Диана Виньковецкая - Америка, Россия и Я

• Название: Америка, Россия и Я
• Автор: Диана Виньковецкая
• Издательство: Эрмитаж
• Жанр: Современная проза
• Год: 1993

Как русский человек видит Америку, американцев, и себя в Америке? Как Америка заманчивых ожиданий встречается и ссорится с Америкой реальных неожиданностей? Книга о первых впечатлениях в Америке, неожиданных встречах с американцами, миллионерами и водопроводчиками, о неожиданных поворотах судьбы. Общее в России и Америке. Книга получила премию «Мастер Класс 2000».

---

— А как люди там живут? — Не понимаю. Совсем не понимаю. Всё в мусоре. Где же мусор разгребается и охраняется дом от грабителей, то никаких денег не хватит, заработанных честно. Эти районы только для богатых. Брат нашего писателя — миллионер, живёт на Пятой Авеню, напротив Центрального Парка. Но он такие обороты делает! А так… Врачи — тоже разбойники: зуб вставить или выставить — цена автомобиля. Подумайте, зуб и автомобиль! А как болеть?! Врачи по домам не ходят, бюллетеней не выписывают; за болезнь, за лежание в госпитале нужно платить деньги, и, говорят, бешеные.

— А что‑нибудь приятное там есть?

— Я ничего приятного на этом Марсе не обнаружила. Всё чужое, другая среда. Правда, меня эти миллионеры свозили на Гавайские острова, но это другое дело, и одарили всякими товарами — нам теперь надолго хватит шесть шуб, столько платьев. Но жить я бы там не хотела.

Образование тоже не бесплатное. Жалуются, что детей не выучить, если с пелёнок не откладывать на университет. Нет! Нет! Страна мне не понравилась!

Н. Н. оформила свои впечатления про Америку сразу по приезде, но опубликовали их через несколько лет, когда в железном занавесе образо валась такая большая прореха, что пытались как-то её залатать, — сдерживая поток в неё устремившихся. Эти очерки опубликовали многомиллионным тиражом для советских женщин и работниц, воспользовавшись её литературным псевдонимом, поэтому я тоже им пользуюсь. После публикации поднялся град обсуждений со всех сторон: кто осуждал автора за клевету, кто опять убеждался в мерзости Америки, все обсуждали, говорили, спорили, орали «за» Америку, «против» Америки.

Шум поднялся страшный среди всех слоёв населения.

Как‑то пришла в гости к моим друзьям знаменитая балерина, вышедшая замуж за американца и уезжающая в Америку. Сидит за чаем и говорит:

— Совсем было уговорила мать поехать со мной в Америку, но тут какая‑то сволочь опубликовала столько гадостей об Америке, что мать наотрез отказалась.

— Эта «сволочь» — я, — сказала Н. Н., изумив балерину.

В канун Рождества дочь моей приятельницы объявила всем собравшимся гостям в их доме:

— Вот, что пишут моей матери из американского консульства!

Достаёт красно–зелёный конверт и вынимает оттуда нарядную бумажку:

«Дорогая Н. Н.!

Примите наши рождественские пожелания и подарки. Консулат Вас приглашает на рождественский приём. Мы рады и бесконечно тронуты тем, что Вы привлекли внимание к Америке. С уважением, консул.»

Рассматривая подарки, книги с видами Америки, модные журналы с эффектными красавицами, фотографии Нью–Йорка, мы приговаривали:

— Какие красавицы! Как улыбаются! Как порхают! Как бы так исхитриться?!

— Не ломайте себе головы, они искусственные, как куклы Образцова! — прерывала наши восхищёния Н. Н., — если вас так же приодеть, то вы будете их лучше и красивее.

И нам захотелось «быть лучше и красивее», — и у меня и у моей подружки, дочери Н. Н., завелись дерзкие помыслы на эту тему. А Н. Н. нас отговаривала:

— Жить там сложно. И я бы не хотела, — повторяла она нам.

Через некоторое время, кажется через месяц или два, один американский журнал — не помню названия — попросил у Н. Н. разрешения опубликовать её очерки на английском языке.

Тем временем мы уже начали проситься в Америку, чтобы приодеться и быть лучше и красивее, и автор очерков тоже.

Вторая моя встреча с «живой» Америкой произошла в то время, когда нам было отказано в праве переселиться в другие страны, чтоб быть лучше и красивее. И мы находились ни в России, ни в Америке, — как бы нигде, не состояли, не участвовали, не работали, но жили разными способами, как придётся: то кто‑нибудь у Яши картину купит, то Яшин московский друг Толя Жигалов поделится с Яшей своей работой — переводом библейского словаря для патриархии, то поддержкой наших друзей Яши Гордина и Игоря Ефимова, выдающих нам ежемесячно по пятьдесят рублей из своих доходов. Народом названо это состояние «сидеть в отказе».

В это психологически интенсивное время много происходило и ожиданного, и неожиданного: сюрпризов человеческого.

Кто отсаживался от тебя на другую скамейку? Кто это? Кто совсем спрятался под неё, от желания быть хорошим и правильным, не показываясь, чтоб не заразиться нашими намерениями? Кто внезапным образом признавался в любви и нёс последний огурец?

