Виталий Павлов - День чудес

• Название: День чудес
• Автор: Виталий Павлов
• Издательство: Таврия
• Жанр: Современная проза
• Год: 1984

В первую книгу молодого автора вошли повесть «Рыбный день» и рассказы. Основные мотивы, объединяющее сборник, — поиски человеком своего места в жизни, лирические размышления об ее истинных ценностях. Автор тяготеет к метафорической прозе.

---

Не надо.

И разбежались в разные стороны зазывалы, и растворилась в подземном переходе фигура фарцмена и афериста Кожаного, и смолкли бубны и литавры, и шли двое людей в одинаковой форме, несли пластмассовые свистки, с шариками внутри.

Шли себе, никого не трогали.

— Есть, ребята, то, что вам нужно, на Кавказе…

— А знаем, знаем! В кино видели и читали в книжке «Мифы Древней Греции». Золотое руно. Колхида. Только плыть далеко. И потом сирены еще.

— Да нет, ребята, я серьезно.

И тут мы увидели, что перед нами стоит нормальный человек.

Мы летим в Грузию.

Высота десять тысяч метров. Скорость девятьсот километров. Температура за бортом — минус семьдесят. Прекрасная обстановка для того, чтобы остановиться, перевести дух. Посмотреть на себя со стороны.

А что?

Человек как человек. Ну волосы длиннее, чем у многих. Вот рубашка несвежая — стыдно. Неуютно даже. Теперь все время будет казаться, что трет воротник, все время буду крутить шеей.

А теперь, вопрос, неприятный. Сколько мне лет? Нет, я не кокетничаю. Да и лет мне относительно немного. Двадцать пять. Ба, да это ведь круглая дата. Должен быть оркестр. Духовой. Чтобы, как у людей. Кстати, они меня оставили в покое. Я не слышал их игры эти два года. Значит, у меня все в порядке.

Теперь еще вопрос. Тоже неприятный. Кто я? Чем я занимаюсь? Я, человек с законченным высшим образованием, с дипломом преподавателя физкультуры, заслуженный, в некотором роде. У меня есть грамоты, дипломы, медали. Я мог стать видным спортивным деятелем города или судьей международной категории. Я поднимаю руку олимпийского чемпиона. Похлопываю его. Меня встречают в аэропорту представители спортивных организаций. Жена, сын. Я привез ему в подарок пластмассовые фигурки борцов. Оркестр. Духовой. Все трезвые. В белых рубашках. А автобус за углом. Все улыбаются. А что? Так вполне могло быть.

А на самом деле кто я? Играю на бас-гитаре в полупрофессиональном коллективе. Мне двадцать пять лет, я пою.

«Я пою в нашем городке…»

Ну и что? Некоторые поют в восемьдесят лет. Сейчас же я лечу не с олимпиады, и жены у меня нет, а мне двадцать шесть. Уже начал прибавлять. Интересно почему?

Почему?

Ну вот и последний вопрос, который я так не хотел себе задавать. Почему я здесь, в этом самолете? Когда я сел не на свое место? Тогда в институте или сейчас в самолете? Все это мне напоминает школьные каникулы. Когда хочется думать, что первое сентября далеко, что, может быть, оно не наступит. Это ощущение каникул не дает мне покоя. Настоящие каникулы обязательно заканчиваются.

Настоящее. Вот оно, слово, которое я так долго искал. Настоящее — это для меня? Вот мы летим вместе с Иликом черт знает куда, везем огромные деньги, чтобы купить две колонки и два ящичка радиодеталей. Значит, мне это нужно? Только почему у меня остается впечатление, что это каникулы? Почему?

А ведь первое сентября наступит. Это я знаю точно.

…В иллюминаторы видны Кавказские горы. Эльбрус. Казбек. Горы легче всего покорять на самолете. Я засыпал. Странно, до этого я никогда не спал в самолетах.

Мне снился сон.

На холмах Грузии лежал «Динакорд». В целлофане, огромная пачка сигарет. Я срываю целлофан, дергаю за красненькую полосочку, спускающуюся с гор. Мимо, сверкая, катится жисть-копейка. «Динакорд» хрипит, извиняется. Простудился в горах. Летит стая журавликов. Хромированные с микрофонами. Среди них черный набриолиненный фарцовщик Юра Кожаный.

— Кар-кар. Две копейки есть? Счас звякну в одно место. Доктора вызову, пусть подлечит «Динакордик». Дай две копейки… кар-кар.

— Нету. Вон копейка катится, но она гнутая, в автомат не влезет. И не каркай!

А это что такое квадратное, холеное, гладко выбритое? А, так ведь это судьба-индейка. В целлофане. Голландская. С сыром внутри. Смотри-ка играет с человеком, как… на «Динакорде». Зву-ук… И человек играет. На трубе. Зву-ук… Зву-ук… Звук! Звук! Сапожник! Звук!

