Елена Коренева - Идиотка

• Название: Идиотка
• Автор: Елена Коренева
• Издательство: ACT
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002
• ISBN: 5-17-010878-8

Книгу Елены Кореневой отличает от других актерских мемуаров особая эмоциональность, но вместе с тем — способность автора к тонкому анализу своих самых интимных переживаний. Если вы ищете подробности из личной жизни знаменитостей, вы найдете их здесь в избытке. Название книги «Идиотка» следует понимать не только как знак солидарности с героем Достоевского, но и как выстраданное жизненное кредо Елены Кореневой.

---

Уже в Америке я пойду к женщине-астрологу и спрошу о своем браке. Она сравнит наши звездные карты и скажет, что время моего знакомства с Кевином по астрологическим часам указывало на супружество. Мы познакомились третьего января 1982-го, а третьего января 53-го мои родители зачали меня в любви. Падал снег огромными хлопьями…

Глава 43. Американские горки, русская рулетка

«Я должен тебе признаться, что моя личная жизнь похожа на мыльную оперу», — сказал мне Кевин однажды вечером в момент взаимной откровенности. «А что такое мыльная опера?» — поинтересовалась я. Этот термин еще не был знаком советскому человеку. «Ну, это когда много пошлой мелодрамы», — пояснил он. Такой ответ меня позабавил — Кевин отнюдь не напоминал человека, обуреваемого страстями или провоцирующего любовные интриги. «Я не понимаю — почему?» — переспросила я. «Дело в том, что я влюбляюсь как в женщин, так и в мужчин. Я бисексуален, впрочем, как все мы, только в одних это подавлено, а в других — нет, все зависит от обстоятельств и случая». — «Ну что ж, это даже интересно», — сказала я бодро, придав лицу как можно более непринужденное выражение. И задумалась: в проблемах сексменьшинств я разбиралась плохо. Однако была наслышана, что среди них встречаются люди выдающиеся, чуть ли не гении. Можно даже предположить, что в их рядах ярких личностей побольше, нежели среди людей… банальной ориентации. Я мысленно вообразила благородное чело Петра Ильича Чайковского, а также Оскара Уайльда с бантом на шее. «А ты пассивный или активный?» — проявила я свою компетентность. Кевин засмеялся: «Это очень грубое деление, так нельзя определять каждого человека». — «Так кто тебе больше нравится, мужчины или женщины?» — допытывалась я, заинтригованная такой запретной темой. «Мне нравятся и те и другие. Так я устроен, и с этим уже ничего не поделаешь. Я заметил, что ты тоже обращаешь внимание в первую очередь на женщин, в тебе это есть, только бессознательно». Я возмутилась: «Конечно, обращаю, потому что они мои соперницы. Я отмечаю, кто красивее меня, кто лучше одет, это защита, если хочешь». Кевин опять улыбнулся с видом человека, понимающего больше в этом вопросе. «Ты просто так оправдываешь свою природную бисексуальность». — «Нет, конечно, — стала я вспоминать. — В детстве я любила своих подруг, особенно итальянку Фиореллу. Я могу представить любовь к женщине, но не желание с ней спать». «Между любовью к мужчине и женщине нет никакой разницы. Если любишь, хочешь соединиться, вот и все», — объяснял мне Кевин как школьнице. «Ну извини, большинство мужчин ужаснутся при мысли о физической близости с себе подобными!» — выразила я распространенную точку зрения. «Да, но чем агрессивнее они защищают себя от этой мысли, тем очевиднее, что это вытеснение их желания». — Кевин снова засмеялся. «Вытеснение, это что?» Я не понимала ни слов, ни смысла. «Ну, это фрейдистский термин: человек с детства подавляет свои инстинкты и влечения, загоняя их в подсознание, а они все равно просятся наружу, демонстрируя себя в снах и вообще самым неожиданным образом. Тот, кто дерзнул узнать, что у него вытеснено, тот свободен, а кто игнорирует свои подавленные желания — несчастен», — закончил свою лекцию Кевин. «А родители в курсе твоей личной жизни?» — спросила я через паузу. «Нет… Возможно, догадываются, знает сестра. Я и сам долго не мог разобраться, а потом признался самому себе, что это так. У нас говорят о человеке, который открыто заявляет о своей сексуальной ориентации, что он „вышел из клозета“ или темной комнаты, — это идиоматическое выражение. Сидеть слишком долго в „клозете“ — стыдно и вредно. Но в СССР нельзя этого сделать, за это посадят».

Теперь марсианский аспект личности Кевина окончательно сложился в моих глазах. Я получила возможность и повод изучать совершенно новую для себя психологию «нестандартной личности». Чувство исследователя взяло верх над женским инстинктом самосохранения. Мне было важно, что Кевин полюбил меня и готов на брак ради моего спасения. О том, что мне страшно жить и я никому не доверяю, он знал из моих рассказов. Ему я обязана была ответить доверием на доверие. «Я — свободно мыслящая современная женщина!» — так я привыкла думать. «Эх, Леночка, Леночка, доведет вас до беды ваше любопытство!» — вспомнились мне слова одного знакомого. Он тихо посмеивался в свой ус, слушая мои рассуждения о жизни. «Лучше удовлетворенное любопытство, знание, чем мрак однообразия и невежества» — так звучало мое кредо, и я продолжала задавать бесконечные вопросы. Глядя в глаза Кевину, я понимала, что приобретаю вновь потерянную мной в людях надежность и ясность. Его разум и здравый смысл, его честность, в конце концов, расставляли по местам бесконечно запутанные связи — «причины и следствия», «слова и дела», разоблачали нашу общую несостоятельность, страх и ложь.

