Питер Кэри - Кража

• Название: Кража
• Автор: Питер Кэри
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Современная проза
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-699-21859-2

«Не знаю, потянет ли моя повесть на трагедию, хотя всякого дерьма приключилось немало. В любом случае, это история любви, хотя любовь началась посреди этого дерьма, когда я уже лишился и восьмилетнего сына, и дома, и мастерской в Сиднее, где когда-то был довольно известен — насколько может быть известен художник в своем отечестве. В тот год я мог бы получить Орден Австралии — почему бы и нет, вы только посмотрите, кого им награждают. А вместо этого у меня отняли ребенка, меня выпотрошили адвокаты в бракоразводном процессе, а в заключение посадили в тюрьму за попытку выцарапать мой шедевр, причисленный к „совместному имуществу супругов“»…

Так начинается одна из самых неожиданных историй о любви в мировой литературе. О любви женщины к мужчине, брата к брату, людей к искусству. В своем последнем романе дважды лауреат Букеровской премии австралийский писатель Питер Кэри вновь удивляет мир. Впервые на русском языке.

---

Тут уж мы привлечем ее внимание. Она помнит, что Бруссар была женой Лейбовица. И если подумать, название не очень-то соответствует налепленным Бруссар пирогам из грязи.

Все это мелочи, но в совокупности должно сработать. Если б мы могли подманить пугливого зверька еще ближе, если б заставить ее тереть и тереть уайт-спиритом, пока не сойдет вся «Магна» и не явятся великолепные краски под ней! Но это же реставратор. Для нее это немыслимо.

На Мерсер-стрит я вернулся преисполненный оптимизма, с двумя большими пластиковыми пакетами, а в них — мои тринадцать коробок антикварной «Магны». Я вывалил их на рабочий стол, предъявил моей возлюбленной. Вот я какой, блядь, гений, какой ужасный преступник. Крышки пришлось откручивать пассатижами, но содержимое всех тюбиков осталось свежим, как в день упаковки.

Казалось бы, уж этого достаточно, чтобы Марлена забыла про droit morale, но нет. Понятное дело, я и сам разводился, это нелегко. Я думал, состоится ее развод и отойдет в прошлое, как все разводы. Переживет, может, еще поворчит сколько-то насчет droit morale, как я возмущаюсь алиментными шлюхами, но к тому времени мы одержим в Нью-Йорке весьма убедительную, хотя и строго тайную победу. Никто ничего не узнает. Зачем нам, чтобы знали?

Ровно четыре часа понадобилось, чтобы нарисовать картину Броссар, и то я проявил больше усердия, чем сама Доминик. «Магна» сохнет быстро, и вскоре я обрызгал готовую работу сахарной водой и оставил на крыше собирать нью-йоркскую пыль.

Кто-нибудь скажет: «Ах ты умница»?

Никто. И плевать. Я подвесил холст над кипящими сосисками Хью, и они внесли свою лепту жира, после чего я небрежно протер поверхность грязной губкой.

Хью, разумеется, присутствовал при этом, но почти не высовывал носа из «Волшебного пудинга», найденного Марленой в «Стрэнде».

Ночью я поставил замаранную картину возле кровати и зажег четыре алтарные свечи, с удовлетворением наблюдая, как поверх жира наслаивается копоть. Да уж, этой картине понадобится основательная чистка.

Лежа на боку, с Марленой за спиной, я порой думал и о деньгах. С большим удовольствием.

«Это Броссар, лапонька, — скажет Милт Гессе Джейн Тредуэлл. — Знаю, что это ерунда, малыш, но кое-какую историческую ценность собой представляет и семья хочет привести ее в божеский вид». Что-нибудь в таком роде. «Не стоит лезть из кожи вон, — скажет старый дурак. — Им не требуется тонкая хирургическая операция».

Джейн Тредуэлл не сразу возьмется за картину, сперва ей надо спасти потрескавшегося Мондриана или какого-нибудь Кифера[99], одряхлевшего, как свиноферма в засуху. Она поручит Бруссар кому-нибудь в своей мастерской, своей маленькой помощнице, сантименты, почему бы не помочь старику Милту. Маленькая помощница начнет чистить, и тут Марлене срочно позвонит Милт.

Не просто старая картина. Когда сняли раму, обнаружили, что часть краски сошла на оборотную сторону рамы, и под ней — как это могло случиться — проступила более ранняя картина маслом. Что Марлена собирается делать, принимая во внимание биографию художника?

Марлена сразу не сможет принять решение, Милт позвонит Тредуэлл, Тредуэлл обратится к своему дружку Джейкобу из «Метрополитэна», они испробуют боковое освещение, инфракрасные лучи, рентген и в итоге доведут себя до истерики: «Электрический голем»!

— Миссис Лейбовиц, вы должны разрешить Джейн продолжить работу!

Тихо-тихо-осторожно, снимают «Магну», нюх-нюх, трух-трух. Помаленечку уайтспирита. Ой, так и течет.

Звоните в «Таймс», звоните в «Таймс». Звездный час Милта. «Я плакал, — пустится он вспоминать, — я плакал, как ребенок, когда Жак умер».

Что-то скверное было в моем упоении местью, замшелая деревенщина сквитается с городским цирюльником, прекрасная, я бы сказал, провинциальная, афера, словно в Бахус-Блате, ничего публичного, но более чем удовлетворительная для посвященных. Замечательно, мистер Бойн, просто замечательно. Поздравляем вас и всех ваших.

51

КТО УКРАЛ МОЙ СТУЛ?

Я повторил вопрос, и Марлена ответила, что я мог забыть его на лестнице, так что я взял фонарь и переворошил всю пыль и грязь, нашел мертвую мышку, благослови Боже ее бедное высохшее сердечко, кто украл мой стул?

