Василий Брусянин - Вешний снег

• Название: Вешний снег
• Автор: Василий Брусянин
• Жанр: Русская классическая проза

Семья Брусяниных. Фото 27 октября 1903 г.

Брусянин, Василий Васильевич (1(13).IX.1867, г. Бугульма, ныне Тат. АССР, — 30.VII.1919, Орловская губ.) — рус. писатель. Род. в купеческой семье. В 1903-05 — ред. «Русской газеты». Участвовал в Революции 1905-07, жил в эмиграции (1908-13). Печатался с сер. 90-х гг. Автор сб-ков очерковых рассказов: «Ни живые — ни мертвые» (1904), «Час смертный. Рассказы о голодных людях» (1912), «В рабочих кварталах» (1915), «В борьбе за труд» (1918); романов «Молодежь» (1911), «Темный лик» (1916) и др., историч. романа «Трагедия Михайловского замка» (т. 1–2, 1914-15).

Соч.: Доктора и пациенты. Типы врачей в худож. лит-ре, П., 1914; Дети и писатели, М., 1915; В стране озер. Очерки из финляндской жизни, П., 1916.

Лит.: История рус. лит-ры конца XIX — нач. XX века. Библиографич. указатель под ред. К. Д. Муратовой, М. — Л., 1963.

И. И. Подольская.

---

Подчиняясь неодолимому тяготению к литературе, Наталья Ивановна, ещё будучи курсисткой, начала помещать в столичных газетах свои переводы, небольшие статейки и даже стихи, которые ей, впрочем, не удавались. Уезжая в провинцию, она утешала себя надеждою, что в условиях иной жизни почерпнётся новый материал, который она и намеревалась использовать в своих корреспонденциях и отчётах из провинциальной жизни.

Последнее ей вполне удалось, но как-то ненадолго: в гимназии, где она начала учительствовать, обрушился на неё ряд неожиданных бед, главным образом, благодаря несходству взглядов на обучение и воспитание девиц, которые были руководящими в деятельности молодой учительницы и которые признавались «несвоевременными и неприложимыми» со стороны гимназического начальства и большинства старых педагогов.

Всё своё разочарование Наталья Ивановна излила в своих корреспонденциях в одну из распространённых столичных газет, и это вызвало новую бурю, порвавшую связь «непокладистой» учительницы с гимназией.

Наталья Ивановна завелась частными уроками и в это время повстречалась с Борисом Николаевичем.

Наталье Ивановне быстро и без всякого труда удалось пробудить в Борисе Николаевиче бывшего интеллигента, вместе с тем, без стараний и намерений со своей стороны, она разбудила в нём и сердце.

Они быстро поняли друг друга, быстро сошлись и повенчались. Трудясь на разных поприщах, молодожёны одинаково пользовались своим досугом. Они внимательно следили за литературой и настроениями в обществе, старались быть полезными и для провинции, устраивая чтения и спектакли, организуя библиотеки и воскресные школы и классы.

Увлечённая своей работой, Наталья Ивановна не особенно вникала в условия адвокатской деятельности мужа и только совершенно случайно узнала эту «скрытую тайну», как она называла его деятельность.

В городе на глазах у всех разыгралась страшная семейная драма. Некто Серебряков, опекун малолетних сирот, так ловко запутал дело последних, что из опекунов сделался претендентом на опекаемое имущество. Когда Борису Николаевичу удалось защитить обвиняемого, преступность которого не вызывала сомнения в глазах местного общества, — его коллеги завидовали успеху до сих пор не особенно заметного адвоката, но зато в обществе все в один голос обвиняли Бориса Николаевича, упрекая его пятитысячным гонораром, полученным за ведение дела.

Борис Николаевич первый раз с тревогою прислушивался к мнению общества, и это пробудило в нём критику. Ему легко удалось припомнить и ещё такие же случаи из практики, когда удавалось реабилитировать заведомо преступных клиентов или смягчить их участь. Правда, на его памяти были и такие дела, в которых он явился действительно защитником напрасно осуждаемых, но таких дел было немного, да и велико ли ещё это добро по сравнению с тем злом, какое он совершил, удачно защитив Серебрякова?

Сцена, когда Борис Николаевич принёс домой заработанные пять тысяч, никогда, кажется, не изгладится из его памяти. С какой-то необъяснимой печалью в глазах посмотрела на эти деньги тогда Наталья Ивановна и, действительно, ничего не сказала, а только заплакала.

И с этого момента начался поворот в жизни Бориса Николаевича. Он теперь не сомневался в своём нравственном падении, и в нём сразу замерла надежда на исправление. Супруги долго не могли прикоснуться к этим злосчастным серебряковским деньгам, и на этой почве у них произошло несколько неприятных объяснений, из которых одно едва не кончилось крупной размолвкой.

Ссоры между Борисом Николаевичем и Натальей Ивановной стали повторяться чаще и чаще, и с течением времени прежняя дружба сменилась открытой враждой.

Чтобы подавить душевную боль, Наталья Ивановна старалась уйти в дела по библиотеке и в занятие в воскресной школе, а Борис Николаевич стал искать утешений на стороне, в среде скучающей губернской интеллигенции, и начал пить.

