Михаил Гуськов - Дочка людоеда, или Приключения Недобежкина [Книга 2]

• Название: Дочка людоеда, или Приключения Недобежкина [Книга 2]
• Автор: Михаил Гуськов
• Издательство: ВАГРИУС
• Жанр: Юмористическое фэнтези
• Год: 1996
• ISBN: 5-7027-0292-1

Вы хотите знать, что случилось со скромным московским аспирантом Аркадием Недобежкиным, нарушившим великую булгаковскую заповедь:

«Никогда не разговаривайте с неизвестными»? А ведь не только заговорил, но и пригласил к себе домой совсем незнакомого старичка. А тот взял и скончался скоропостижно, но перед этим оставил ошалевшему аспиранту несметные сокровища и волшебный кнутик. Из-за этого пришлось Аркадию познакомиться с ведьмами, людоедами, упырями, а заодно и с родной милицией.

Бесовско-авантюрно-любовно-философско-юмористическая феерия Михаила Гуськова соткана из множества самых невероятных… приключений героев в Москве и других экзотических городах земного шара. Особая прелесть романа в том, что он… не закончен.

Продолжение следует…

---

Простившись с Завидчей, Недобежкин, в который раз потеряв голову от ее чар, шел среди зарослей орхидей, красовавшихся среди зелени наподобие причудливых бабочек. Огромные бабочки, похожие на летающие орхидеи, хлопали прямо перед его лицом разноцветными крыльями, словно махали перед ним павлопосадскими платками. Ярко-красные раффлезии, огромные, словно зонтики, цвели на лианах, опутывающих стволы шоколадных деревьев.

«Райское место! — неосторожно подумал российский аспирант, восхищаясь буйной тропической растительностью. — Нет, не врут путеводители, зазывающие лакированными фотографиями туристических журналов в экзотические страны. На Цейлон, в Таиланд, на острова Океании и Малайзии! Какое счастье, что мне повстречался Ангий Елпидифорович, иначе бы я и сейчас на нищенскую стипендию влачил жалкое существование в пыльной Москве».

Аркадий перелез через лиану и огляделся. Ему показалось, что он заблудился. От дорожки, ведущей в гостиницу, не осталось и следа.

Восхищаясь Шри-Ланкой, Недобежкин был прав. Для туриста это благодатный остров, но не дай Бог, оказавшись на этом благословенном острове, отступить хотя бы на шаг в сторону от тех троп, которые проложили туристические агентства, или поселиться не в той гостинице, которую рекомендуют тебе рекламные проспекты. Оступись сойди хоть на шаг с этой тропы, и ты из экзотического рая мгновенно попадешь в прозаический ад. Дождь, который день за днем обходил стороной твое бунгало или пляж, обрушится ливнем на твои плечи, воздух, которым ты с таким наслаждением дышал, покажется тебе непереносимо влажным и душным, под ногами вместо мягких гравиевых дорожек заструятся тик-паланги, жалящие страшнее кобр, а изумрудная зелень трав будет кишеть травяными пиявками, летучие собаки-коланги, что восхитительными гроздьями свисали с веток мангустанов, начнут с диким писком, как очумелые, проноситься в миллиметре от твоего лица, а гут еще медведь-губач появится из-за ствола хлебного дерева, плотоядно причмокивая хоботом.

Но даже если вы не оступитесь и не сойдете с тропинки, проложенной туристическим агентством, а лишь захотите продлить себе удовольствие и останетесь на второй срок, то уже через неделю убедитесь, что затвор вашего фотоаппарата, проржавев, перестал работать, нержавеющее перо авторучки покрылось слоем ржавчины. Ваш смокинг, в котором вы блистали на приеме в Коломбо, покрылся белым налетом плесени, а чемодан крокодиловой кожи разбух и не закрывается.

Вот и Недобежкин, оступившись, упал в бушующую зелень дикой экзотики. Он начал судорожно двигать руками и ногами, пытаясь вернуться в лоно цивилизации, но лишь все глубже и глубже утопал в зарослях лиан и кустарников.