Провозгласить себя человеком без предрассудков, далеким от ханжества — дело похвальное, но несложное. Я наивно предполагала, что моя новая роль невесты бисексуального мужчины мне под силу, и даже находила в этом нечто героическое. Мое самолюбие тешила мысль, что, решаясь на неординарный брак, я иду дальше других, обыкновенных женщин. Но проживать день ото дня свою новую роль оказалось гораздо труднее, чем фантазировать о ней.

Первое столкновение с безоглядно принятой мной реальностью произошло весной. Кевин уехал с группой студентов на неделю в Грузию и вернулся оттуда с новым приливом сил в отношении брака. «Я понял, что серьезно влюблен в тебя», — сказал он мне при встрече. «За мной начал ухаживать один красивый тип, и у меня ничего с ним не получилось, я все время думал о тебе», — сообщил он мне радостно. Эти слова сбросили меня с пуховых перин прямо на асфальт. Это что же получается — в то время, как я в Москве мечтаю о тихом надежном уюте, он еще что-то пробует и у него ничего не выходит? «Какой такой тип, кто — грузин? Откуда он, с улицы? Ты проверял свои чувства ко мне на человеке, которого первый раз видишь? — Я не могла успокоиться. — Уж молчал бы лучше!» А Кевин в свою очередь не ожидал такой реакции — он думал, что обрадует меня приобретенной им уверенностью. Мое представление о наступающем долгожданном покое рассеялось как дым. Я так и не смогла больше вернуть счастливые надежды первых недель, связанные с предстоящим браком. Спрятав вглубь свое потрясение, я стала надеяться, что со временем привыкну к необычным ощущениям и новой форме ревности.

Начались хлопоты по сбору документов для подачи заявления в загс. Кевин написал письма родителям и друзьям, спрашивая совета и разрешения на брак. (Советы с друзьями меня тоже оскорбляли: он мне доверяет меньше своих друзей? Представляю, что они ему насоветуют через океан!)

На пути к нашему бракосочетанию лежали невидимые препятствия, как это бывало в те годы в случае с иностранцами. Все делалось очень просто: в последний момент требовалась недостающая бумажка, а потом еще одна и еще, и так вплоть до срока, когда у приезжего истекала виза. Как правило, уезжавший из нашей страны повторную визу на въезд больше не получал. Такое могло случиться и после регистрации брака, что влекло за собой разъединение супругов на долгие годы, если не навсегда. Нам пришлось держать в тайне наши намерения, пока это было возможно, а после подачи заявления мы в течение трех месяцев не знали, зарегистрируют нас или отошлют за «недостающим документом».

Между тем моя актерская деятельность продолжалась. Я начала сниматься у Михаила Козакова в телеспектакле «Попечители», по пьесе Островского «Последняя жертва». Я не без иронии отметила, что роль в пьесе с таким названием стала моей последней работой до отъезда в США! В новой постановке я исполняла роль Ирины Лавровны, характерной героини, а моим партнером снова был Олег Янковский. Любопытно, что и в этом случае, как уже случалось прежде, между ролью и жизнью были прямые параллели. Моя героиня — невеста на выданье, лукавая и жеманная… если не сказать дура — дурость вообще знакомое женщинам состояние, особенно когда они засиделись в девках. Весь период съемки я хранила молчание о предстоящем браке, однако внутренне меня грело ожидание предстоящего события, и наверняка глаза сияли, как никогда прежде. Но после подачи заявления хранить молчание стало бессмысленным, и я рассказала обо всем Мише Козакову. Он пришел в ужас: что будет с двумя его фильмами, в которых я снялась? Если бы еще только брак, но ведь я собралась уезжать в Америку. Но он ничего не мог поделать, только ждать и надеяться. Он понимал, что решать свою судьбу самостоятельно — это мое право. (Интересно, в какой еще стране судьба картины могла зависеть от переезда актрисы на ПМЖ на другой континент?) Весь свой гнев и иронию Миша выразит, написав сатирическое стихотворение, в котором «артистка Коренева-фря» завела романчик с приезжим славистом и оставила его, режиссера, «с носом», уехав в Америку. Как-то после съемки Олег Янковский предложил подвезти меня до дома на своей машине. «Лена, — обратился он ко мне, крутя баранку своих „Жигулей“, — у меня в определенных инстанциях есть знакомый, так вот, я от него узнал, что ты попала в „черный список“, имей это в виду!» Я поблагодарила его за информацию, не совсем понимая тогда, что она означает конкретно для меня. (Когда через год мне откажут в визе на въезд в СССР, я пойму смысл «черного списка».)