Эдуард Хруцкий - Комендантский час (сборник)

• Название: Комендантский час (сборник)
• Автор: Эдуард Хруцкий
• Жанр: Литература 20

В книгу вошли два романа знаменитого писателя, кинодраматурга, мастера отечественного детектива Э. Хруцкого – «Комендантский час» и «Тревожный август», посвященные работе московской милиции в годы Великой Отечественной войны. Автор мастерски передает атмосферу тех героических дней, тщательно прорисовывает образы работников милиции, раскрывает перед нами их многогранный духовный мир. Главный герой – Иван Александрович Данилов – начальник отдела по борьбе с бандитизмом МУРа, и его коллеги предстают перед нами мужественными людьми с сомнениями, болью, любовью, ошибками…

---

Она вышла во двор, порадовалась, что ей дали отпуск именно в такой солнечный день.

«Помогите… А-а-а! Помогите! Милиция!»

Из соседнего подъезда выбежала женщина. Алла только увидела ее лицо и остановившиеся, полные страха глаза. Она еще не успела опомниться, как женщина, схватив ее за рукав, потащила к дверям:

«Скорее, скорее, товарищ милицейская девушка! Там… там…»

На третьем этаже женщина толкнула ее в дверь квартиры: «Там!.. Там!..»

Алла, ничего не понимая, словно автомат шагнула в темный коридор. В глубине его была открыта дверь. Она подошла к ней и заглянула в комнату.

На ковре лежал человек. Босой, в зеленых военных галифе, рядом с ним зловеще поблескивал пистолет, вокруг головы ковер влажно чернел. Что-то липкое подкатилось к горлу, в ушах зазвенело тонко-тонко. В коридоре внезапно стало темно. Хватаясь руками за стену, Алла выбралась на лестничную площадку…

– А во дворе вы никого не заметили?

– Нет, пусто было.

– Ладно, идите. Только в следующий раз не пугайтесь. У нас служба такая.

– Я знаю, извините, – смущенно почти прошептала девушка.

– Ну иди, дочка…

– Стало быть, вы дежурная ПВО?

– Я.

– Ваша фамилия Самойлова, зовут Елена Сергеевна?

– Так, Елена Сергеевна.

– А скажите, уважаемая Елена Сергеевна, в чем заключаются ваши обязанности?

– Если, значит, фашист прилетит, разбудить жильцов в своем подъезде, в убежище их проводить, деткам помочь, там, старухам. Бомбы поджигательные тушить…

– А еще?

– Нести ночное дежурство. У всяких посторонних документы проверять и, если что, милиционера кликнуть.

– Вы все время находились у дверей подъезда?

– Все время.

– Так как же? Никого не было посторонних?

– Никого.

– А что случилось, вы знаете?

– Как не знать, жилец из десятой самострел учинил. Это он из-за нее все.

– Из-за кого?

– Марина у него была. Беленькая такая. Ходила к нему. Что они делали, не скажу, не видела, только часто она у него оставалась. Бывало, ночью вместе приедут на машине, шмыг в парадную и к себе. А потом он ее утром провожает.

– А кроме Марины к Грассу ходил кто-нибудь?

– Много, все его дружки разные. Бывало, идут, а карманы от бутылок рвутся. Безобразить к нему ходили. А он душа простая, добрая, всех пускал.

– А в последнее время?

– Да последнее время его-то и не было. Он ушел в том месяце. На фронт, говорил. Вот только вчера и вернулся в форме и с наганом. «Ты, – говорит, – тетя Лена, меня разбуди в восемь» – и к себе пошел.

– А почему вы в шесть ушли с поста?

– Ах, товарищ начальник, не в шесть – в семь ушла. Гастроном у нас в семь открывают.

– Долго там были?

– Час, наверное, у меня часов-то нет. А домой шла и у ворот двоих военных встретила, они-то мне и сказали, что время пять минут девятого.

– Военные выходили из вашего двора?

– Из нашего. Из ворот.

– Постарайтесь вспомнить их.

– В сапогах хромовых, с ремнями через плечо. У одного, что на часы смотрел, нашивка золотая.

– Какая нашивка, узкая или широкая?

– Широкая, товарищ начальник, страсть какая широкая.

– Вы раньше их не видели?

– Нет, не видела.

– Что дальше?

– Я, конечно, побежала Зиновия Аркадьевича будить. Гляжу, дверь открыта. «Неужто встал?» – думаю. Зашла в комнату, а он лежит. Тут я и побегла на улицу.

– Игорь, – Данилов встал, – дело ясное. Ты сейчас иди в «Вечерку», найди знакомых Грасса, узнай, кто такая Марина. Ты, Степан, с жильцами поговори. Я в управление.

На лестнице Данилов задержался, пропуская санитаров, уносивших убитого. Он прошел сквозь расступившуюся толпу любопытных у подъезда, подошел к машине.

– Извините. – Кто-то тронул его за рукав.

Данилов оглянулся. Перед ним стояла пожилая женщина с пустой авоськой в руках.

– Я хотела вам кое-что сообщить…

– Слушаю вас.

– К гражданину Грассу ходило много разных людей. Журналисты… А три дня назад заходил его сослуживец, подполковник.

– Так, значит, подполковник? Я знаю, летчик?

– Нет, пограничник. Такой интеллигентный, седоватый. Очень жалел, что не застал его.

– У этого подполковника ожог на правой щеке? – внутренне холодея, спросил Данилов.