А это потому, что у него рубашка несвежая. Звука нет. Последний вчера сдали. Как куда? Куда положено. На пункт стеклотары. По пятнадцать копеек за емкость. Вот только это осталось. Горлышко охрипшее. А кто в окошке? Кто сегодня работает? Счас примут! Кто это? Женского рода. Судьба? Да нет же! Это же… Стекло мутное! Это же Люда. Как Люда? А где же студент?. У себя в кабинете. Вот на табличке все написано. Кандидат в мастера спортивных наук. Прием тары по личным вопросам ежедневно. Двадцать четыре часа в сутки. Смирна-а-а! А то ходят тут всякие Крисы-кинозвезды. А где живут? В «Динакорде». А? Пристегнуть ремни? Чтобы судьба не вывалилась. Пристегнуться и не курить. А спасибо, спасибо. Не курю. Спортсмен. Ну разве что динакордскую… Все, все! Просыпаюсь! Да не спортсмен я никакой. Просы…

Все, просыпаюсь. Тбилиси.

Я и раньше знал, что в Тбилиси живут гостеприимные люди. На второй день я вдруг спохватился, что уже второй раз обедаю не дома, а в гостях. И это при том, что я человек совсем непьющий.

— Уфф! — сказал Сосо, когда мы, наконец, добрались до его домика. — Это вино я давил своими ногами!

Я не мог отказать после такого аргумента. И только сейчас вспомнил, что мы приехали по делу. Илик дремал на стуле рядом со мной под певучую речь обедающих родственников и знакомых.

— Нам надо возвращаться. Дома волнуются, что мы уже два дня не обедаем, — сказали мы, когда гости разошлись.

На следующий день все было закончено. Конечно, ни о каком целлофане речь не шла, но ЭТО было уже нашим. «Динакорд» лежал у наших ног.

— Ну вот и сбылась мечта идиота! — процитировал я.

К самолету нас везли на трех машинах. Меня. Илика. И ЕГО.

Я уснул, как только опустился в кресло. Мне ничего не снилось.

Осень в том году была такая, о которой можно только мечтать. Теплая и чистая. Мы репетировали дни и ночи напролет. «Динакорд», как и обещал когда-то Илюша, пел сам. Нам завидовали все музыканты города. Они приходили на репетиции и осматривали экспонаты нашего музея.

— Ну конечно, — говорили они. — Я думаю… Так вот здесь, оказывается, что. Ну тогда конечно! — и разводили руками.

У нас же аппетит разыгрался не на шутку. Мы были спокойны ровно неделю. А потом кто-то сказал:

— Нужны новые гитары.

— А мне пора менять установку, — добавил Генка.

— А как я буду смотреть народу в глаза без синтезатора? — спросил непонятно кого Илюша.

И тогда я сам произнес фразу, которая еще год назад казалась мне абсурдной.

— Надо садиться в ресторан. Там мы будем и играть, и зарабатывать, — я сказал это и почувствовал себя хорошо испеченной булочкой, которую смог так приготовить только один человек — Илик.

— А что, это идея, — сказал он, — надо подумать!

Ну конечно, конечно! Скромность украшает человека.

— Итак, кто за это предложение, прошу взять аккорд. До мажор.

Кырла, как глава молодой семьи и бедный студент в одно и то же время, бьет по струнам. Значит, он ничего не имеет против.

Мы с Илюшей держим этот аккорд уже давненько.

— Я, как все, — говорит Генка и делает сбивку. Вначале малый барабан, потом топы, потом тарелка.

Каникулы продолжаются.

Оставались формальности, Кырле — объяснить необходимость такого шага своей прекрасной половине.

— Когда будешь разговаривать с Ленкой, дави на материальную сторону, — наставлял его Илюша. — У меня один знакомый был, тот массу выражений таких знал, — и Илик начал перечислять их: «Деньги к деньгам идут», «Главное не играть, главное — выигрывать». Против этого она не попрет, это точно.

— Ага, — сказал Кырла, — против этого она не попрет, она против меня может пойти, — и ушел.

Теперь обо мне.

Я уже говорил, что осень была прекрасная. Как весна. Я влюбился. Как-то странно об этом говорить. Мне всегда казалось, что влюбиться могут только школьники, в крайнем случае, студенты, но ни в коем случае не взрослые люди.

Нас пригласили на какой-то вечер в университет. Но познакомились мы на следующий день. Загрузив аппаратуру, ребята уехали, а я остался. Сам не знаю почему. Хотелось толкаться среди студентов, хотелось, чтобы принимали за своего, спрашивали, где следующая лекция, как с зачетами, пойду ли в кино?

Я стоял один.

Потом появилась она. Не знаю, почему я обратил внимание именно на нее. Наверное, из-за ее независимого вида. Мне нравятся независимые люди. Она сдала пальто и ушла куда-то. Я превратился в восковую фигуру.

— Отомри!

Она протянула номерок, и ей вернули пальто. Такое зеленое, с отворотами. Вполне весеннее пальто. Окончились лекции, я в толпе имеющих право влюбиться шел за ней. В такой массе я незаметно воспользовался этим правом. Меня никто не заподозрил. Мы шли к троллейбусной остановке.

 Надо было срочно что-то говорить, иначе все могло закончиться, не успев начаться. Но в моей голове, кроме затертого до дыр «Девушка, с вами можно познакомиться?», ничего не было. Я стоял неподвижно в двух шагах от нее, ожидая троллейбуса. Она сказала: «Отомри!», что же тогда я? Появился троллейбус. Конечно, она вошла. А на что я надеялся? Что она подойдет?