Гийом Мюссо - Прошло семь лет

• Название: Прошло семь лет
• Автор: Гийом Мюссо
• Жанр: Современная проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-699-65819-0

В том, что брак Себастьяна Лараби и Никки Никовски распался, не было ничего удивительного. У аристократичного, прекрасно образованного Себастьяна и взбалмошной, не обращающей внимания на условности Никки не было ничего общего. Лишь одно их объединяло: оба обожали своих детей, близнецов Джереми и Камиллу.

Когда Джереми исчез, они забыли о семи годах «холодной войны», о взаимных обидах и претензиях. Теперь они снова пара и не остановятся ни перед чем, чтобы спасти своего ребенка.

---

— Привет, пап! — поздоровалась она, присаживаясь к столу в центре кухни.

Отец в ответ ни слова. Камилла подняла голову и посмотрела на него. Отлично смотрится в этом костюме. Это она посоветовала ему итальянскую модель: в слегка приталенном пиджаке с чуть приподнятыми плечами фигура выглядит что надо. А лицо озабоченное, взгляд устремлен в пустоту. Встал у окна и ни с места.

— С тобой все в порядке? — забеспокоилась Камилла. — Хочешь, я налью тебе еще кофе?

— Нет.

— Ну как хочешь, — весело отозвалась она.

Аппетитный запах поджаренных тостов плавал по кухне. Девочка налила в стакан апельсинового сока, развернула салфетку, и из нее… выпала пластинка с таблетками.

— Ты… Ты можешь мне объяснить… — начала она оскорбленным тоном.

— Это ты должна мне объяснить! — разъяренно вскинулся отец.

— Ты рылся в моих вещах! — негодующе продолжала она.

— Не уходи от ответа! Почему в твоей косметичке противозачаточные таблетки?

— Это мое личное дело.

— Не может быть личных дел в пятнадцать лет!

— Ты не имеешь права за мной шпионить.

Себастьян сделал шаг к дочери, угрожающе наставив на нее указательный палец.

— Я твой отец и имею право на все!

— А я хоть на что-то имею право?! Ты хочешь контролировать все: с кем я дружу, куда хожу, письма, которые пишу, фильмы, которые смотрю, книги, которые читаю!..

— С семи лет я воспитываю тебя один и…

— Ты сам захотел воспитывать меня один!

Себастьян стукнул кулаком по столу.

— Отвечай на мой вопрос: с кем ты спишь?

— Тебя это не касается! Я не должна спрашивать у тебя разрешения. Это моя жизнь, и я уже не ребенок.

— Тебе еще рано вступать в сексуальные отношения! Это глупо и безответственно! Чего ты добиваешься? Хочешь сломать себе жизнь? А ведь ты знаешь, что через несколько месяцев конкурс Чайковского!

— Меня уже тошнит от скрипки! Мне плевать на конкурс! Я туда не поеду! Вот все, чего ты добился своим контролем!

— Ну, это мы еще посмотрим! Не так все просто! Сейчас ты должна играть по десять часов каждый день, и будешь играть! Иначе у тебя нет шанса чего-то добиться! А ты покупаешь супертрусы и туфли, которые стоят дороже всего обмундирования Бурунди!

— Перестань ко мне придираться! — повысила голос Камилла.

— А ты перестань наряжаться как шлюха! Ты… Ты вся в мать! — заорал Себастьян, окончательно выйдя из себя.

От неожиданной грубости и злобы Камилла онемела, но уже через секунду пошла в наступление.

— А ты сумасшедший! Мерзкий сумасшедший!

Это она напрасно. Себастьян вне себя влепил ей с размаху пощечину.

Камилла потеряла равновесие и оказалась на полу вместе с табуретом.

В первый миг она застыла в недоумении, стараясь понять, что произошло. Потом начала медленно подниматься. Пришла в себя, подхватила сумку, твердо решив ни секунды больше не оставаться рядом с этим обидчиком и тираном.

Себастьян попытался удержать ее, но она отвела его руку и ушла, даже не прикрыв за собой дверь.

3

Автомобиль-купе с затемненными стеклами выехал на Лексингтон-авеню и поехал в сторону Семьдесят третьей улицы. Себастьян опустил солнцезащитную шторку, иначе солнце било прямо в глаза. Погода осенью 2012 года стояла какая-то неправдоподобная. Себастьяна угнетала ссора с Камиллой, он переживал и чувствовал свою полную беспомощность. Первый раз в жизни он поднял на нее руку. Он понимал, как обидел и унизил любимую дочь, раскаивался и ругал себя за пощечину. Но и его можно понять: он сделал это от отчаяния.

Мысль о том, что у его дочери началась сексуальная жизнь, приводила его в неистовство. Слишком рано! Преждевременно! Под удар поставлены все его надежды, все планы, которые он построил относительно ее будущего! Скрипка, учеба, возможные профессии — все было спланировано, выстроено, расчерчено, как нотная бумага. Ничто не имело права вторгаться сюда и разрушать его планы!

