Август Мейхью - Блумсберийская красавица

• Название: Блумсберийская красавица
• Автор: Август Мейхью
• Жанр: Классическая проза

---

Разумѣется, нельзя ожидать отъ этихъ крошечныхъ людей такого здраваго смысла, какимъ обладаемъ мы, рослые шестифутовыя парни. Но за то, они крайне чувствительны. Бѣдный Долли! Впрочемъ, теперь уже поздно голосить. Мнѣ прискорбно, что я нѣкоторымъ образомъ былъ отчасти причиною его погибели. Однако…

Но лучше разсказать все по порядку.

Въ воскресные дни Адольфусъ всегда приглашалъ меня завтракать. Разъ я прихожу къ нему усталый и измученный долгой ходьбой, утѣшая себя тѣмъ, что подкрѣплю силы. Можете представить мое положеніе, когда я узнаю, что мистеръ Икль нездоровъ и завтракаетъ въ своей спальнѣ!

Я, однако, овладѣваю своими чувствами, вхожу въ спальню, и вижу, что онъ лежитъ въ постерѣ и передъ нимъ на столикѣ только чашечка чаю! Подобная небрежность, подобный эгоизмъ возбудили мое негодованіе въ такой степени, что когда этотъ карапузъ поднялъ глава въ потолку, и съ вытянутой рожицей пробормоталъ жалобно: «я не спалъ всю ночь», я едва принудилъ себя быть учтивымъ. Голодъ превращалъ меня въ людоѣда; я чувствовалъ спазмы и колотье.

Однако, я, какъ медикъ, долженъ былъ дать ему совѣтъ. У него была легкая простуда, сопровождаемая сильною зубной болью. Я, смѣясь, сказалъ ему, что хорошій завтракъ лучше всѣхъ лекарствъ его вылечитъ. Но онъ заупрямился.

«Хорошо, пріятель!» подумалъ я. «Вы приглашаете голоднаго человѣка завтракать, и потомъ преспокойно объ этомъ забываете! Дантистъ отмститъ за меня!»

И прежде, чѣмъ я окончилъ бисквитикъ, я увѣрилъ Долли, что ему необходимо выдернуть зубъ.

Онъ спросилъ, очень ли кто больно. Я щелкнулъ пальцами и отвѣтилъ, что это скорѣе пріятное, чѣмъ больное ощущеніе.

У меня есть правило всегда помогать пріятелямъ, но я стараюсь по возможности выбирать между ними тѣхъ, которые могутъ тоже оказать мнѣ ври случаѣ какую-нибудь услугу. У меня былъ пріятель Бобъ де-Кадъ (еще до сихъ поръ у меня въ бѣльѣ его два фальшивыхъ воротничка), сынъ дантиста.

Судя по его помѣщенію, старый де-Кадъ отлично велъ свои дѣла. У него былъ лакей въ радужной ливреѣ, который встрѣчалъ больной зубъ и провожалъ его въ пріемную, и другой лакей, весь въ черномъ, въ бѣломъ галстухѣ, который объявлялъ больному зубу, когда придти для выдергиванья. Я знаю тоже, что старый Рафаэль де-Кадъ сколотилъ не одну тысячу своей металлическою пломбировкой, не говоря уже объ ерихонскомъ зубномъ порошкѣ, о привиллегированныхъ челюстяхъ и о начетахъ на всякій зубъ, который попадался ему въ щипцы.

Зубъ Долли положитъ старику десять шиллинговъ въ карманъ, и старикъ въ благодарность пригласитъ меня обѣдать или на вечеръ. Я велѣлъ ѣхать прямо на Блумсбери-скверъ.

Но когда мы вышли изъ экипажа у полированной двери дантиста и я хотѣлъ позвонить, Долли объявилъ, что зубная боль прошла. Тщетно я усовѣщевалъ его не ребячиться, бытъ мужчиною и войдти. Онъ былъ бѣлъ, какъ алебастровая кукла и, къ довершенію его ужаса, старикъ де-Кадъ съ засученными руками показался у окна, отчищая инструментъ пытки.

