Мануэль Гонзалес - Любовь и чума

• Название: Любовь и чума
• Автор: Мануэль Гонзалес
• Издательство: Гелеос
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-8189-1203-5

Только любовь может совершить настоящее чудо. Даже в самые тяжелые, жестокие времена она дарит людям надежду. Даже тогда, когда мир вокруг погружен во тьму и хаос, она расцвечивает его яркими красками, делая жизнь прекрасной.

«Любовь и чума» Мануэля Гонзалеса — самый трогательный роман о любви, для которой нет преград. Его можно сравнить с «Ромео и Джульеттой» Шекспира и «Любовью во время чумы» Габриэля Гарсиа Маркеса. Но мир, описанный Гонзалесом, гораздо более жесток и трагичен…

Византия. XII век. Император Мануил хочет завоевать Венецию. Для этого он намерен заразить молодых венецианских посланников чумой, а потом отпустить их домой. И когда в Венеции разразится эпидемия, город можно будет взять голыми руками.

Император еще не знает, что один из посланников, Валериано, любит ту же женщину, что и он, Мануил. А значит, заразив венецианца, он неминуемо подвергнет опасности свою любимую, Джиованну ди Понте…

---

— Вы хотите убить его? — прошептал венецианец, глядя ему в лицо.

Логофет ответил утвердительным знаком, на который Сиани отозвался улыбкой.

— Будьте же осторожны! — заметил он с иронией. — Комнин силен и храбр и, пожалуй, не даст убить себя, как кроткого ягненка… Было бы даже смешно, если б вам удалось убить всем известного и ловкого убийцу! Это бы рассмешило самого сатану!

— Один из невольников всыпал в питье императора порошок, который погрузит его в самый глубокий сон.

— Но ведь убийце императора грозит опасность: найдутся ли у вас такие смелые и надежные исполнители дела?

— Двадцать человек добиваются чести отправить на тот свет изменника Комнина. Но наш мудрый совет решил предоставить это достойное дело вам или Орио, приняв во внимание, что вы лично смертельно оскорблены Комнином.

— Но да это ведь низость! — воскликнул Сиани, оттолкнув старика.

— Что тут происходит? — спросил проснувшийся Орио, протирая глаза.

— Великий логофет пришел предложить нам честь убить императора, — ответил Валериано.

— Да разве ты считаешь нас палачами, презренный? — крикнул Орио, соскакивая с койки. — Тебя, вот кого следует убить без разговоров.

Взбешенный Молипиери схватил его за горло.

— О, сжальтесь, — прохрипел, задыхаясь, старик, стараясь вырваться из рук венецианца.

Сиани заступился за него и оттащил товарища.

— Благородные синьоры, — бормотал Никетас, оправляя одежду. — Мы предвидели ваш протест… И я не осмеливаюсь настаивать. Надеюсь, что по истечении часа вы и все ваши соотечественники будете уже свободны, а все мои обещания будут свято исполнены. Теперь же позвольте мне удалиться отсюда, так как заговорщики ждут только вашего ответа, чтобы приступить к делу.

Он низко поклонился и хотел уже уйти, когда Сиани вдруг остановил его.

— Я обдумал вопрос, — сказал он логофету, — и пришел к заключению, что ваше предложение не так оскорбительно, каким я счел его под влиянием нахлынувших чувств.

— Благородный венецианец, ваши слова радуют меня до глубины души! — отозвался старик, сжимая крепко руку молодого патриция.

— Император действительно покушался отнять у меня мою честь и мое состояние. И чем больше я вдумываюсь, тем сильнее сожалею, что отверг предложение отомстить ему за оскорбление.

— Но время еще не ушло, — перебил Никетас, играя бессознательно кинжалом императора. — Вам стоит сказать слово…

— Жребий брошен, и я изъявляю согласие! — воскликнул Валериано, беря оружие.

Изумление Орио было невыразимо.

— Ну нет, ты не способен на такую низость! — проговорил он тихо.

— Тебе-то что за дело?

— Почему же рука твоя не поднялась на Комнина в то время, когда он стоял между нами один и безоружный?

— Это легко понять. Если б мы убили его тогда, то потеряли бы все. Сегодня же смерть императора предоставляет нам всевозможные выгоды.

Сиани поспешил уйти в сопровождении великого логофета, оставив Орио в одиночестве.

Миновав длинную подземную галерею, они вошли в узкий длинный коридорчик, который вел в оружейную залу. Вся стража, находившаяся в этой зале, спала крепким тяжелым сном, так что Сиани со своим проводником прошли незамеченными до передней Комнина, где люди тоже спали.

Никетас отворил потайную дверь, но не был в состоянии перешагнуть порог, потому что колени его подгибались.

— Здесь! — произнес он голосом, дрожащим от волнения. — Идите, не бойтесь ничего, благородный Сиани!

По губам посланника скользнула улыбка глубокого презрения, и он твердым шагом вошел в спальню Комнина, притворив за собою дверь.

Ослепительный свет лампы, стоявшей на мраморном с бронзовыми украшениями столе, озарял ярко ложе спавшего императора.

Валериано взял ее и пошел к алькову[9] все такими же ровными и твердыми шагами, звук которых не мог заглушить даже толстый и пушистый ковер. Он, видимо, не нуждался для исполнения замысла ни в ночной темноте, ни в ночной тишине.

