Владимир Дэс - Зелёное пальто

• Название: Зелёное пальто
• Автор: Владимир Дэс
• Жанр: Русское современное

Начало перестройки в России. Когда были разрушены социальные системы государственного регулирования а новые не были созданы, люди работали, жили и учились так, как могли. В этом произведении прослеживается судьба семьи которая в социальном обществе была на самом дне, и в силу новых обстоятельств получила возможность попасть в самые сливки нового Российского общества.

Стала она жить лучше или хуже судите сами.

---

На остановках, например, никто не курил, а в автобусе все сразу же закуривали. Поэтому весь их транспорт напоминал паровоз, у которого, как из труб, со всех окон валил дым. И приходилось, нам, солдатам, выкидывать дымивших аборигенов из автобусов. Правда, они больно и не сопротивлялись.

Местных женщин мы и вовсе не видели. Они или работали на полях, или сидели по домам, рожая детей и занимаясь домашним хозяйством. Мужчины же или торговали на базарах, или играли в «шишбыш» [8] .

Рядом с нашей частью было небольшое болотце, населенное маленькими полосатыми и страшно злыми комарами. Еще там водились черепахи, такие плоские и быстрые, что больше напоминали большие пуговицы от ширинок, чем своих песчаных собратьев.

От комаров мы спасались, натираясь с головы до ног вонючей соляркой. Черепах же мы пытались ловить для супа, но это удавалось крайне редко. Бегали они, плоские и тощие, быстрее тараканов.

Так что в свободное время мы чаще ловили скорпионов и ядовитых фаланг для изготовления сувениров на «дембель».

Вокруг части в воздухе все время висела тягучая, однотонная музыка, напоминающая стон человека с больными зубами. Я долго не мог понять, почему местные жители этот вой называют песней? Понял потом, когда по-настоящему разглядел природу этой страны, ощутил величие и красоту этих мест.

Утром из-за гор в молочно-серебристой дымке медленно-медленно поднималось солнце, обнажая пологие склоны, освещая долины. Первые лучи, как музыкант пальцами, нежно трогали аккорды таинственных звуков.

Торжественно, не спеша, просыпалась, отряхиваясь отосна, вся природа. Горы, вспыхивая бликами, тянулись к небу. И в этой только что абсолютной тишине, от которой резало уши, все громче и громче сама собой начинала звучать музыка, протяжная и тягучая, как утренний туман в долине.

Вот тут до меня и дошло, почему местные поют так, а не иначе. Это пели их горы, их долины, их реки…

Мы же в части пели совершенно другие песни: «Щечки, словно снегири, снегири. Губки-ягодки горят» и тому подобное. В общем, как и все солдаты.

Думали и пели только про любовь и Родину.

У каждого под подушкой хранилось фото любимой девушки, ну а если таковой не было, то фото Фиделя Кастро или Юрия Гагарина.

Фотография же моей девушки Трахомы уже месяц как была обведена траурной лентой. Она меня обманула, не дождалась. Погибла от любви не ко мне, а к клею. Во время очередного кайфа клей БФ вытек из тюбика и наглухо заклеил ее голову в пакете. Отчего она задохнулась и померла.

Мое горе было так велико, что штатные стукачи тут же доложили об этом замполиту. Замполит, как душевный человек, пригласил меня к себе домой в семью, успокоить, чаю попить, военный блок НАТО поругать.

Семья его состояла из скучающей от ничего неделания молодящейся жены и дочки, только что вошедшей в возраст полового созревания.

Я скромно сидел за столом, пил чай и улыбался жене и дочке. Замполит в больших количествах пил водку.

И к концу чаепития он упал головой на стол.

Дочка пошла смотреть по телевизору программу «А ну-ка, девушки!», а жена замполита попросила меня показать ей кое-какие приемы боевого самбо.

Мы вышли в сад, и я почти до трех часов ночи показывал ей «приемы». Но, как оказалось, она и сама владела ими весьма неплохо, так что мне пришлось очень много импровизировать, чтобы она не заскучала от частых повторений.

А через неделю у нас начались учения.

Воевали «синие» и «зеленые».

Мы были «синие».

По сценарию учений на «зеленых» должны были сбросить с самолетов контейнеры с нервнопаралитическим газом «зарин». Чтобы «зеленые» не отравились по-настоящему, их заранее об этом предупредили. «Зеленые» окопались, укрылись, заткнули все дырки, надели противогазы и стали ждать газовой атаки. Но летчики, очевидно, были дальтониками и сбросили контейнеры с газом не на «зеленых», а на нас – «синих», намазанных в это время соляркой от комаров. Когда генералы сообразили, что кто-то где-то что-то перепутал, было уже поздно. Наша «синяя» армия, задыхаясь, горела синим пламенем в прямом смысле этого слова.

Хорошо я вовремя сориентировался и скомандовал разведгруппе нырнуть в болото к плоским черепахам.