Долл рванулся и побѣжалъ отъ меня, какъ дикая кошка. Я послѣдовалъ за нимъ, зная, что такой моціонъ усилитъ кровообращеніе и воротитъ зубную боль. Вскорѣ я нашелъ пріятеля на углу Оксфордской улицы; онъ сидѣлъ на ступенькѣ чьей-то лѣстницы, схвативъ голову руками и мычалъ, какъ теленокъ.

Я утѣшилъ и ободрилъ его, и привелъ назадъ. Черезъ нѣсколько минутъ онъ уже сидѣлъ въ жертвенномъ креслѣ, уцѣпившись за кресельныя ручки, а старый де-Кадъ примащивался около него, пряча за спину роковое орудіе. Я оставилъ ихъ и отправился выкурить трубку въ комнату Боба.

Прежде, чѣмъ я успѣлъ пустить шесть колечекъ дыму, мы услыхали крикъ, пронзительный крикъ, какъ будто вдругъ свистнули разомъ шесть дудокъ.

Мы вскочили и полетѣли на верхъ, какъ рѣзвыя антилопы. Мистриссъ де-Кадъ появилась на порогѣ гостиной и спрашивала горничную, какъ она осмѣлилась «это сдѣлать?» Миссъ де-Кадъ сверху лѣстницы съ испугомъ кричала лакею въ ливреѣ, что взорвало газопроводы.

Но я узналъ голосъ и спѣшилъ въ операціонную комнату. Здѣсь, распростертая въ жертвенномъ креслѣ, лежала нѣжная, слабая жертва, безчувственная и блѣдная, а старикъ Рафаэль беззаботно отиралъ жестокое орудіе и видимо былъ доволенъ совершившеюся пыткою.

— Коренной и здоровенный! вотъ все, что сказалъ въ объясненіе этотъ варваръ.

Я завопилъ, требуя вина, водки, жженыхъ перьевъ, уксуса и престонскихъ солей, но безсердечный старый разбойникъ только усмѣхнулся, и сказалъ:

— Онъ сейчасъ очнется самъ.

— Знаете ли, сэръ, вскричалъ я: — у него тысяча двѣсти фунтовъ годоваго дохода?

— Создатель! я этого не воображалъ! отвѣтилъ онъ, бросая щипчики и устремляясь въ двери.

Я повялъ, что онъ объявилъ во внутреннихъ покояхъ о богатствѣ Долли; прежде чѣмъ я успѣлъ попробовать пульсъ паціента, въ комнату ворвалась мистриссъ де-Кадъ съ бутылкой водки, а за нею влетѣла миссъ Анастасія; она запыхалась, «искала престонскія соли», по ея словамъ, но я зналъ, въ чемъ тутъ дѣло: когда я встрѣтилъ ее на лѣстницѣ, на ней не было кружевнаго воротничка и ея прелестная особа не была украшена брошкой съ камеями; не было тогда на ней тоже золотой цѣпочки, ни узкихъ перчатокъ.

Миссъ Анастасія отнеслась въ страданіямъ Долли съ самимъ трогательнымъ сочувствіемъ и нѣжнымъ состраданіемъ; она настаивала на томъ, чтобы тотчасъ же послать за докторомъ Ле-Дергъ, ихъ пріятелемъ, и съ ужасомъ спрашивала, сжимая руки Долли въ своихъ: «могу ли я, какъ медикъ, поручиться, что есть надежда спасти мистера Икля?»

Мать и дочь такъ суетились, что совсѣмъ истолкли меня: одна совала мнѣ въ руки стаканъ съ виномъ, проливая вино мнѣ въ рукавъ и приказывала, чтобы я пропустилъ хоть капельку въ уста бѣдняжки; другая дергала меня за фалды, патетически требуя отъ меня «надежды», какъ будто надежду я носилъ въ карманѣ и не хотѣлъ удѣлить ей.