Кто это — один вопросительный знак? Кто это смотрит с ненавистью? Можно написать и составить том моделей поведения людей.

Кто получит двойки? И кто выставит оценки?

В один из январских дней этого времени звонит мне Яша, уехавший с утра на встречу с какими‑то иностранцами, и вот что говорит:

— Через два часа я привезу на обед мэра города Сиракуз, — Дина, есть в Америке такой город с таким названием, — вместе с женой. Всё постарайся приготовить к приёму гостей.

Мигом, за один квант времени, если такой существует, я оповестила всех друзей, родных, соседей в доме и окрестностях, прося о помощи и поддержке: продуктами, вещами, делами. Все стали доброжелательно волноваться. Весь дом и окрестности пришли в буйное движение: по лестницам забегали мои друзья, наперебой предлагая чего у кого есть полезного в принятии иностранных гостей. Моя верхняя соседка, подруга Лиля — наши дети ходили в один детский сад — принялась печь пирог с черникой, закрученной и помещённой ею летом в банки на хранение. Моя подруга Жанна, из соседнего дома, побежала доставать мясо по своим грузинским каналам — её красоте поклонялись все, и мясники тоже. Моя сестра Лялька приехала на такси с сушёными белыми грибами, отобранными папой, с изысканными маленькими шляпками, высушенными на солнышке, захватив ещё и солёных рыжиков. У верхней соседки Тани, жившей прямо над нами и всегда делившейся со мной посудой для моих праздников, я заняла хрустальные рюмки, привезённые её мужем из Чехословакии. Стулья мне принёс сосед снизу. Белую скатерть мне одолжила моя подруга Эльвира, жившая в соседнем подъезде, работавшая вместе со мной в геологических экспедициях Казахстана. Скатерть крахмалила и вышивала её мать — большая любительница вышивания и чистоты.

Я надела длинную юбку, оттопыренный подол которой прямо на мне стала подшивать моя школьная подруга Галя, с которой я пять лет сидела на одной парте и играла «в графинь».

Эльвира стала распихивать раскиданные Даничкой игрушки под кровать. Не помню кто стал подметать пол в Яшиной мастерской-кабинете. Моя кронштадтская подруга Скрипа, с которой мы бегали по Кронштадту, тоже приехала на такси и привезла свежий огурец, купленный ею на базаре.

Спохватились, что нет майонеза, но Галя вспомнила, что у неё есть баночка, припасённая ко дню рождения. И… через два часа на белой-пребелой хрустящей скатерти: пирог с черникой соперничал по красоте с фиолетовым покрывалом селёдки, украшенным чёрными икринками из припасённой мною баночки к Яшиному дню рождения, купленной моей тёткой Талей у соседа по квартире, работавшего в ресторане «Европейский».

Свежий огурец мы долго, тщательно и внимательно разрезали на микроны, чтоб он пахнул подольше, посильнее, и создали такой букет, который состоял: из свежести огурца в соединении с запахом лесных белых грибов, тушённых в сметане, вместе с тонким мясом, укропом, грузинской кинзой.

Ароматный поток этого букета разносился по всему нашему академическому дому, и все проходящие мимо облизывались и глотали слюнки.

Юбка подшита, игрушки собраны, кто‑то даже наделал лишнего — успел протереть пол в кухне влажной тряпкой. Всё готово к приёму. И все помощники удалились.

Входят вместе с Яшей мужчина и женщина. Сначала я опишу мужчину. Он был изысканно красивый, высокого роста, смуглый, с правильно чёткими чертами лица, с барельефным носом и чуть–чуть миндалевидными глазами, будто бы с налётом восточного происхождения. Вошедший человек никак не совпадал с моими ожиданиями и представлениями об американском мэре. Во-первых, слишком молодой; во–вторых, без величественности; в–третьих, без сигары, без солидности. Он больше напоминал нашего утомлённого киноактёра, но никак не мэра американского. Женщина была тоже стройного роста и молодая, но не такая красивая, как её спутник.

Яша мне и моим подружкам запретил говорить о других женщинах, что они страшные или безобразные.

— Самое большее, что вы можете, девочки, сказать о некрасивой женщине, — «своеобразная». Посмотрите на себя!

После этого замечания я и мои подружки говорили про кого‑нибудь: «Она очень своеобразная».

Мэрша была немного своеобразная.

Яша представил нас друг другу. Илюшу гость пообещал покатать на пожарной машине, когда мы окажемся в Америке. «А, понятно, — подумала я, — к нам пришёл пожарник, а настоящий, величественный мэр остался в гостинице». Хотя гости уже не были в столь высоком звании мэра и мэрши в моих глазах, я всё равно стала угощать их обедом, улыбаться, подавать, подливать, подносить. Иногда мне перепадали какие‑то переведённые фразы, но, в основном, я ничего не понимала в происходящем разговоре. Для интереса Яша пригласил ещё двух наших друзей, знающих английский язык, и они беседовали, ели и пили водку, настоенную на черноплодной рябине, закусывая солёными рыжиками. Говорили, что всё вкусно, улыбались.