Остановившись перед постелью спящего, он поднес к нему лампу и коснулся слегка рукой его лба. Комнин вздрогнул при этом тихом прикосновении и стал сильно метаться, как будто бы желая сбросить с себя свинцовую, непосильную тяжесть, сковавшую его члены. Но усилия императора были долго бесплодны, и только после энергичной борьбы он начал мало-помалу приходить опять в чувство. Открыв глаза, Комнин увидел перед собою посланника, стоявшего неподвижно, как статуя.

— Измена! — вскрикнул он, протянув быстро руку к подушке, под которой всегда лежал кинжал.

— Не ищите кинжала, — проговорил Сиани, — он у меня в руках!.. Вот он! — добавил тихо молодой человек, показав его изумленному императору.

— Ну, храбрый Сиани, ты поступил очень благоразумно, воспользовавшись моим сном, чтобы отнять у меня опасное оружие, — проскрежетал Комнин, сжимая кулаки. — Клянусь, что иначе я пригвоздил бы тебя к этой двери, в которую решился ты войти.

— Не я отнял его у вашего величества, — ответил спокойно Валериано. — В мою подземную темницу пришел человек и, подавая мне этот кинжал, сказал: «Убейте Цезаря и вы будете свободны!» Я взял тогда кинжал и явился сюда.

— Но ты не предвидел, конечно, — отозвался насмешливо Комнин, — что я могу задушить тебя своими руками так же легко, как медведь душит лапой собаку?

Венецианец недоверчиво покачал головой:

— Если бы медведь был усыплен таким наркотическим веществом, которое подсыпали вам сегодня в питье, то, несомненно, и он не сладил бы с собакой.

— Ложь! — воскликнул Комнин и, соскочив с постели, бросился на посланника. Но силы неожиданно изменили ему, колени подломились, и он в изнеможении свалился на подушки с глухим рычанием зверя, попавшего в засаду.

— Выслушайте меня, — сказал тихо Сиани, взяв руку императора.

Мануил поднял голову и кинул на патриция взгляд немого отчаяния.

— Я хочу возвратить вам добровольно кинжал, — продолжал Сиани.

— Уж не сон ли все это?!.. — воскликнул император, принимая оружие. — Так ты пришел не с тем, чтобы убить меня?

— Я взял ваш кинжал из рук заговорщиков исключительно с целью возвратить его вам и сказать: вот как мстит Валериано Сиани!

— Благодарю тебя!.. Ты честный человек… Будь же великодушен и скажи мне имена заговорщиков.

— Это не моя тайна: я исполнил свой долг и ухожу в темницу.

— Неужели ты считаешь меня неблагодарным? Неужели ты думаешь, что во мне нет ни капли совести?.. О нет, спасителю цезаря должна быть оказана великая благодарность: я дарую свободу как тебе, так и Орио!

— Теперь я в свою очередь благодарю Комнина!

— Но смотри, чтобы к восходу солнца никто из заговорщиков не видел вас больше в наших стенах… Иначе вам никогда не вернуться в Венецию.

VII. Необыкновенно сильный грек

Последние лучи заходящего солнца отражались на зеркальной поверхности Риальто. Гондольеры расположились группами на белых плитах, окаймлявших канал, играя в кости и ожидая желающих воспользоваться их услугами, а некоторые спали спокойно под мостом.

Когда пробили часы на башне Святого Марка, один из игравших встал и скорыми шагами подошел к товарищу, который, растянувшись лениво на земле, пил с жадностью из фляги вино.

— Доминико! — сказал он, толкнув его ногой. — Скоро ли ты перестанешь подкреплять свои силы? Мне кажется, что если б вода лагун вследствие чуда превратилась в вино, то ты взялся бы осушить ее в одиночку… Вставай, пора идти!

— Неужели пора, мой дорогой Орселли? — проворчал Доминико.

— Да мы ведь обещали старому синдику Бартоломео ди Понте вычерпать воду из его гондолы, которая течет. Возьми же свой черпак и пойдем поскорее.

— Какой ты бессердечный! — произнес Доминико, решаясь прекратить на минуту свое любимое занятие. — Не забывай, пожалуйста, что рыбная ловля была нынче трудна, а жар невыносимый!

— Ну так пей да спи, ленивое животное! — воскликнул Орселли с презрением. — Ты, право, не достоин греться под этим солнцем.

— Вот поэтому-то я и улегся в тени, — проговорил Доминико, заливаясь неудержимым смехом.

Орселли взял свой черпак и удалился, пожимая плечами.

Доминико преспокойно продолжал пить, когда товарищи его вдруг бросили игру, завидев приближающуюся гондолу, на которой виднелись сундук и несколько тюков.

— Причаливай здесь, Заккариас! — раздалось из гондолы.

Пока Заккариас, соскочив на землю, привязывал канат, гондольеры торопливо выгрузили багаж, спрашивая, куда они должны нести его.

— Положите его туда, откуда взяли, — ответил Заккариас.

— Да разве ты не знаешь, проклятый язычник, — начал Доминико, — кому принадлежит право таскать багаж, прибывающий по воде? Мы составляем часть уважаемой всеми корпорации гондольеров и не потерпим, чтобы дерзкий иностранец…