Александр Мень - Церковь и мы

• Название: Церковь и мы
• Автор: Александр Мень
• Издательство: Издательский дом "Жизнь с Богом"
• Жанр: Культурология
• Год: 2012
• ISBN: 5-903612-09-3

Сборник составлен из домашних бесед прот. Александра Меня, которые проходили в домах его прихожан в период с 1982 по 1989 гг. В них отец Александр размышляет о тайне и силе Церкви и ее значении в жизни каждого человека. Беседы публикуются впервые.

---

Что касается нашего времени, то я думаю, критерий святого Василия Великого вполне продолжает работать. В современной культуре очень много богоискания, очень много светлого и прекрасного; и вполне можно, опираясь на те ценности, которые есть внутри этой культуры, вести с ней диалог. Более того, как я уже писал, именно в XX веке в культуре и в современной философии было очень много потоков, обращенных непосредственно к христианству и к духу. Современная философия на 80% — философия полумистическая, духовная, ищущая. В современном искусстве, даже когда художники в плане своего мировоззрения стояли далеко от веры, их трагические полотна, их странные произведения — все они вопили о недостаточности плоского материалистического мироощущения. Они вопили о трагедии!

Кино, музыка и многие другие ходовые формы современной цивилизации могут быть языком веры.

Взять хотя бы оперу «Иисус Христос — Super Star» — это интересный феномен. Оказывается, можно говорить о Евангелии (правда, текст там просто гнусный, хотя музыка неплохая) современной молодежи языком современной музыки. Когда‑то я смотрел фильм Пазолини «Евангелие от Матфея», я не могу сказать, чтобы этот фильм мне понравился, но когда я его просмотрел, я понял, что можно создать хороший фильм на эту тему.

Я смотрел много прекрасных христианских фильмов, как зарубежных, так и советских, христианских не только по форме, но по духу. Кстати, когда я сравнивал Пазолини «Евангелие от Матфея» с нашим фильмом «Андрей Рублев», конечно, русская Голгофа у Тарковского гораздо выше по духу и глубже, чем Голгофа у Пазолини, — это бесспорно. Даже облик Христа у Тарковского мне показался более внутренне подлинным, чем у Пазолини.

Кадр из фильма «Андрей Рублев». Режиссер А. Тарковский

О новых подходах к проповеди говорит и знаменитый современный проповедник Билли Грэм. Он говорит, что если раньше апостол Павел приходил, становился на площади и проповедовал, то почему бы мне сейчас не продавать пластинки со своими речами, не делать рекламы, не прибегать к тем обычным приемам, к которым прибегает любая информация нашего времени? И то, что Библию сейчас издают в виде таких журналов, похожих то ли на «Paris Match», то ли на «Курьер ЮНЕСКО», — это тоже хорошо, потому что люди, чтобы получить информацию, привыкли читать текст именно в таком виде, и поэтому он будет и яснее, и проще, и доходчивей для них.

Но, конечно, это таит в себе тысячу опасностей: может быть слишком много элементов вульгаризации. Самое главное, чтобы не было секуляризации, чтобы не сделать все плоским, пошлым, — уступки духу века сего не должно быть ни в коем случае, только полная внутренняя верность. Вот это самое трудное: при полной адекватности современной форме — полная внутренняя верность духу. Это, конечно, трудно. Гораздо легче или просто обособиться, сказать, как некоторые сектанты говорят: все это, вместе с кино, это все сатана придумал, — или, наоборот, сказать, что все это настолько прекрасно, что мы только просим: дайте нам маленькое тепленькое местечко в вашем великолепном царстве современного великого общества — the great society.

Две легкие позиции, но мы не можем их принять.

Итак, я повторяю. Мы говорили об отношении Церкви к Ветхому Завету, отношении Церкви к нации, отношении Церкви к культуре…

Можно было об этом еще много говорить, но я думаю, что это достаточно ясно. Подход такой, что Церковь культуру как творчество приемлет, и совершенно не соответствует церковной точке зрения отрицание культуры. Для нас достаточно сказать, что вся, например, цивилизация поздней Античности, Европы, России и других стран создана на основе христианства, если бы оно отрицало культуру, то этого бы и не было. Ислам, скажем, отрицает статуи? — отрицает, поэтому никакого искусства ваяния в мусульманстве нет. Нет, и все. Вот вам прямое доказательство.

Православие, Католичество, Протестантизм

[...]В сложных взаимоотношениях между Католической и Православной Церквами первичным было церковно–культурное отчуждение, а те пункты, которые обычно ставятся как признаки, отличающие православных от католиков, появились в качестве вторичных значительно позже.