Даже когда Долли открылъ глаза и такъ сильно сталъ дышать, какъ при игрѣ на флейтѣ, миссъ Анастасія еще не смѣла вѣрить счастливому исходу дѣла.

Едва я намекнулъ, что Долли не худо бы успокоиться, мистриссъ де-Кадъ стремглавъ кинулась въ гостиную, въ одно мгновеніе ока чехлы были сдернуты съ розовой штофной мебели, и миссъ Анастасія явилась съ подушкой, взбила ее собственными руками, устроила на софѣ комфортабельное изголовье, Долли былъ положенъ отдыхать и всѣ удалились, осторожно ступая.

Выкуривъ съ Бобомъ десятокъ трубокъ, я пришедъ провѣдать паціента. Онъ не спалъ и теръ щеку.

— Больно? спросилъ я.

Онъ поднялъ глаза вверхъ и скромно отвѣтилъ:

— Очень!

— Но все-таки лучше, чѣмъ зубная боль? сказалъ я въ утѣшеніе.

— О, хуже! отвѣтилъ онъ.

Послѣ краткаго молчанія, онъ проговорилъ:

— Какъ они добры — какъ добры и внимательны ко мнѣ!

— Необыкновенно добры и внимательны! отвѣтилъ я,

— Какая у нихъ прелестная дочь! продолжалъ Долли. — Она, я полагаю, съ меня ростомъ, а?

Съ него ростомъ! Дѣвица была ростомъ шесть футовъ, и стоя рядомъ, могла на него глядѣть, какъ на садовую дорожку! Мы, мидльсекскіе, прозвали ее блумсберійской красавицей, о чемъ я его и увѣдомилъ.

— Это совершенно справедливо! отвѣтилъ невинный Долли. — Великолѣпное созданіе!

Я объявилъ дамамъ, что паціентъ проснулся, и онѣ тотчасъ же удостоили его визитомъ. Миссъ Анастасія была еще плѣнительнѣе въ легкомъ, развѣвающемся, воздушномъ платьѣ,

Чувствительный Адольфусъ чуть не ахнулъ при ея входѣ. Кружева обертывали ее, словно облава и вились около нея, и трепетали какъ крылья, а сквозь этотъ прозрачный матеріалъ, сквозила вышитая шемизетка. Голова пораженнаго Адольфуса склонилась на сторону, ротъ слегка раскрылся: онъ былъ побѣжденъ!

Они вступили въ разговоръ. Миссъ Анастасія сѣла около него на софѣ, распустивъ свои роскошныя облака и скрывъ ими Долли почти совершенно.

Она чрезвычайно мило и сочувственно относилась къ его страданіямъ, симпатично вздыхала, трогательно взглядывала. Иногда его рѣчь такъ сильно ее потрясала, что она на мгновеніе закрывала лицо надушеннымъ платкомъ и испускала тихія восклицанія.

— Что особенно заставило васъ такъ страдать? спросила она съ глубокимъ интересомъ.

— Я полагаю, отвѣчалъ очарованный Адольфусъ: — что инструментъ былъ слишкомъ великъ для моего рта…

— А! ужасно! меня это бы убило! пролепетала Анастасія. Но милой дѣвицѣ не угрожала вовсе опасность: ея ротъ, хотя и классическій, былъ достаточно широкъ и вмѣстителенъ.

Старый де-Кадъ пригласилъ меня и Долли остаться обѣдать. Адольфусъ, къ моему великому огорченію, отказался, говоря что не можетъ теперь ничего ѣсть.

Но мистриссъ де-Кадъ стала его уговаривать, а миссъ де-Кадъ воскликнула:

— О, останьтесь!

И при этомъ такъ очаровательно вспыхнула, что Адольфусъ забылъ свою рану и согласился.

Когда радужный лакей доложилъ, что кушать подано, Адольфусъ храбро предложилъ руку прелестной очаровательницѣ, и я замѣтилъ, что онъ ей какъ разъ по поясъ. Она приняла его руку съ милѣйшею улыбкою и поплыла держась за него, какъ за дорогой ридикюль.