Владимир Васильев - Настоящая фантастика - 2009

• Название: Настоящая фантастика - 2009
• Автор: Владимир Васильев
• Издательство: Вече
• Жанр: Разная фантастика
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9533-4368-8

На страницах этой книги вы столкнетесь с самыми невероятными событиями прошлого, будущего и настоящего.

Инопланетные «хирурги-чистильщики» борются с земной преступностью. Земные военные пытаются использовать мистические силы для борьбы с космической экспансией. Внезапное вторжение странной силикатной плесени дает цивилизации Земли шанс начать все сначала. Легендарная прана — энергия жизни, дающая человеку фантастические возможности, становится предметом роскоши. Машину времени можно купить как обычное авто, выбрав по каталогу подходящую модель. Самым страшным оружием на все времена оказывается… слово! А влюбляться могут не только люди, но и… боевые компьютеры. Ну а что было бы, если гитлеровский вермахт все же решился бы напасть на США? Или если бы поэт Лермонтов не погиб на дуэли? А если ты способен изменять судьбы других, имеешь ли ты право изменить собственную?..

Эти и многие другие удивительные истории читайте в новой ежегодной антологии известных российских и «ближнерубежных» писателей-фантастов «Настоящая фантастика-2009», представленных международной неправительственной организацией «Открытый фестиваль фантастики „Созвездие Аю-Даг“».

---

— Она же… Ты же у нее ногу… отгрыз?

— Это чтобы привлечь твое внимание, пока моя бобриха доканчивала дело с деревом…

Бобриха вытащила лапами изо рта букет и, показав огромные зубищи, издала то самое «хрум-хрум-хрум».

— Нога деревянная была, — подала голос невеста. — Протез.

Я вновь замотал головой в надежде проснуться. Но какой там сон! Стал бы я спать, будучи погруженным в холоднющую воду, да еще в обществе говорящих бобров и невесты с отгрызенной ногой!

— А ты с ним, поди, целовалась? — задал я глупейший в подобной ситуации вопрос.

— Я не знала…

— Что там было знать?! — перебил невесту жених. — Кому она, одноногая нужна? Она и мне не нужна. А вот тебе…

— Да что здесь происходит-то, в конце концов! — вновь перешел я на крик.

— Кричать — бесполезно! — спокойно сообщил жених-бобер. — Ты, охотничек, себе по-другому помочь сможешь. И себе, и девушке, и моей бобрихе…

— Как — по-другому?

— Как? — переспросил он и замолчал, будто размышляя над собственным ответом. — А вот послушай. Своим выстрелом тогда, в ноябре, ты мог прервать одну из ветвей рода бобров. Моего рода, который населяет эти места многие сотни лет, и который так и не был истреблен людьми даже в самые голодные времена…

— Уверен, что мне все это не снится, — не выдержал я его монотонного повествования. — Но почему ты разговариваешь? Причем, разговариваешь точно так же, как и я, с той же интонацией… Ты — мутант, да?

— Я — результат вмешательства человека в жизнь бобра.

— То есть, человек научил тебя говорить.

— Научил говорить? — мне показалось, что бобер усмехнулся. — Он сделал гораздо большее! Он образовал новую бобровую ветвь, потомком которой я и являюсь, и которую ты почти оборвал своим идиотским выстрелом!

— Может, все-таки объяснишь? — попросил я. Конечно, в моем положении выслушивать бредни мутирующего грызуна было верхом идиотизма, но дело в том, что я нащупал ногой под водой какой-то корень и теперь пытался приноровиться, чтобы, оттолкнувшись от него, подняться из воды и освободить застрявшие в расщелинах руки.

— Да. И тебе, и ей, — бобер кивнул на дрожавшую от холода невесту, — надо все объяснить и тем самым вас подготовить.

Корень под моей ногой, оказался довольно шатким, надо было придумать что-нибудь еще, а пока — послушать, что там собирался объяснять нам с невестой ее жених.

— Впервые это случилось с моей прабабкой, — стал рассказывать тот. — В то время среди людей шла война, была разруха, и по сравнению с нами — бобрами, жили они впроголодь. Поэтому многие старались как можно больше пользоваться дарами природы: собирали грибы, ягоды, ловили рыбу, добывали птицу и зверя. Зверя добывали не ружьями, а силками да капканами.

Жил в то время в округе деревенский рыжеволосый дурачок-переросток по прозвищу Игорюня. Люди его не жаловали, всячески потешались над Игорюней, издевались. Поэтому, когда наступали теплые деньки, уходил дурачок из своей деревни в лес, в самую глухомань и жил там поблизости от ручья и плотины, которой мы, бобры, этот лесной ручей перекрыли. Ночевал в шалаше, питался тем, что добывал своими руками в лесу, да все за нашей бобровой общиной подглядывал. Нравилась Игорюне наша жизнь, со временем он даже вместо шалаша соорудил себе хатку наподобие бобровой.

И вот как-то раз попалась рыжему дурачку в капкан молодая бобриха. Пружина капкана сломала ей правую заднюю лапу. Но убивать бобриху Игорюня не стал, а притащил к себе в хатку, лапу залечил, выходил… А потом стал с ней совокупляться, как бобер совокупляется с бобрихой, и как мужчина — с женщиной. Остальные бобры боялись человека и ничем не могли защитить свою соплеменницу. А человек, обделенный раньше вниманием женщин, теперь день и ночь занимался любовными утехами с бобрихой.