Достаточно сказать, что споры об обычаях, о времени празднования Пасхи и так далее между Западом и Востоком бушевали за многие века до появления догмата о папском примате.

Важно подчеркнуть, что догмат о папском примате и авторитете (примат и авторитет — сейчас раскрою, в чем их смысл) был сформулирован только на Первом Ватиканском соборе в 1870 году. До этого никакого вероучительного определения не было. Тем не менее разделение уже почти тысячу лет существовало.

Смысл ватиканского определения относительно Папы сводится к двум вещам. Первая — Папа является первоиерархом Церкви; между тем в православии первоиерархи были главами национальных Церквей. А вторая — Папа может выступать от лица Церкви, между тем как в православии от лица Церкви говорят собрания епископов.

Почему возникло такое представление о первоиерархе? Вовсе не потому, что западные церковные учители вдруг впали в заблуждение или, как говорят, их «заело властолюбие». Когда начинают объяснять просто грехами, то это самое неудачное объяснение: ведь грехи — категория международная; можно подумать, что на Востоке не было властолюбия; властолюбцев было еще больше, потому что там власть была более деспотичной и неограниченной. Причина тут совсем в другом.

Дело в том, что в западном мире в результате нашествия варваров при Великом переселении народов были разрушены все социальные структуры. И осталась одна Церковь, как социальная структура. Поэтому она вынуждена была укрепиться — как единственный центр, связывающий духовно все многообразие варварских народов и остатков прежних народов империи. В силу этого обстоятельства, не имея соперника в лице императора, церковная власть Рима стала напоминать светскую власть. Это было связано с возникновением Папского государства.

Возникло оно таким образом. Когда византийский император пытался навязать иконоборчество Римскому Папе, Папа отказался признать иконоборческую ересь, и император направил корабли с войсками для подавления неудобного Папы. И тогда папа Стефан обратился к королю франков с посланием от лица апостола Петра. «Я, Петр–апостол…» и так далее. И франки выступили, и довольно большую территорию, которая окружала Рим, добровольно отдали Папе.

Таким образом, он оказался государем, которого византийский император уже не мог взять голыми руками: у него была своя земля и свое войско. Неприкосновенность, или по крайней мере независимость главы Церкви, была гарантирована не правом, а фактической его защищенностью, то есть чисто военной. Только в XIX веке Папа был лишен этого Папского государства (и конечно, лучше бы–АО бы, чтобы это произошло добровольно). С 1929 г. Папским государством является Ватикан, и международное право играет роль тех войск, которые некогда ограждали Папскую область. И то, что Ватикан является самостоятельным государством, — это вовсе не признак того, что Папа обуреваем некой государственной гордыней. А просто потому, что по существу глава Церкви не должен был быть подданным какого‑либо государства, чтобы на него никто не мог давить.

И вся средневековая история Западной Церкви была жестокой борьбой за инвеституру — за право поставления епископов. Папы не хотели, чтобы светская власть получила контроль над епископатом. И мы знаем по истории XX века, во всех европейских и азиатских странах, какое колоссальное влияние на церковную жизнь оказывает возможность светской власти назначать епископов и манипулировать ими. Поэтому та борьба за инвеституру, которая нам кажется пережитком средневековой истории, на самом деле была борьбой за очень важное — за положение Церкви в мире.

Покойный патриарх Сергий говорил, что Церковь началась с раздробленных общин.

Собор Святой Софии. Киев. XI век

Только во II веке она стала объединяться в епископии и потом в митрополии. А еще позднее она начинает объединяться в патриархаты — большие патриархаты, соответствующие уже целым империям или их частям. И дальше, продолжает патриарх Сергий, ввиду такого централизующего процесса в Церкви, не будет ничего удивительного, если когда‑нибудь Церковь сможет получить единую структуру. Следовательно, католическая традиция, объединяющая всю Западную Церковь под единым началом, не является ни парадоксальной, ни еретической.

Есть одно обстоятельство, которое необходимо помнить при наших собеседованиях с католиками. Хомяков писал, что католики есть еретики. Между тем слово «еретик» (в обычном, не в бытовом, но в богословском смысле) обозначает человека, придерживающегося некоего учения, которое было осуждено как несовместимое с христианством. Следовательно, если возникает какое-то учение, которое не осуждено Вселенским собором, не вытекает из постановлений Вселенского собора и не соответствует учению Церкви, то это учение, если оно не общепринятое, называется «теологуменой» — «богословским мнением».