Пытаясь успокоиться, он старался дышать как можно глубже и смотрел в ветровое стекло, любуясь осенью. В этот ветреный день тротуары Верхнего Ист-Сайда были засыпаны пламенеющей золотом и багрецом листвой. Себастьян любил свой аристократический, забывший о беге времени квартал, где обитал высший свет Нью-Йорка. Обитель комфорта действовала умиротворяюще благодаря своей строгости и сдержанности. Оазис, избавленный от бурь и потрясений.

Себастьян свернул на Пятую авеню и поехал на юг, вдоль Центрального парка, продолжая размышлять о себе и Камилле. Он не мог отрицать, что был слишком пристрастным отцом. Но так выражалась — возможно, не слишком умело — его любовь к дочери. Разве нет? Неужели же нельзя найти золотую середину между его желанием уберечь ее и ее стремлением к самостоятельности? Середину, которая устроит обоих? Себастьяну вдруг показалось, что все не так уж сложно, что он сумеет все наладить и изменить. Но тут в памяти всплыла пластинка с таблетками, и все добрые намерения полетели к черту.

После развода он растил Камиллу один. И гордился, что может дать ей все, что ей необходимо: любовь, внимание, воспитание. Он не сводил с нее глаз, все предусматривая и все оценивая. Всегда был рядом, относясь крайне серьезно к своим отцовским обязанностям, выкладывался каждый день, следя за домашними заданиями, занятиями скрипкой, уроками верховой езды.

Конечно, он что-то упускал, ошибался, но старался, не щадя себя. Старался, чтобы в эпоху упадка и развала у его дочери оставались ценности. Он оберегал ее от дурных знакомств, цинизма, пошлости, пофигизма. На протяжении долгих лет у них были близкие и теплые отношения. Камилла все ему рассказывала, спрашивала его мнения, дорожила советами. Она была его гордостью: умная, тонкая, трудолюбивая девочка, которая блистала в школе и, очень может быть, стояла на пороге блестящей карьеры скрипачки. А теперь вдруг настало очень тяжелое время. Вот уже несколько месяцев, как они стали все чаще ссориться, и Себастьян откровенно признавался себе, что не понимает, каким образом может остаться рядом с Камиллой, помогая ей преодолеть опасный болезненный переход от ручья детства к полноводной реке взрослой жизни.

Такси просигналило Себастьяну, давая понять, что красный свет успел смениться зеленым. Себастьян тяжело вздохнул. Он сожалел, что перестал понимать людей, не понимал молодежи, разучился понимать свое время. Все вокруг пугало его, вызывая ощущение безнадежности. Мир плясал на краю бездны. Всюду подстерегали и грозили опасности.

Да, конечно, ни от чего не убежишь, приходится жить в своем времени, держаться, не опускать рук! Но ведь никто уже ни во что не верит. Сместились ценности. Исчезли идеалы. Кризис в экономике, экологический кризис, кризис социальный. Система агонизирует. Действующие лица сложили оружие: политики, родители, учителя.

Случившееся с Камиллой посягало на его жизненные принципы, доводя присущую ему тревожность до паники.

Себастьян давно уже замкнулся в себе, создав мирок по своим меркам. Он редко покидал свой квартал, еще реже Манхэттен.

Известный скрипичных дел мастер, он любил одиночество и большую часть времени проводил у себя в мастерской. Целыми днями его единственной спутницей была музыка. Он резал эфы, распределял толщину дек, покрывал их лаком, добиваясь особого звучания своих скрипок, которыми так гордился. Через агентства его скрипки продавались в Европе и Азии, но сам он никогда там не бывал. Круг его знакомств ограничивался небольшим числом людей: два-три музыканта, поклонника классики, два-три старинных буржуазных семейства, испокон века живущих в Верхнем Ист-Сайде.

Себастьян взглянул на часы и прибавил скорость. На Грэнд-Арми плаза миновал светло-серый фасад старинной гостиницы «Савой» и, петляя между машинами и туристическими автобусами, устремился в сторону Карнеги-холла. Поставил машину в подземный гараж напротив знаменитого концертного зала и поднялся на лифте к себе в мастерскую.

Фирма «Лараби и сын» была основана в конце двадцатых годов его дедушкой Эндрю Лараби. С течением времени скромное предприятие приобрело мировую известность, став неоспоримым авторитетом в области изготовления новых струнных инструментов и реставрации старинных.

Как только Себастьян входил к себе в мастерскую, все горести отступали. Мастерская была обителью покоя и умиротворения. Время над ней не имело власти. Там приятно пахло деревом — кленом, елью, эбеном — и более резко — лаком и растворителями.

Себастьян любил особую атмосферу своего старинного ремесла. В XVIII веке мастера города Кремона вознесли искусство изготовления скрипок на небывалую высоту. С той поры техника их изготовления мало изменилась. В постоянно меняющемся мире верность старине таила в себе что-то успокаивающее.