Жан-Марк Сувира - И унесет тебя ветер

• Название: И унесет тебя ветер
• Автор: Жан-Марк Сувира
• Издательство: Астрель
• Жанр: Триллер
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-39860-5

Новое дело парижского комиссара полиции Луи Мистраля.

Дело о маньяке, на счету которого — уже пять жизней, пять молодых и красивых женщин.

Он не просто убивает, но и уродует лица своих жертв, вонзая им в глаза осколки зеркал.

Зачем он это делает? Что это означает?

Главный подозреваемый, вычисленный по анализу ДНК, утверждает, что его подставили, и Мистраль почти уверен: он не лжет.

Но как ДНК невинного человека попало на тела жертв?

И где искать настоящего убийцу?..

---

Суббота, 16, и воскресенье, 17 августа 2003 года.

Оливье Эмери проснулся в четыре часа утра. Он понимал, что накануне заведомо играл с огнем с молодыми полицейскими, и теперь думал, как быть. Только так он и жил: опасность для жизни давала ему более сильные ощущения, чем любой наркотик. А в наркотиках он тоже знал толк.

Целый час он яростно занимался гимнастикой — только через скакалку не прыгал, — чтобы хоть как-то успокоиться.

В шесть часов он высунулся из окна посмотреть, нет ли поблизости полицейских машин. С этого времени по закону могут производиться аресты. Никого.

В семь — опять никого. Он стремительно принял душ, съел, как обычно, яйца, сваренные вкрутую, выпил литр соевого молока. Нос залепил обрывками бумажного платка, чтобы не пошла кровь.

В восемь часов он решил, что пора уходить. Улица была пуста. Успокоившись, он сел в машину, хотел уехать, но передумал и почти весь день провел, наблюдая за своим подъездом.

В шесть вечера тихонько тронулся с места и поехал наугад, удивляясь, что не привлек внимания двух неопытных полицейских.

Людовик Мистраль выпил двойную дозу снотворного: он считал, что надо наверстывать потерянные часы сна. От искусственного девятичасового сна без сновидений он пробудился с чувством, что устал еще больше вчерашнего. Кларе соврал, что все наоборот, и пошел купить круассаны на завтрак. Через два часа залез в машину: «В Париж и тут же назад, я договаривался».

Мистраль прошел пешком по улице Монсе, чтобы самому понять, как выглядит место, где нашли рюкзак. Ничего особенного на улице не было: по обеим сторонам автомобили, несколько лавок, закрытых на август. Он сел опять в машину, поехал по Римской улице вдоль вокзала Сен-Лазар и свернул налево на улицу Лафайета.

Красный свет. Мистраль поставил в магнитолу диск, на котором Джон Ли Хукер играл дуэт с Майлсом Дэвисом. Зеленый свет. Мистраль проехал мимо начала Будапештской улицы в полусотне метров от места, где сидел в своей машине Оливье Эмери. Хукер и Дэвис играли «Убийцу». На те четыре минуты десять секунд, что длилась композиция, Мистраль прибавил звук.

Молодые патрульные, накануне заходившие к Оливье Эмери, в этот уик-энд дежурили, но делать им целый день было практически нечего. Машина выезжала по вызовам всего дважды: первый раз — навести порядок в баре, где повздорили пьяные посетители, другой — по тревоге в банке, где из-за сбоя в электросети сработала сигнализация.

— Как тебе понравился наш коллега с Будапештской? — спросила девушка.

— А что? Ничего особенного.

Ее напарник погрузился в игру на приставке «Сега», откуда доносились звуки душераздирающей музыки.

— Ничего тебя не зацепило?

Молодой человек ответил не сразу, а еще несколько секунд смотрел на экран, где выскакивали виртуальные цели.

— Ну как — лицо, конечно. Я думаю, когда он кого забирает, тот от страха должен вообще обмякнуть. А еще он очень здоровый на вид.

— Я не про то. Мне дома у него было не по себе. А ты как?

— Я нормально. Он же сказал, что бывает там только на неделе для ночевки. Если честно, так себе квартирка. А обстановка вообще никакая.

— А он так на меня уставился, когда я зацепилась глазом за ту штуку в газетке на двери. Что это такое, по-твоему?

— Откуда я знаю? Может, картина.

Девушку сердили ответы напарника, чересчур увлеченного своей игрушкой.

— Да ты подумай хоть чуть-чуть! Ты когда-нибудь видел картину в целый сантиметр толщиной и метр тридцать высотой на входной двери?

— Нет, — со вздохом ответил молодой человек. — Может быть, большое зеркало. У родителей было такое: посмотреться на себя перед выходом. А при чем тут это вообще? Мы пошли туда из-за соседской жалобы. Оказалось, это полицейский скачет через скакалку. Так? Ну и что он нам сказал, наш коллега? «Извините, пожалуйста, я буду скакать на улице». Сосед забрал жалобу. В чем проблема-то?

— Да не знаю я! У тебя нет знакомых в его команде?

— Нет, никого. А что?

— Просто интересно.

— Да забудь ты о нем. И шеф сказал, что дело закрыто.

Девушка-полицейский поняла, что ничего не добьется, и окончила разговор. По-честному, она и сама объясняла свой дискомфорт скорее интуицией, чем объективными фактами.

