Луи де Берньер - Дочь партизана

• Название: Дочь партизана
• Автор: Луи де Берньер
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-86471-658-8

Луи де Берньер, автор бестселлера «Мандолина капитана Корелли», латиноамериканской магической трилогии и романа-эпопеи «Бескрылые птицы», рассказывает пронзительную историю любви.

Ему сорок, он англичанин, коммивояжер поневоле. Его жизнь проходит под новости по радио и храп жены и незаметно превратилась в болото. Ей девятнадцать, она сербка, отставная проститутка. Ее жизнь полна событий, но она от них так устала, что хочет уснуть и никогда не просыпаться. Она рассказывает ему истории – кто знает, насколько правдивые? Он копит деньги, надеясь однажды ее купить. Шехрияр и его Шехерезада. Похоже, они влюблены друг в друга. Они друг для друга – редкий шанс начать все заново. Но что такое любовь? «Я довольно часто влюблялся, – говорит он, – но теперь совершенно изнемог и уже не понимаю, что это значит… Всякий раз влюбляешься чуточку иначе. И потом, само слово „любовь“ стало расхожим. А должно быть святым и сокровенным… Давеча пришла мысль, что любовь – нечто противоестественное, что познается через кинокартины, романы и песни. Как отличить любовь от похоти? Ну, похоть все же понятна. Так, может, любовь – изуверская пытка, придуманная похотью?»

Возможно, ответ таится на страницах новой книги Луи де Берньера – писателя, который обладает бесценным свойством: он ни на кого не похож, и все его сочинения не похожи друг на друга.

---

Ого! Я сильно отклонился от рассказа о Верхнем Бобе Дилане и Розиной кошачьей фобии. Ничего, сейчас вернусь. Роза уверяла, что она из тех истинных любителей всякой живности, кто угощает яблоками лошадей и швыряет палки чужим игривым собакам. Свидетельствую, что так оно и было, ибо на прогулках в парке сам все это наблюдал.

Однажды Розин отец принес домой грязный холщовый мешок.

«Посмотри, что я нашел», – сказал он, пристроив ношу на столе.

В мешке оказался квелый котенок, у которого только-только открылись глазки. Отец шел берегом реки и услышал мяуканье. Кто-то бросил завязанный мешок в воду, и тот поплыл, но зацепился за корягу. Отец палкой его выудил.

«Не выживет, – сказала мать. – Надо было его прикончить».

«Как он тебе, принцесса?» – спросил отец.

Роза пальчиком потрогала котенка:

«Нравится».

«Не хочешь, чтобы он умер?»

«Нет».

«Тогда хорошенько за ним приглядывай».

Поначалу котенок рос вместе с крольчатами. Как известно, кролики не умеют считать, и крольчиху не смущает, если вдруг один из ее отпрысков слегка отличается от других. Между прочим, я слышал невероятную историю о крольчатах, выращенных кошкой, чьих родных котят утопили.

Ну вот, урча и пихая «братцев», котенок сосал мамкину титьку, а затем подрос и распрощался с кроличьим семейством. Роза окрестила его «Яблок» и носила за пазухой. Иногда котенок языком пробовал ее сосок, надеясь подкормиться, – ощущение было приятным и волнующим. Я почувствовал укол завистливой обиды – меня-то за пазуху не приглашали.

Утомительно слушать рассказы о чужих замечательных любимцах. Нет, я знаю, что моя собака или кошка – это и впрямь нечто особенное, но восхваления прочих питомцев меня раздражают. Однако я выслушал повесть о том, какая прелесть был Яблок, как билось его сердечко, когда Роза прижималась ухом к его бочку, как он забирался к ней под одеяло и мусолил ее сорочку и о том, что он так и не избавился от кроличьих повадок и часто сиживал на клетке бывшей родни; кроме того, он был охотник: молнией кидался за скомканной бумажкой, хватал и прятал ее в башмак. Любимой была история, как однажды Роза положила в кошачью миску хрящики, а кот выудил и перепрятал в ее туфлю, что выяснилось наутро, когда Роза обувалась.

