Павел Далецкий - Рассказы о старшем лесничем

• Название: Рассказы о старшем лесничем
• Автор: Павел Далецкий
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1961

Павел Далецкий — автор ряда книг, из которых такие, как «Концессия», «Тахама», «На сопках Маньчжурии», «На краю ночи», широко известны и советскому и зарубежному читателю.

Как романист Павел Далецкий любит точный материал, поэтому и в новой своей работе он обратился тоже к точному материалу.

«Рассказы о старшем лесничем» — подлинный жизненный материал. Они заинтересуют читателя остротой столкновений честного, преданного своему делу человека с любителями поживиться народным добром, и с карьеристами, примазавшимися к лесному хозяйству, и с людьми, плохо понимающими свои обязанности. Много препятствий встречается на пути такого разумного хозяина. Воля, характер, находчивость помогают ему. Рассказы принесут читателю несомненную пользу и потому, что познакомят его с современным положением дела в наших лесах, а ведь нет ни одного человека, который был бы равнодушен к лесу.

---

— А если б мы попросили у вас разрешения, вы нам разрешили бы? Не сказали бы: довольствуйтесь пока тем, что имеете?

Замминистра засмеялся:

— Правильно, так и сказали бы.

— И тогда мы стояли бы перед необходимостью двойного нарушения дисциплины: и финансовой, и административной. Тяжеленько было бы. А нарушить пришлось бы, потому что проводить дороги и строить мосты все равно нужно: ведь без дорог, без применения в лесу самой разнообразной техники решение партии и правительства относительно восстановления леса выполнить невозможно.

— Так, так… Ну, а раскройте все-таки секрет: какой принцип вы положили в основу вашей работы?

— А мы действовали по-мужицки… или, если хотите, по законам житейской логики. Как проверяется прочность цепи? Прочностью самого слабого звена, не так ли? С дорогами мы поступаем так: строим и тут же пускаем транспорт. Немедленно выясняется слабое место: вдруг протискиваются колеи, тут выбоины, там вмятины… Эти слабые места сейчас же и укрепляем. Дорогу мы испытываем транспортом. А то закроют строители проезд, а потом хлопот и ремонтов не оберутся. Вот так… без большой науки. Ругать будете, что без науки? Но ведь практика — та же наука, ей-богу…

И смотрел пожилой человек с морщинистым лицом, с седыми усами, но молодыми глазами на своего начальника и посмеивался, и замминистра только развел руками.

На обратном пути говорили о многом: о приросте леса, о производственных цехах в лесхозе, о механизации. Говорили, и замминистра думал: все и везде решает человеческий характер. Характер должен быть творческим и в достижении цели непреклонным. И таким характером, представлялось ему, обладает старший лесничий Сиверского лесхоза.

Химия и ольха

Первозданные леса, куда не ступала нога человека, стоят и стоят себе тысячелетиями. Бурелом, валежник, великаны, упавшие от старости, вывороченные корни, молодые и зрелые деревья, подлесок, жесткие и нежесткие травы, животные, птицы… И только нет человека, а если и есть, то он, далекий от цивилизации, на равных правах со всем остальным живущим, берет от окружающего только то, что ему нужно для поддержания существования. И медленно идет круговорот могучей лесной жизни, и куда она направлена, на какие пути дальнейшей эволюции, кто может сказать?..

Но круговорот лесной жизни, ее медлительный точный ход человек может подчинить другому ритму: он может заставить дерево расти быстрее, может оберечь его от болезней, может одни породы заменить другими. И такое вторжение не нарушит красоты и здоровья лесной жизни, наоборот, будет содействовать и тому и другому.

Дань, которую берет разумный человек с леса, если у берущего есть знание и мера, не страшна лесу. Наука должна быть основанием всех взаимоотношений человека с природой.

Еще до войны у профессора Декатова появилась мысль о химии.

Он проводил опыты на небольших делянках. После войны Игорь Васильевич Шутов, сотрудник Научно-исследовательского института лесного хозяйства, продолжал его дело.

Когда в сорок четвертом году работники лесхоза пришли на свои участки, они застали картину почти полного истребления. Но вот на вырубках пошла ольха, под ее пологом стала прорастать ель.

Ольха хороша тем, что на ее корнях образуются клубеньки, вырабатывающие азот, а плоха тем, что ее широкий лиственный полог, вначале по-матерински опекающий ель, потом начинает затенять ее.

Можно ли найти такой химический состав, который, подсушивая ольху и березу, не повредит ели? Да, конечно.

И через некоторое время нужный состав был найден. Вот он стоит в бутылях. Как его применять? Двигаться пешком по земле, продираться сквозь чащу и опрыскивать вручную?

К этому времени в распоряжении лесхоза уже был самолет. Самолет поднялся в воздух и опрыскал опытные участки. Повяли, засохли ольха и береза. Свет широким потоком ринулся к молодым елям. И медленно растущая ель, которая обычно в год дает два-три сантиметра приросту, стала давать по шестьдесят — восемьдесят сантиметров.