Адвокатскую практику он совершенно покинул, дав себе слово никогда не возвращаться к этому сомнительному делу.

— Бедняков клиентов мы с вами не будем защищать, — говорил он своим бывшим коллегам, — потому что они не прокормят нас, а хлебосольные богачи — несносны и ненавистны мне!..

Продолжая дальнейшую проповедь в этом духе, Борис Николаевич никого и ни в чём не убедил, вооружив против себя всех своих бывших товарищей по работе, и окончательно порвал с ними связь.

Его нравственная связь с женой также как будто порвалась, по крайней мере, так казалось обоим супругам. Они продолжали жить вместе, и взаимная отчуждённость была тяжела для обоих. Разочарованная в муже Наталья Ивановна разочаровалась в прелестях семейного очага и, проклиная себя за мимолётное влечение к личному счастью, стала искать утешения в общественной работе.

Потом, когда она убедилась, что Борис Николаевич не безнадёжно погибший человек, было уже поздно восстановить душевное равновесие в последнем.

К разочарованию Бориса Николаевича в адвокатуре как в общественной деятельности прибавилось разочарование в том, к чему он привязался после долгих лет одиночества: он уверил себя, что его Наташа потеряна для него навсегда, и совершенно опустился.

Борис Николаевич уехал в Петербург в надежде подыскать какое-либо занятие, так как в родном городе, где он себя опозорил, ему противно и ненавистно было всё, что напоминало ему о его падении. В Петербурге он целые полгода слонялся без дела, проживая остатки ненавистных ему серебряковских денег и, наконец, заболел белой горячкой; подобрав на улице, его поместили в больницу.

Его страстное, безумно отчаянное письмо к жене потрясло Наталью Ивановну, и когда она прочла строки, в которых Борис Николаевич описывал о том, как он хотел отравиться или броситься с Литейного моста в Неву и, долго нося в себе эти мрачные мысли, звал к себе свою дорогую Наташу, — молодая женщина бросила все свои занятия и поехала в Петербург. Мужа она нашла в Обуховской больнице, в ужасной обстановке, и они оба вновь примирились и начали новую петербургскую жизнь.

Наталья Ивановна занялась уроками и литературой, а Борис Николаевич подыскивал себе подходящие занятия. Вздумал было он заняться журналистикой, но из этой попытки ничего не вышло, и с тех пор началась его ненормальная жизнь. Он уже перестал искать себе занятий, живя какой-то странной мечтой. Ему представлялось, что вот-вот пройдёт ещё неделя или месяц, или год и явится какой-то человек или сложатся так обстоятельства жизни, что всё, чем он теперь жил, переменится, ему укажут на какое-то дело, и он горячо возьмётся за него. Перечитывая целыми днями газеты, журналы и книги, он воображал, что подготавливается к новой работе, и что уже совсем немного осталось времени до того момента, когда его призовут к новой деятельности и к новой жизни.

Жить всё время этим самообманом невозможно было, и Борис Николаевич вынужден был прибегать к средству, затушёвывающему больной мозг: удручённый одной и той же бесплодной, роковою мыслью, Борис Николаевич пил. Период беспрерывного опьянения длился обыкновенно, не больше недели, потом наступал период отрезвления недели на три, на месяц, а иногда и больше, что зависело от внешних обстоятельств или от личных настроений больного.

Наталья Ивановна прекрасно знала, что, при желании, она может оттянуть роковой момент, когда Борис Николаевич вынужден будет тихонько от неё послать кухарку за водкой. Покупал водку он всегда тайно от жены, прячась от неё, выпивал первые две-три рюмки, а потом уже пил в открытую, всё чаще и чаще уходя в прихожую за печку, где у него на полу стояла бутылка водки, со стаканчиком, опрокинутым на горлышко бутылки вместо пробки.

По опыту Наталья Ивановна знала, что уговорить мужа в таких случаях и просить его не пить — совершенно напрасная попытка, и она старалась показывать вид, будто не замечает поведения мужа, что всегда радовало Бориса Николаевича.

* * *

Всю минувшую зиму Наталья Ивановна опасалась за жизнь и здоровье мужа.

С самой осени, когда наступили короткие, ненастные дни и хмурые тёмные ночи, Борис Николаевич пил почти беспрерывно. Наступившие короткие периоды отрезвления не радовали ни его самого, ни Наталью Ивановну.

По утрам он провожал жену в город, целуя её руки и вымаливая у неё прощения.

— Вот подожди, голубчик Наташа, всё это скоро пройдёт… Я чувствую, что скоро я всю эту гадость брошу и вернусь к настоящей жизни. Я чувствую это, я не сомневаюсь в этом!.. — бормотал он с виноватым видом, запахивая полы летнего пальто.

Она с тоской смотрела в его глаза, полные слёз, и тихо повторяла:

— Да, да, Боря… Я тоже не сомневаюсь в этом… Ты скоро поправишься, примешься за свои записки, которые теперь обдумываешь, и мы заживём новой жизнью…

— Новой, Наташа, новой жизнью, — соглашался он, не выпуская её рук.