От смерти мы спаслись, но когда вынырнули, обнаружили, что у всех исчез волосяной покров. Причем везде.

А у меня вдобавок отслоилась кожа по всему телу, и я оказался как бы в скафандре. При ходьбе булькал. Кожа то и дело трескалась, и я весь истекал чем-то непонятным и вонючим.

Поэтому меня срочно отправили в госпиталь. Туда через неделю, когда я пошел на поправку, приехал замполит со всей семьей.

Навестить меня по старой дружбе.

Я очень удивился, увидев его живым. Оказывается, во время газовой атаки он был в стельку пьян, как, впрочем, и весь старший командный состав. Поэтому отравляющий газ на офицеров не подействовал.

Его жена, поняв, что я в этот день не способен проводить приемы боевого самбо, быстро покинула палату, сказав, что ей надо сделать рентген таза.

Сам замполит, почуяв запах спирта, ушел к главврачу, а со мной осталась их прыщавая дочь.

Она прониклась ко мне состраданием и стала регулярно навещать меня в госпитале. Чем очень поспособствовала моему выздоровлению.

Вскоре ее стало подташнивать. Как она объяснила папе с мамой, от больничного запаха.

Тут как раз разразился очередной международный конфликт на Арабском полуострове. И глава нашего государства объявил по телевизору, что у нас есть добровольцы из воздушно-десантных войск, которые хотят оказать содействие одной из сторон конфликта.

Я не стал дожидаться, когда тошнота дочки замполита перерастет в полноту, и быстро записался в добровольцы.

Нас, добровольцев, в количестве двух батальонов погрузили в самолеты, и мы улетели в сторону конфликта.

После успешного завершения военной операции нас, уже героев, к большой моей радости, вернули не в Баку, а в Каунас.

Там на плацу, перед строем, нам вручили правительственные награды, это давало возможность поступить в любой вуз страны без конкурса.

И я после «дембеля» [9] поехал не домой, а в город-герой Ленинград.

С орденом, полученным за защиту интересов Родины на Синайском полуострове, я легко поступил в Ленинградский юридический университет. Получив приказ о зачислении и место в общежитии, я отбыл наконец-то к себе на родину.

И не то чтобы меня сильно тянуло домой, просто перед тем, как отправиться добровольцем на войну, я отослал свое зеленое пальто маме и теперь решил его забрать с собой на учебу.

Дома все было по-прежнему.

Папа продолжал икать и теперь лежал на месте бабушки.

Но если глаза бабушке я закрыл монетками, то папе рот заткнули детской резиновой клизмой, которая, когда он икал, испускала пукающие звуки.

Старшая сестра, окончательно разочаровавшись в мужчинах, теперь жила с маленькой мохноногой женщиной. Ноги этой женщины напоминали сестре бабушкины рейтузы, которые она очень любила в детстве.

А младшая, не успев выйти из колонии, опять села за грабеж мужчины в пальто с применением все той же папиной бритвы. Ей эту бритву дяди в погонах упорно возвращали после очередной отсидки.

Мама же перестала шить на соседей. И принялась перешивать старые вещи из пунктов приема вторсырья в первоклассный импортный товар.

Мамин «импорт» разлетался молниеносно.

Особенно самопальные джинсы из крашеного брезента.

Благодаря этой маминой инициативе наше семейство стало потихоньку обживаться: появились телевизор, утюг и даже унитаз.

Мое зеленое пальто я нашел у порога.

На нем спал неясной породы кот, с одним глазом и хитрой улыбкой.

Он никак не хотел отдавать мне мою собственность, но, получив пинка, улетел, как птица, в форточку. А еще говорят, будто кошки не летают.

Упаковав зеленое пальто, я поцеловал маму, вечную труженицу, нажал пару раз на клизму, торчащую из папиного рта, с порога помахал сестренке, расчесывавшей волосы на ногах своей подруги, и умчался в город-герой Ленинград.

В университете учиться было интересно.

Экономику нам преподавал ветхий профессор с клюшкой, выходец из какой-то полудикой народности, обитающей в Нерчинске. Туда некогда ссылали «декабристов», а затем большевиков, коммунистов, за коммунистами: оппортунистов, троцкистов, космополитов, диссидентов и немногочисленных пока олигархов.

Профессора этого мы прозвали Шаманом. С детства одна нога у него была короче другой, и поэтому на охоту соплеменники его не брали. Вот он от безделья читал и читал, читал и читал единственную на весь Нерчинск книгу «Капитал» Карла Маркса, забытую кем-то из ссыльных революционеров. А читая, так полюбил, что выучил ее наизусть.

И когда «это чудо» выросло, его как необычный экземпляр привезли из Нерчинска в Ленинград. Здесь ему без диссертации, как представителю малой народности, присвоили звание профессора и направили в наш университет преподавать политэкономию загнивающего капитализма.