смогу? — Филипп смотрел на него с обожанием, и Копейкин смутился.

— Петь, а что такое рифма? — не унимался Филипп.

— Рифма? — серьезно ответил Копейкин. — Это когда концы слов в строчках как бы совпадают… — Он подумал, что объяснение не очень удачное, но больше ничего сообразить не мог.

— Вот, например: рычал — мычал… Хочешь пряник?

Они присели на скамейку и стали жевать пряники. Отсюда Копейкину было очень хорошо видно все, что делается в гараже Ласточкиных.

— Теперь слушай, — продолжал объяснение Петька:

…У братишки Вовки
Сказок полон рот.
В небылицах этих
Все наоборот.
Ночью светит солнце,
Днем луна сияет,
Черепаха прутиком
Лошадь подгоняет.
Пес мяукал,
Кот рычал.
Заяц хрюкал
И ворчал,
Слон забрался к мышке в норку,
Вместо с мышкой грызли корку.
Если эту чепуху
Протереть на терке.
То у Вовки в дневнике
Вырастут пятерки.

Но не успел он закончить последнюю строчку, как вдруг почувствовал, что что-то холодное льется ему за воротник. Он вскочил — перед ним стоял здоровенный детина, этакий великовозрастный недоросль, с пивной бутылкой.

— Расти большой, не будь лапшой! — захохотал верзила. Копейкин быстро отпрыгнул в сторону и тут же ловким движением ударил парня по руке. Тот растерялся, однако бутылка не выпала из его рук, а только обрызгала его.

Верзила оторопел.

— Ты, метр с кепкой! — угрожающе сказал он, сорвал кепку с Петькиной головы, запустил ее вверх, по ветру, захохотал.

— Топорышкин! Иван! Иди сюда! Работать надо! Обод кончился! — пробасил другой, такой же долговязый его приятель. Верзила обернулся — и тут Петька подпрыгнул, как кошка, сорвал кепку с его головы.

Он знал, знал, он чувствовал: Ласточкин сейчас очень зорко наблюдает за ним в предчувствии его, Копейкина, унижения. Да и в самом деле, Ласточкин откровенно повернулся в их сторону и смотрел в упор.

«Иван Топорышкин пошел на охоту, с ним пудель пошел, перепрыгнув забор…»

Звонко крикнул Копейкин, вывернувшись как раз прямо из лап верзилы.

«Иван, как бревно, перепрыгнул болото, а пудель вприпрыжку попал на топор…».

Копейкин запустил кепку парня высоко на дерево. Длинный бросился снова, но Копейкин ловко увернулся, и парень налетел на дерево.

«Иван Топорышкин пошел на охоту, с ним пудель вприпрыжку пошел, как топор…»

Длинный, озверев, опять бросился, опять налетел не дерево и упал.

«Иван провали бревном на болото, а пудель в реке перепрыгнул забор»… — звонко кричал Копейкин.

Теперь второй парень бросился на помощь и погнался за Копейкиным. Копейкин легко перемахнул через решетку забора, парень же зацепился, порвав брючину.

«Иван Топорышкин пошел на охоту, с ним пудель в реке провалился в забор…» — выглядывал Копейкин из-за другого дерева.

Оба здоровых парня гонялись за ним по двору, по свежевысаженным клумбам, жильцы ругались, возмущались, пытались их остановить, но напрасно. Остановить их было невозможно.

Наконец Копейкин юркнул в подъезд. Парни бросились за ним. Но тут из подъезда выкатили тележку с детским питанием, и они сходу врезались в неё. Послышался звон разбитого стекла, мгновенно образовалась молочная лужа.

Парни оторопели, рабочие яростно накинулись на них с проклятиями и руганью, и они пустились наутек.

Копейкин появился в лестничном проеме второго этажа. Он тяжело дышал, но все же орал во всю глотку из окна:

«Иван, как бревно, провалился в болото, а пудель в реке утонул, как топор…»

И тут он посмотрел на Ласточкина. Ласточкин сжал губы и отвернулся.

Филипп был счастлив. Он уже собирался крикнуть Пете что-то восторженное, как вдруг увидел в песочнице железную бляшку. Он поднял её и начал рассматривать. Чья-то рука вдруг выхватила у него бляшку. Это был Ласточкин.

— Чья это? — спросил он.

— Петина… — с готовностью сказал Филипп, — От пояса оторвалась.

Ласточкин покрутил бляшку — она была сделана как медальон, и с внутренней стороны в нее была вставлена маленькая фотография Горошкиной. Заметно было, что вырезана она из общей фотографии класса, но узнать её можно было легко.

Ласточкин разглядывал её некоторое время, потом положил в карман.

— Я отдам ему завтра! — улыбнулся он Филиппу.

И тот с готовностью закивал.

Большая перемена подходила к концу, вот-вот должен был прозвенеть звонок.

Горошкина и Травкина стояли в дверях спортивного зала и смотрели, как мальчишки играют в баскетбол.

Среди игравших заметно выделялся рослый длинноногий парень, двигавшийся удивительно ловко и пластично. Он не суетился, тратился ровно столько, сколько нужно, и от этого оставалось ощущение, что играет он легко, спокойно, даже чуть лениво.

Травкина во все глаза смотрела на длинноногого парня и тихо шептала подруге:

— Говорят, он с севера, из Инты приехал. Всех девочек на «вы» называет. Изящно, правда?

Горошкина молчала. А Травкина, истолковав по-своему её молчание, продолжала говорить:

— Тебе не кажется, что он похож на Олега Видова? Или, вернее, на Алена Делона? Чувствуется в нем что-то рыцарское, правда?

Горошкина оборвала ее довольно холодно.

— Спортивный мальчик — вот и все. — Она презрительно ухмыльнулась. — Возможно, даже глупый… Просто наверняка глупый. Теперешние мальчишки почти все глупые.

— Но почему? — сникла Травкина, чувствуя окончательный приговор подруги. — Ты же его не знаешь… Может, он ничего… А твой капитан Грей только в книжке бывает…

— Да. Греи бывают только в книжках, — неумолимым голосом подытожила Горошкина. — А в жизни бывают только баскетболисты.

Маша решительно повернулась и пошла из зала. Травкина поплелась за ней. Опустели коридоры.

Молоденькая практикантка в ярком батнике направлялась на свой первый урок. Ее сопровождала Джульетта Ашотовна, пытаясь по-своему наставлять:

— Я веду себя, как Шахразада, останавливаюсь на самом интересном месте и требую, чтобы в следующий раз они продолжили и закончили. Ну а вы как хотите. В общем, не волнуйтесь!

— Да что вы, Джульетта Ашотовна, я и не волнуюсь вовсе, — вежливо, чуть презрительно отвечала практикантка.

— Правда? — ахнула доверчивая Джульетта Ашотовна. — Если бы я сейчас шла на первый урок, я бы, наверно, просто умерла от страха! Они вообще чудные ребята, но… Честно говоря, иногда я их боюсь!

— Ничего! — улыбнулась практикантка. — Как-нибудь сладим! Уж эти мне современные детки! Я слишком хорошо знаю цену всей их глобальной информации и самостоятельного мышления. Эту наглость, которую вы называете раскрепощённостью. С ними ведь как нужно: ошеломить их с первой секунды и не выпускать до последней. Канадцы называют это «форчекингом». Слышали?

— Нет! — робко ответила Джульетта Ашотовна.