До вызова патруля девушке нечем было заняться. Она зашла в Интернет просто так, время убить. Набрала в поисковой системе одно слово, потом другое, наконец ей пришло в голову слово «зеркало». Потом, от запроса к запросу, она дошла до «спрятанного зеркала» и погрузилась в чтение статьи о шизофрении. От Интернета ее отвлек звонок постового, вызывающего дежурный патруль. Она с сожалением встала и побежала к служебной машине: в какой-то квартире обнаружили мертвого пожилого человека.

* * *

В воскресенье перед обедом Поль Дальмат собрался уехать из дома. Он сказал жене:

— Я поехал. Есть срочное дело. Вернусь поздно.

— Куда ты? — устало спросила она.

— Нужно кое-что уточнить по делу об убийстве, — так же бесстрастно ответил Дальмат.

— В воскресенье? Ты же не на дежурстве.

— В таких делах с выходными не считаются.

— Но ты же и вчера, в субботу, целый день был на службе! Если ты мне правду сказал.

— Раз я сказал, значит, так и есть.

— В котором часу вернешься?

— Точно не скажу, но ты меня не жди.

— Я тебя уже давно не жду, Поль…

Через несколько минут Поль Дальмат выехал на автотрассу А6. Он увидел, что дорога свободна, и прикинул: уже через час он доберется до деревни Андревиль в Сена-и-Марне — той, куда звонила Лора Димитрова.

Из тетрадей Ж.-П. Б. «События и сновидения»

1985 год.

«Этот год я наверняка запомню навсегда. Как забудешь год, когда мне исполнилось двадцать.

Пару месяцев я прожил в сквоте в Испании, точнее, в Барселоне. Как я там оказался? Да случайно. Сел на поезд, поехал на юг. Скоростной до Нарбонны. У меня пока все тип-топ, билет куплен за деньги. Доехал, слез, что делать дальше — не знаю. Стою на перроне, а тут подходит поезд в Испанию. Я туда залез, а в Фигерасе испанские контролеры дали мне пинка в жопу — выгнали, потому что не было билета.

Я и подумал: раз уж я в Испании, поеду погреюсь. Стал голосовать на дорогах. Один грузовик меня довез до Барселоны, а оттуда я уже не сдвинулся. О Малаге и думать забыл. В Барселоне травку достанешь везде, я и оттягивался каждый день.

Повстречал там двух англичан громадного роста, вся башка в пирсинге, все руки в тату. Мы брали с собой собак и сшибали бабло на улицах. Люди нам давали, потому что боялись. С „бабками“, стало быть, проблем не было. Пили, курили, сачка давили у себя в сквате. Что мне больше всего не нравилось? Грязь. Своя собственная грязь, а чужая тем более. Я тогда часто бывал пьяный или обдолбанный, потому и забывал все время о гигиене. Когда трезвый — сразу вспоминал, бежал в общественный душ. Когда я трезвый, ко мне не подходи. Если кто был нервный, моя подруга бритва у меня всегда на спине, враз успокаивала.

А потом явился ТОТ САМЫЙ сон. Тот, что тянется за мной всю жизнь с тех пор, как я вижу сны. Я лег спать почти не обдолбанный и чувствовал себя хорошо, тем более что как раз помылся и надел чистое. Англичане мои повстречали двух горячих малолеток из Голландии, лет пятнадцати, они и возились все вчетвером под гнилыми одеялами. А я засыпал понемногу, мне и дела не было до того, что там вокруг меня, — только вижу ТОТ САМЫЙ сон.

Я в чистом поле, оттуда виден дом матери — тот, откуда меня выставили. Иду медленно, без цели. Жарко, солнце светит, я жмурюсь. А потом я увидел его. Он шел по дороге, тоже медленно. Мне показалось, он ко мне повернулся, но было слишком далеко, лица я не разглядел. Я побежал, не очень быстро. Добежал до дороги. Оставалось до него метров тридцать, и вдруг он тоже побежал. Мы пробежали мимо материнского дома. Она стояла за оградой, крикнула мне: „Не надо, стой, не беги, такого уговора не было!“

Я еще припустил. Бегу очень быстро, а кажется, не устаю. А потом расстояние стало меньше — я его догонял! Осталось десять метров, пять, метр, полметра, десять сантиметров… Я дотронулся до его плеча. Он остановился. Я тоже стою, не шевелюсь. Он обернулся. Я его наконец увидел. Это я сам! Столько лет гонялся за самим собой!

Разом проснулся. Сердце колотится как бешеное… То ли я плакал, то ли смеялся. Кругом все спали: и англичане, и голландские малолетки, и еще несколько мужиков в полной отключке, которые жили с нами в том сквате, и собаки. Стены все изрисованы, вонища дикая. Я встал, собрал шмотки и спальный мешок, забрал все бабло, которое там оставалось. С англичан не убудет: у них пирсинг, тату, собаки с жуткими мордами — наберут.

На улице было тепло. Четыре часа утра показывали часы на колокольне. Я пошел по шоссе из города — голосовать. В восемь часов один грузовик подобрал меня и высадил в Перпиньяне. Шеф был француз и все время трепался, я ни о чем даже подумать не мог. На самом деле я сам сошел в Перпиньяне — больно мне его треп осточертел. Потом я в каком-то кабаке поел-попил, сел на лавку и стал обдумывать свой сон — хотел сообразить, почему я столько лет догонял самого себя. Но я так сильно переживал, что никак не мог ни в чем разобраться и ничего понять.