Проблуждав несколько часов и почти отчаявшись найти дорогу к гостинице, олимпийский чемпион вдруг заслышал где-то неподалеку трубный звук. Продираясь на звук этой мелодии, он вскоре набрел на едва заметную тропинку и радостно побежал по ней. Тропинка привела его к полуразрушенной пагоде, где на каменном пьедестале восседал тот самый суровый старец, что воскрешал расслабленных и больных. Недобежкин как бы вынырнул из-за кулис на сцену и сразу же встретился глазами с Маркелычем, словно он только и ждал его появления. Повернувшись спиной к толпе паломников, старейший член ГРОМа вперил в него взгляд и произнес:

— Наконец-то ты пришел, юноша! Маркелыч говорил сообразно своему сану с божественно-юбилейными интонациями милицейского баса. — Запутался ты в бесовских сетях, яко Хома Брут в чарах своей панночки, и погибнешь не за понюх табаку, как погиб сын знаменитого героя Тараса Бульбы Андрей. Он, как и ты, тоже запутался и чарах своей полячки.

Недобежкину было странно слышать, что буддийский монах в апельсиновых одеждах говорит на чистейшем русском языке да еще уснащает свою речь гоголевскими образами, — Кто ты, старик? Откуда ты знаешь русский язык? Может быть, ты белогвардеец, осевший на Цейлоне? — воскликнул Аркадий, смущаясь неожиданными речами старца и в то же время радуясь, что наконец-то выбрался из джунглей и видит живых людей, да к тому же говорящих на его родном языке, — Слушай, Недобежкин, — грозно сдвинул брови святой старец, — Как видишь, я знаю твое имя, Куда бы ты ни скрылся, а от истины не уйдешь, Послушай меня, сынок, и сделай выбор, Маркелыч поднял палец, — Нечистая сила хочет с твоей помощью воцариться в мире Ты совершил какой-то добрый поступок и благодаря этому получил многие дивные дары, Правильно ли я говорю? — снова гневно зыркнул на аспиранта майор а апельсиновой тоге.

— Правильно говоришь! — как эхо, словно погружаясь в полусон, отозвался Аркадий, не понимая, куда клонит суровый монах, разрушающий идиллию его теперешних взаимоотношений с Завидчей.

— Дары эти ты растратил, остался у тебя лишь кнут, которым изгоняют бесов, и Соломонов перстень.

— Соломонов перстень! — вздрогнул аспирант, хватаясь за кольцо на своей руке.

— Реши сейчас, неразумный юноша, от беса ли я говорю или от святых божьих угодников? В России дела плохи, кончается срок, и скоро будет распечатан сосуд, который запечатал твой пращур Хома Брут, когда в церковь Николы Угодника заманил всю нечисть земли Русской, и если бы малость не струсил в самый последний момент, на вечные времена избавил бы от нечисти не только Святую Русь, но и всю землю.

— Странные вещи говоришь ты, старик! — задумчиво отозвался Недобежкин, словно пытаясь вспомнить что-то уже бывшее с ним. — Чудные сказки рассказываешь ты мне.

— Сказано в Евангелии: спадет с кеба звезда Полынь, — проговорил Побожий, кивая на стоящего рядом Волохина, словно это тот был виноват в падении злосчастной звезды, — Чернобыльник это и есть полынь, вот и случилась чернобыльская катастрофа. Какие еще сказки тебе нужны, кроме Чернобыля, или этого доказательства мало, что я говорю правду?

— Чего же ты хочешь от меня, человек? — тихо проговорил Недобежкин, понимая, что отшельник говорит правду.

— Ты употребил свой кнут на детские забавы и преступления, против своей воли стал убийцей, попал в тюрьму и вот очутился здесь, за тысячи верст от Родины. Государство столько денег угрохало, чтобы ты стал ученым. Разве твои поступки достойны ученого человека?