– Ошибаетесь, у него шрам, белый такой, с левой стороны, здесь. – Женщина провела пальцем от губы до глаза.

Он. Точно он. Широков. Уже в машине Иван Александрович расстегнул крючки воротника. На душе было скверно. Точно так же, как пятнадцать лет назад, когда он в Питере, на Лиговке, потерял след Резаного.

Зачем Широков приходил к Грассу? За деньгами? Может быть, за ценностями? Маловероятно. Ни денег, ни тем более ценностей у убитого не было. Значит, Широкову был нужен Зяма-художник. Но ведь Грасс никогда не связывался с уголовниками. Он делал фальшивые накладные артельщикам, липовые печати на документы, справки. Его «клиентура» была – крупные хозяйственники. Кто же указал Широкову на Грасса? Кто?

В коридоре «Вечерки» пахло керосином. Из-за закрытых дверей вырывался приглушенный стук пишущих машинок, обрывки телефонных разговоров, смех.

В отделе иллюстраций было тихо. Огромное окно распахнуто, за ним в золотистом мареве видны крыши и облезлые церковные маковки. Со стен на Игоря смотрел добрый десяток человеческих лиц. Красивые, строгие и веселые женщины, мужчины с орденами и без таковых, бородатые и бритые, дети.

Из-за стола, заваленного старыми фотографиями, обрезками бумаги, рисунками, газетными полосами, навстречу Муравьеву поднялся человек в синем костюме.

– Я хотел узнать, сотрудничал ли в вашей газете художник Грасс.

– Зяма? Разумеется! Мы с ним гигантские друзья! А с кем имею честь, простите? Смирнов, – представился художник.

– Значит, мне повезло. – Игорь достал из кармана удостоверение.

Смирнов внимательно прочитал его, поднял на посетителя удивленные глаза:

– Нет. Это недоразумение. У него были неприятности, но давно. Он чудный художник. Хороший товарищ.

– Вы его хорошо знали?

– Хорошо – не то слово. Зяма мой лучший друг!

– Значит, мне опять повезло.

– Что? Скажите, что могло с ним случиться? Ах ты господи, Зямка…

Смирнов заметался по кабинету, он был похож на большую птицу.

– Вы сядьте, сядьте, пожалуйста. – Игорь присел на стул. – Дело серьезное.

– Серьезное? – Смирнов сел и сразу же начал перекладывать на столе строчкомеры, пинцеты, ножницы.

– Вы только… В общем, Грасс убит.

Ножницы со звоном упали на пол. Смирнов закрыл лицо руками. Только пальцы мелко вздрагивали.

«Они слишком тонки и красивы для мужчины, – подумал Игорь, – слишком нежны».

Смирнов убрал руки, и Муравьева поразила перемена, происшедшая с этим красивым, не по годам моложавым лицом. Оно сразу постарело, даже глаза померкли. Перед Муравьевым сидел усталый, больной человек.

– Дайте закурить.

Смирнов неумело взял папиросу, прикурил.

– Зяма звонил мне вчера, сегодня он должен был зайти ко мне с новыми рисунками…

Он замолчал. В комнате повисла тишина, гнетущая и тяжелая.

– Кто мог это сделать? – спросил Смирнов.

– Мы еще не знаем. Вот пришли к вам. Надеюсь, вы поможете.

– Я говорил ему: брось эту женщину. Брось!

– Вы имеете в виду Марину?

– Да, Марину Флерову.

– Кто она такая?

– Как вам сказать? Знаете ли, есть категория женщин, красивых, умных, свободных. У них огромный круг знакомых и необычайная жадность к развлечениям. Они не думают, как и где живут. Они просто живут, легко и свободно. Такие обычно нравятся занятым мужчинам. Дайте спички, пожалуйста. – Смирнов снова прикурил. – Марина такая. Немного пишет, чуть рисует, немного снимает, немного поет, снимается в кино… в эпизодах, разумеется. Всего понемногу и – ничего. У нее открытый дом. Народу полно. Можно приехать в полночь, за полночь.

– Она давно знакома с Грассом?

– Да, года три. Он для нее – убежище. Это она говорит… Устав от кутежей, разочаровавшись в очередном увлечении, она убегала к Зяме. Марина называла это – «стать на душевный ремонт». А он терпел, терпел и ждал.

– Вы говорили, что у нее открытый дом? Если я вас правильно понял, к ней мог приходить любой, даже малознакомый человек?

– Да, вы правильно поняли.

– А что вы скажете о людях, которые у нее бывали?

– Всякие. – Смирнов вздохнул. – Наш брат журналист, киношники, актеры. Всякие. А бывает, компания эдаких молодчиков приедет… Хватких таких, разодетых, с короткими пальцами в кольцах. Молчаливые, только пьют да похохатывают. Я их не люблю. Денег у них много.

– А где живет Флерова, знаете?

– Да, конечно.

Данилов

Телефон зазвонил.

– Ты погоди, не части так. Погоди! – Данилов взял трубку. – Данилов слушает. Молодец, Игорь, ты сначала сюда приезжай, а потом уже к мадам поедешь. Давай, жду. Ну, так как будем? – Иван Александрович отодвинул телефон. – Как будем, я спрашиваю, дальше жить? А, Михаил?

– Как люди, как все люди. Я же завязал.

– Это я знаю, читал твое заявление. Ты лучше скажи, зачем ко мне пришел?