Наверное, я что-то сделал, а потом НАПРОЧЬ ЗАБЫЛ. Когда-то в детстве я ходил во сне и просыпался, только ступив на влажную дорожку к туалету. А еше рисовал ручкой на простыне. Объяснить эти поступки я не мог, Господи помилуй. Может, я сам и украл свой стул. В комнате пахло тайной, словно протухшим мясом, так ЗНАКОМО, с самого моего рождения, ко всеобщей печали и разочарованию, долгие дни, солнце сквозит в сетку от мух, жужжат мухи снаружи, ЖАЖДУТ КРОВИ. Мамино дыхание как розы, как вино причастия.

КТО НЫНЕ ИЗБАВИТ МЕНЯ?

Мясник писал в ГЛУХОМ МОЛЧАНИИ, совсем не так, как обычно, когда он ТЕРЗАЕТ СЛУХ и чуть ли не до безумия доводит, ШУМЯ И ПОХВАЛЯЯСЬ, столько болтает, МЕРТВОГО ЗАГОВОРИТ. Смотри, Хью, вот красотища. У них челюсти поотвисают. У них мурашки по коже побегут. В прежние времена он бы раскатал холст по полу и попросил бы меня пустить в ход мой БОЖЕСТВЕННЫЙ ТАЛАНТ, а теперь понатыкал каких-то палочек, словно землемер на Дарли-роуд. Превратился, прости ему Боже, в МОЛЬБЕРТНОГО ХУДОЖНИКА, поворачивает холст изнанкой ко мне, как будто я — пол.

Всю жизнь я провел среди запахов тайны, крови, роз, алтарного вина, кто может, пусть объяснит, что творилось с нами со всеми на Мэйн-стрит Бахус-Блата, я не смогу. Мы все могли бы оставаться мясниками, проводить красную линию, и чтобы смерть наступала без боли. Как бы я любил этих тварей, никто их так не любил. Забыть. Никогда не доверяли мне нож, и пришлось мне жить с Мясником и нашим милым мальчиком, груши в траве, сладкий гнилой аромат его брака. Я чувствовал это, а сказать не мог, кружил рядом с мальчиком, пытался его уберечь, а в итоге сам же и покалечил. Всегда все не так, зло в самой сердцевине, жужжат на солнце переполошившиеся мухи, тонкий вскрик, смачный хлопок двери — кто-то вышел, кто-то вошел. Это Бахус-Блат, голоса из другой комнаты. Вовсе я не заторможенный от рождения, это я точно знаю.

В Нью-Йорке на моем МАТРАСЕ С КЭНЕЛ-СТРИТ я сидел и так и эдак РАСКИДЫВАЛ УМОМ, с какой это стати мой брат пишет ПОСРЕДСТВЕННУЮ КАРТИНУ. Он молчал, я не спрашивал. Вот что самое скверное.

В Болоте я заглянул в большой ящик под маминым шкафом, когда я оставался один, всюду СОВАЛ СВОЙ НОС, прости Господи. Говорят, я уродился заторможенным и разбил матери сердце, а по-моему, у меня что-то украли. Что-то случилось, что-то пропало, только запах камфары из ящика. Мы не стали об этом говорить, как теперь о моем пропавшем стуле, обошли, как что-то грязное или страшное, почему он рисует ПОСРЕДСТВЕННУЮ КАРТИНУ? Голова трескается. Я не мог удержать мысли, скользкие, как червяк, испугавшийся крючка.

Мой брат приехал в Нью-Йорк, ни один человек в ресторане не знал его имени, он обозлился: никто не преклонятся перед великим ЭКС-МАЙКЛОМ БОУНОМ, он стал маленьким, съежился, почернел, как уголь из шахты в Мадингли. Накупил чернильных карандашей в «Пёрле» и вперед, стирает и стирает, самого себя пытается стереть, обратить в пыль.

Что произошло, этого мы никогда не узнаем.

Обойдем, обойдем.

Марлена Кук из Беналлы. Майкл Боун из Бахус-Блата. Короли и Королевы Мерсер-стрит. Он забрался на крышу и выложил свой холст на глазах у ночи. Яичный белок, черная сажа, падают сгоревшие души.

КТО НЫНЕ ИЗБАВИТ МЕНЯ?

52

Хью ничуть не изменился с того дня, как я забрал его с собой в Мельбурн. Он пытался утопить папочку — взаимно, — а на меня зыркал так, словно это я виноват во всех его несчастьях. В маминой кухоньке с низким потолком я застал его в тот день, заслонил весь свет в окне, что выходило на Гисборн-роуд, словно громадный свидетель Иеговы в черных ботинках для церкви, брюках от Флетчера Джоунса, в белой рубашке с короткими рукавами и при галстуке. Бриллиантин превратил его волосы в мокрую горелую умбру, маленькие ушки-раковины подыхали огнем. А глаза все те же, маленькие злобные глазки, теперь они щурятся на Марлену.

На Мерсер-стрит я спросил его:

— Что тебе, блядь, не по нутру?

Молчание.

— Таблетки пьешь?

Он с вызовом уставился на меня, а потом сник и ретировался на жалкое продавленное ложе, и оттуда, накрыв одеялом и себя, и крошки тостов, следил за тем, как моя любовь читает «Нью-Йорк Таймс», наблюдал за ней с напряженной бдительностью, словно за ядовитой змеей.

Марлена оделась для пробега в мешковатые шорты и грязную белую футболку. До сих пор она как будто не замечала оказываемого ей моим братом внимания, но когда она поднялась, Хью склонил голову набок, приподняв одну бровь.

— Что такое? — спросила она.

Зазвенел звонок.

Хью задрожал и спрятался под одеяло.