Побожий встал со своего пьедестала. Слезы навернулись у него на глаза, он подошел к Аркадию и обнял его за плечи.

— Всеми святыми тебя заклинаю, если дорога тебе Россия и осталась хоть капля жалости к людям, отдай мне свой кнут, чтобы я мог на веки вечные загнать бесов в преисподнюю.

Побожий встал перед Аркадием на колени и дотронулся до его брючины. Тот стоял, словно в забытьи. Все, что говорил старик, так не вязалось с тем счастливым образом развеселой и богатей жизни, с цветами и ароматами окружающей природы, с той музыкой знойных испанских мелодий, которые игрались по вечерам в шри-ланкийских ресторанах. Аркадию не хотелось верить грозному отшельнику, но он вдруг понял, что старик прав. Недобежкин словно очнулся ото сна и решился.

— Хорошо, святой старец! — лихо воскликнул он. — Жаль, конечно, мне расставаться со своим кнутом, хороший был кнут, с ним сам черт не страшен, ни сума, ни тюрьма, да ты уговорил меня, чему быть, того не миновать. Шамахан! — крикнул он заветное слово и отвязал с запястья ременный браслет, который вмиг развернулся в переливающуюся молниями змею. — Бери, старик, мою силу и власть, только изгони бесов из России.

Недобежкин пару раз щелкнул на прощание кнутом, так что разноцветные шаровые молнии к восторгу изумленной толпы шри-ланкийцев брызнули из земли и унеслись драконами в поднебесье.

Аркадий всунул в руку Маркелыча кнут и, чтобы не передумать, поспешил прочь через толпу паломников к той дорожке, которая, как он знал, выведет его на шоссе, бегущее к гостинице в Маунт Лавинии.

Глава 17 ЗАПАДНЯ НА ЧЕРТОВОМ ПОГОСТЕ

Как помнит из истории читатель, подходы к той церкви, где по преданию Хома Брут отпевал колдунью-панночку, заросли бурьяном и чертополохом, опутаны густым терновником и утыканы кривыми, как бы от рождения гнилыми деревьями. Чертовым погостом называли хуторяне это место. На следующее же лето после того злополучного года, когда отпевали сотникову дочку, казак Дорош пошел нарубить там орешника для черенков и вернулся как очумелый, приговаривая: «Рублю, а из стволов кровь капает!» После чего слег и, если бы назло жене не лечился добрыми порциями горилки, недолго бы еще пожил на свете. Другие хуторяне, бравшие в этом месте хворост или рубившие дрова, когда пытались топить ими, слышали, как те начинали плакать и стонать человеческими голосами, а над хутором стоял такой угар, что дышать становилось совершенно нечем.

У овчара Свирида, наперекор своему тестю вытесавшего ворота из срубленных на Чертовом погосте колод, они через две недели рухнули прямо на его гнедую кобылу-трехлетку, едва не переломав ей хребет, и если бы в бричке со Свиридом не сидел их поп Гермоген, то уж точно воротами прибило и самого Свирида. Когда стали смотреть рухнувшие столбы, то они оказались настолько источены шашелем и изъедены древесными червями, будто простояли в земле по меньшей мере сто лет. Короче, окрестные жители убедились, что деревья с Чертова погоста не годятся ни на растопку, ни на какие плотничьи поделки, а грибы и ягоды родятся в этом месте сплошь ядовитые Поэтому вскоре тропинки туда заросли непроходимым кустарником, и место это как бы перестало существовать, и было совершенно забыто окрестными хуторянами. А ни на что не годные горбатые лиственницы тем не менее вымахали чуть ли не в поднебесье, да и дикие груши не намного от них отставали, однако не дай Бог какому-нибудь случайному путнику, продравшемуся через заросли терновника, полакомиться их плодами — язык бы обожгло, как огнем, и несколько недель пришлось бы очумело отплевываться распухшим ртом, черт знает кому бормоча бессвязные проклятия.