Эдвард Радзинский - Наполеон - исчезнувшая битва

• Название: Наполеон - исчезнувшая битва
• Автор: Эдвард Радзинский
• Жанр: История

---

Я кланяюсь и подхожу ближе.

- Вам повезло - вы наблюдаете Историю. Вам будет что написать. Вы недурно пишете, я читал ваш "Атлас".

Император глядит на часы - видимо, ждет возвращения брата, уехавшего в Палату депутатов. Забавно: когда-то Люсьен организовал переворот в Палате и сделал его первым консулом. Потом они были в ссоре. Теперь все забыто и Люсьен снова в Палате - спасает его.

При свете солнца я вижу, как изменился и обрюзг император. Тяжелое, приземистое тело, мешки под глазами... Я вспоминаю, как Люсьен говорил вчера Гортензии: "В первый момент я его не узнал - это развалина. Император французов исчез..."

За воротами не смолкают крики: "Да здравствует император!" Но он будто не слышит, все так же медленно расхаживает по саду. И молчит. Я останавливаюсь в стороне, чтобы не мешать ему думать.

- Да нет, идите рядом, - бросает он.

Так мы и ходим кругами под крики: "Да здравствует император!"

Наконец приехал Люсьен и с ним маршал Даву. После поклонов и приветствий Люсьен начинает:

- Сир, только что Лафайет предложил Палате заседать беспрерывно. И они приняли решение...

Он замолкает, глядит на меня. Император сухо бросает:

- Говори при нем!

Мы проходим во дворец. Здесь Люсьен подробно рассказывает о вчерашней ночной встрече Фуше и Лафайета. (Дворцовая полиция, видимо, все еще неплохо работает. Или враги уже не желают таиться?)

- Фуше сказал Лафайету: "Как видите, я был прав. Этот человек... - так он назвал вас, сир, - вернулся еще более безумным, еще более воинственным и, что самое страшное, еще большим деспотом. Вы, Лафайет, - французская революция, которая воскресла, чтобы его уничтожить". Они договорились устранить вас. Фуше пообещал Лафайету: "Мы так просто не сдадимся. Мы выговорим у союзников республику!" И этого было до

статочно. Лафайет поверил, он с ними. Мираж республики соединил глупца-идеалиста с подлым интриганом. Фуше, конечно же, решил пока сам стать главой Франции и принести Бурбонам на блюдечке ваше отречение, сир, а лучше - и вашу голову. Так он рассчитывает вымолить себе прощение за кровь короля (Людовика). Он развел вас с Палатой, сир! И сейчас там льются подлые речи...

Люсьен остановился, ожидая реакции брата.

- Продолжай! - равнодушно сказал император .

Чтобы разбудить наконец его негодование, Люсьен читает по бумажке речь Лафайета:

- "Настал момент объединиться нам вокруг трехцветного знамени восемьдесят девятого года - знамени свободы, равенства и порядка. Только под знаменем Великой революции мы сможем противостоять иностранным притязаниям и внутренним попыткам мятежа. И еще: я предлагаю объявить вне закона всякого, кто попытается совершить акт насилия по отношению к Палате представителей народа..." А дальше уже непосредственно о вас, сир: "Я вижу между нами и миром одного человека. Пусть он уйдет - и будет мир".

- Далее? - все так же равнодушно произносит император.

- Далее - гром оваций. Аплодируют все - и старые республиканские безумцы, поверившие в возвращение революции, и сторонники Фуше, и испуганное "болото".

- Ну что ж, пусть делают, что хотят. На свою голову я приучил их только к победам - в беде они не могут прожить и дня... Поезжай, объясни безумцам, что революция, вернее, ее опасный призрак, и вправду вернулась! - Он указывает рукой за ограду, откуда несется рев тысяч глоток. - Но этот призрак не с ними, не в зале Палаты. Он за ее окнами. И он - со мной.

- И это только начало, сир. Предместья входят в Париж. - Люсьен приободрился. Он добавляет, многозначительно улыбаясь: - Кто-то сообщил им, что происходит в Палате, и они требуют разогнать предателей.

Но ловкость брата не трогает императора. Он молчит.

А с улицы продолжают доноситься грозные вопли: "Да здравствует император! Депутатов на фонарь! Диктатуру императора!"

Император подходит к окну и глядит на тысячи людей, которые славят его. Люсьен громко шепчет:

- Надо распустить Палату и объявить: "Отечество в опасности!" Париж укреплен. Груши сохранил свою армию...

Но император по-прежнему молчит и смотрит на улицу. На лице Люсьена отчаяние. А люди идут и идут мимо дворца...