Наступили холода, но Игорюня и не думал возвращаться, как в прежние годы, в родную деревню. Хоть и был он дурачком, но понимал, что среди людей не будет ему житья вместе с полюбившейся бобрихой. А бобриха тем временем принесла потомство — четырех бобрят. Которые стали расти в хатке вместе с ней и человеком. Однако зима в тот год выдалась слишком суровой, и если бобры питались ветками деревьев, то человеку была необходима другая еда.

Первое время Игорюня наведывался по ночам в свою и соседние деревни и, уподобляясь лисе, пытался стянуть там хоть какую-нибудь еду. Но деревенские и без того бедствовали, и поживиться ворюге удавалось немногим. Да еще и не повезло дурачку — угодил он ногой в капкан, поставленный людьми на зверя. Из капкана он освободился, но до своей укрытой в дебрях леса хатки, истекающий кровью и обессиленный, еле-еле добрался. Благо шедший всю ночь снег надежно замел следы, по которым его могли бы выследить деревенские жители.

Пока нога зарастала, ходить Игорюня не мог, а с голоду умирать не хотелось. Сначала он, отгоняя немного подросших бобрят, питался молоком их матери. Потом перешел и на самих детенышей, одного за другим сожрав всех четверых. Материнский инстинкт бобрихи оказался слабее чувств, привязавших ее к человеку-мужу…

Игорюня поправился и по-прежнему оставался жить вдвоем с бобрихой в хатке. Но теперь в рацион своего питания стал вносить и обитающих в округе бобров, на которых охотился, и по прошествии времени без мяса которых не мог больше обходиться. Бобры не были обучены оказывать сопротивление человеку, а хорошенько спрятаться у них не получалось. Слишком ловким и находчивым оказался дурачок, который своими повадками и образом жизни становился все больше и больше похожим на бобра. Только бобра — хищного!

И поэтому, когда наступила весна, и половодье залило лес, бобры мирные (те, которые выжили) покинули обжитые места и ушли неведомо куда. Остались у плотины через ручей только Игорюня со своей бобрихой, которая летом вновь принесла приплод из четырех бобрят. К тому времени обобрившийся человек сильно истосковался по любимой пище — сладкому бобровому мясу. Но сразу пожирать потомство он не стал. Первые две с половиной недели вместе с бобрятами сосал у бобрихи из груди молоко. Когда молоко иссякло, и потомство начало становиться более-менее самостоятельным, переходя на питание ивовыми ветками, Игорюня сожрал первого, самого упитанного бобренка. Остальным соорудил ошейники из стальной проволоки, посадил на привязь и стал подкармливать обычной для них растительной пищей.

Бобриха-мать оставалась безучастной к судьбе своих детенышей. А человек-отец думал лишь о том, как насытить свой желудок, и через несколько дней сожрал живьем еще одного подросшего бобренка. Прошло еще какое-то время, и третий плод боброво-человеческой любви превратился в деликатес для отца-каннибала. Затем очередь дошла до четвертого. Прожившего дольше, чем два его брата и сестра, заживо съеденные у него на глазах. И оскалившего свои окрепшие резцы на того, кто также собирался его сожрать. И не только оскалившего, но укусившего за протянутую руку кровожадного родителя.

Это была первая кровь, мизерная месть за все несчастья, что принес Игорюня бобровому племени. Но запах этой капли словно разбудил бобриху. И когда тот, с кем она больше года прожила под одной крышей, приготовился расправиться с ее последним отпрыском, чтобы затем съесть, бобриха прыгнула на него, сбила с ног и вмиг перегрызла горло…

— Значит, загрызла она человека, — нарушил я возникшую паузу, глядя не на рассказчика, а на бобриху, что не сводила с меня глаз, держа в своих кошмарных зубах завернутые в обертку розы.

— Да, — подтвердил бобер-жених. — И оставшийся в живых бобренок ей помог. Это был мой дед. Вместе с бобрихой-матерью они перегрызли дерево, к которому была привязана проволока его ошейника, а затем отыскали родственное бобровое поселение и примкнули к нему. К сожалению, от самого ошейника моему деду избавиться не удалось — бобровые зубы и лапы оказались не способны справиться с железом, над которым потрудился человек. Через некоторое время ошейник задушил деда, ведь Игорюня не рассчитывал, что детеныш-бобер вырастет. Но все-таки мой дед успел оставить потомство, из которого выжил лишь один бобер, да и то хромоногий от рождения. Им был мой отец…

— Но откуда ты все это можешь знать? — не удержался я от вопроса.

— Скажу чуть позже, — пообещал бобер и продолжил рассказ: — Отец всю свою жизнь стремился завести и вырастить свое потомство. Потомство рождалось, но в скором времени все помирали, — такую вот наследственность оставил бобрам Игорюня. И все-таки под старость один из его детей выжил — такой же хромой на правую ногу, как отец и дед, но выжил. Этим выжившим стал я!

— Но ведь ты не хромаешь… — во второй раз за все время подала вдруг голос невеста.

— Не хромаю, — согласился бобер. — Благодаря вот ему, — он кивнул на меня и сразу стал рассказывать дальше.