Это была настоящая победа, настоящее торжество, был найден путь к разумному хозяйничанью в лесу.

Не сразу, конечно, все давалось. Сначала производили опыты на маленьких «пристрелочных» площадках, над несколькими десятками деревьев, потом на делянках, потом на больших участках, наконец передавали достигнутые результаты всему лесному хозяйству.

Что еще нужно знать тому, кто пожелает малоценные породы заменить более ценными?

После усыхания ольхи и березы не следует тотчас вырубать их, пусть постоят годика три, создавая для ели ажурную тень, потому что ель, выросшая под чужим покровом, боится яркого света; пусть понежится некоторое время в ажурном свете.

Но еще лучше опрыскивание проводить в два-три приема, применяя вначале неполную дозу химического раствора. Тогда в первый год ольха и береза, теряя крону и значительную часть листвы, пропускают к ели то количество света, которое не пугает ее. Второй и третий заходы самолета дадут уже полное усыхание дерева, и молодая ель, освоившись со светом и теперь уже требуя его, пойдет вверх семимильными шагами.

А воздушно-сухая ольха и береза — отличный материал для ширпотреба, да и дрова исключительные. А дровами русский человек, при всех современных технических облегчениях, любит отапливать свое жилье.

Осматривая опытные участки, Анатолий Анатольевич приметил: эти же химикалии убивают и сорняк. На смену широколистым травам появляются кормовые злаки. И тут уж не моцион скоту, не прогулка на воздухе, а самое доброе питание.

По этому поводу один заинтересованный экскурсант сострил:

— Вы, товарищ старший лесничий, все говорите про лесохозяйственное устройство… Какое лесохозяйственное, у вас же зоотехническое!

Две правды

В питомнике собрались сотрудники. Разговор шел на самую животрепещущую тему: принять на веру рекомендацию академика или не принять.

Питомник окружают высокие деревья, отчего уголки разнообразных культур, то с густыми посадками, то с редкими, то с каскадами цветов на грядах, — кажутся еще уютнее.

Решили проверить: ведь и академику будет приятно получить подтверждение своих мыслей.

Этот случай был еще до войны.

Тогда, взяли двухлетнюю пихту и ель и посадили саженец от саженца на расстоянии в шестнадцать сантиметров и ряд от ряда на том же расстоянии.

Через год сделали новую посадку: расстояние между рядами оставили прежнее, а саженцы посадили в трех-четырех сантиметрах друг от друга.

Разразилась война. Забыты были питомник и опыты, другие задачи встали перед народом. Но после войны, когда сотрудники лесхоза снова занялись своей работой и стали восстанавливать питомник, они увидели, что те саженцы, которые были посажены далеко друг от друга, стали хорошими, сильными деревьями… Деревца же на втором участке захирели.

Анатолий Анатольевич внимательно осмотрел каждое дерево. Для него были ясны ошибки в рекомендации ученого: в первом случае питания для каждого дерева было достаточно, во втором — саженцы переплелись корнями, пищи не хватало, света тоже. Бодрее на этой делянке выглядели крайние деревья — те, которые могли пустить корни на сторону, на свободу.

По мысли же академика, результат должен был получиться иным: именно крайние деревья должны были вырасти чахленькими, ослабевшими в борьбе с чужими видами, остальным полагалось вырасти крепкими, потому что внутривидовой борьбы нет, внутривидовые поддерживают друг друга.

Анатолий Анатольевич долго изучал делянки, рассматривал, почти ощупывал каждое дерево.

С одной стороны, неприятно: учение академика применительно к пихте и ели не подтвердилось. С другой — хорошо, пища для ума: мир необыкновенно сложен и разнообразен. Так наука идет вперед.

Приехал из Москвы товарищ Б. Анатолий Анатольевич повел его в питомник к злополучным участкам.

Б. хотя и был облечен солидными полномочиями и властью, встревожился:

— Анатолий Анатольевич, вы что, с академиком спорите?

— Я спорю? Нисколько. С ним факты спорят.

— Да вы разве не знаете, что тезисы академика утверждены в Москве. Вы что, ревизуете решения Центрального Комитета?

— Я ведь говорю не о своей точке зрения, — тихо сказал Анатолий Анатольевич, — а о фактах. Бывают решения, которые на основании новых фактов приходится отменять.

Б. промолчал. Он долго осматривал питомник, а под конец сказал:

— Не нравится мне ваше упрямство. Мой добрый совет вам: уничтожьте те ваши делянки…

— Дорогой товарищ начальник, — задрожавшим голосом сказал Книзе, — если я, по вашему совету, уничтожу опытные делянки, я обману партию. Вы мне это советуете?

В ту ночь Анатолий Анатольевич спал не так хорошо, как обычно. Ночью было очень тихо, и только поэтому можно было слышать звуки, на которые днем не обращаешь внимания… далекий гудок паровоза, мягкий шумок проносящегося по шоссе грузовика, человеческий голос, позвавший кого-то внизу, под обрывом…