Принесли последнее сообщение из Палаты: выступили Сийес и Карно. Они говорили об обороне Парижа, которую может организовать лишь один человек император. Но Лафайет своей речью опять переломил ход заседания... И Люсьен, все еще надеясь разбудить гнев брата, читает (с выражением) патетические слова Лафайета:

- "Кости наших братьев и детей наших разбросаны от пустынь Африки до снегов Московии. Миллионы жизней отдала Франция человеку, который и теперь мечтает о борьбе со всей Европой. Довольно!.."

- Глупец! - не выдерживает император.

- Сир, вы должны решиться!

Но император опять молчит!

Наступает ночь. Император уходит спать. Люсьен отправляется то ли в Палату, которая все еще заседает, то ли в город. Мы бодрствуем.

В половине четвертого утра приносят новое сообщение. Палата, охрипнув от воинственных речей, постановила: император должен отречься. В противном случае он будет объявлен вне закона.

Люсьен зачитывает решение Палаты. Император остается совершенно равнодушен. Он преспокойно пьет кофе и о чем-то думает...

Приезжает Бенжамен Констан. Тот, кто когда-то клеймил императора Чингисханом и Аттилой, теперь - его советник. Он перепуган:

- Сир, вас просят отречься...

- Передай этим глупцам: уже вскоре они потеряют все, ради чего меня предали. У Лафайета не будет его республики, а у Фуше - его министер

ского поста...

Братья выходят в сад. Люсьен продолжает уговаривать, тычет пальцем в ревущий людской поток за оградой - бесконечные приветствия императору и проклятия депутатам.

- Они умоляют вас: "К оружию!" Вся Франция, сир, сегодня провозглашает: "Да здравствует император!" Вы никогда не были так любимы! Мы разгоним депутатскую сволочь... как когда-то, восемнадцатого брюмера. Нет, куда легче!

Император отвечает слишком громко - будто всем нам:

- Восемнадцатого брюмера я обнажил шпагу ради Франции. Сегодня я должен вложить ее в ножны, я не хочу гражданской войны. Я не могу залить страну кровью. Я не буду императором Жакерии.

Он снимает треуголку и стоит с обнаженной головой, отвечая на приветствия толпы. Потом братья отходят в сторону от свиты и останавливаются прямо под моим окном. И я слышу шепот Люсьена:

- Слова, красивые слова... Что с тобой? Я тебя не понимаю. Неужели ты так устал? Ты постарел? Или... ты что-то задумал?

Император не отвечает. А за решеткой все идут люди. И кричат до хрипоты: "К оружию! Да здравствует император!"

"Ты что-то задумал?" Эта фраза уже тогда озадачила меня. И потом я не раз вспоминал вопрос Люсьена.

Вечером мы узнаем: Фуше уже ведет переговоры с союзниками. Они хотят одного: возвращения Бурбонов. Мечта о династии умирает на глазах. Но император остается в странном бездействии.

Приезжает маршал Даву, путано объясняет:

- Пока вы в Париже, сир, Фуше опасается народного восстания...

Император усмехается:

- И вы хотите, чтобы я...

Этим "вы" император соединяет маршала с изменниками.

Даву жалко бормочет:

- Новое правительство просит, сир... покинуть дворец... и Париж.

Император молча выходит из комнаты. Растерянный Даву уезжает.

Вечером появляется сам Фуше. Тощая фигура, тонкие бесцветные губы, угодливо склоненная голова. Но в рыбьих глазках - постоянная насмешка.

- Ваше величество, я пришел как глава временного правительства.

Он не желает скрывать свое торжество. Император смеется:

- Я в первый раз вижу вас поглупевшим. Вам нельзя повелевать, Фуше. Цезарем рождаются, впрочем, как и слугой. Вы - великолепный слуга... Но в одном вы правы: ваше правительство - временное. Очень временное. Надеюсь, после его конца вы вновь приобретете те качества умного слуги, за которые я прощал вам столь многое.

- Я и пришел послужить вам, сир. Вам следует покинуть дворец. И как можно скорее - Францию. Я не хотел бы, чтобы вас захватили союзники. Блюхер обещает повесить вас на первом суку... сир.

И опять - торжество в глазах.

- Что ж, Блюхер прав в своей ненависти ко мне. Это от страха. Я столько раз бил его... И если бы вы не предали меня, ни один пруссак не ушел бы за Рейн.

И тогда Фуше сказал... Клянусь, я слышал это, ясно слышал!

- Но, по-моему, вы сами захотели, чтобы вас предали. Вы сами предоставили нам эту возможность. И вы не заставите меня поверить, сир, во все глупости, которые вы наговорили Констану и вашему брату. Вот только для чего вы это сделали, я не понял.

- Вам трудно поверить, что польза Франции, безопасность Парижа могут быть для кого-нибудь превыше всего?

- Для кого-нибудь... но не для вас. Я никогда не поверю, сир, что есть хоть что-то на свете, ради чего вы согласитесь перестать воевать.

Оба помолчали. Наконец Фуше спросил:

- Вы действительно думаете уехать в Америку?