Жизнь кота закончилась печально, и все из-за того, что бабушка подарила Розе коноплянку. Кажется, в тех краях и поныне держат диких птиц. В детстве у меня жила болтливая сорока, но сейчас в Англии вряд ли кто заводит пернатых.

Конечно, Роза была в восторге от своей пичуги. Я узнал, какая у той была прелестная алая грудка, да еще алые крапины на головке. Если коноплянке что-то не нравилось, об этом она извещала посвистом: «ду-ить! ду-ить!» Как всякая птица, она летала по дому, испражняясь на все без разбору. Хорошо, наверное, бесстыдно гадить, не боясь последствий.

Весной птичка пыталась спариться с Розой. Она приспускала крылья, распушала хвост и взъерошивала перья. Затем облетала вокруг Розы, испуская нежный горловой зов, усаживалась ей на палец и, встрепенувшись, – ай-ай! – роняла капельку спермы. При всяком повторе этой истории мне вновь казалось, что меня обошли.

Ну, я почти догадался, чем оно все кончится. Если по дому летает коноплянка, а на подоконнике дремлет кот, и птичка, стукнувшись об оконное стекло, падает на тот же подоконник, то котяра ни в чем не виноват. Роза же была всего лишь маленькой девочкой, еще не ведавшей о ледяном равнодушии природы.

С трепыхавшейся птичкой в зубах Яблок спрятался под кресло. Роза вскрикнула и попыталась вызволить пленницу, но кот еще глубже забился в укрытие. Девочка выдернула птицу из кошачьей пасти, однако в руке ее осталось лишь безголовое тельце. Кот полоснул когтями, наградив хозяйку глубокими царапинами, а затем перешел в полномасштабную атаку с применением клыков и лап.

Роза завизжала и попыталась стряхнуть осатаневшего кота. Я не помню всех деталей, но, видимо, она слишком сильно встряхнула рукой, потому что кот перелетел через всю комнату, и дело кончилось двумя бездыханными питомцами.

Пришел отец, постарался ее утешить. От него уютно пахло табаком и одеколоном, вспоминала Роза. Вдвоем они сложили надвое разорванную птаху, у которой и глазки-то не успели погаснуть. Еще мучительнее была новость, что кот сломал себе шею.

Кто внезапно терял питомцев, поймет Розино состояние. Только нужно помнить: она была совсем маленькая, считала себя убийцей и боялась, что ее посадят в тюрьму.

В дальнем уголке сада Роза похоронила кота и птицу в одной могиле, после чего на пару дней девочку отправили к лысой бабушке. Однако по возвращении Розу ждал новый удар: могила оказалась слишком мелкой, и потому коноплянка сгинула вообще, а коту выгрызли брюхо. В летнюю жару истерзанный труп с багровой дырой источал кошмарную вонь. Под хвостом и на морде копошились опарыши. Казалось, будто мертвый кот скалится. Роза выкопала могилу поглубже, но с тех пор не могла спокойно смотреть на кошек.

В заключение она сказала, что чурается кошек, чтобы для них же не вышло беды, и поэтому ВБД лучше не выпускать котенка из своей комнаты.

Я терпеливо выслушал всю историю и даже посочувствовал, но, если честно, сгорал от нетерпения услышать другой рассказ – о жизни проститутки. Скорее всего, во мне говорил сладострастный соглядатай.

Мы уже немного сблизились, и на прощанье Роза легонько меня обнимала и дважды чмокала в щеки, как француженка. Как-то раз задержала ладонь на моем рукаве и сказала:

– Так приятно, что ты меня слушаешь. Я кажусь себе интересной.

– Я еще не встречал такого интересного человека, – ответил я и удостоился еще одного поцелуя.

9. Узник Ясеноваца

Меня к ней влекло, и я не особо старался себя обуздать.

Меня к ней влекло, и я не особо старался себя обуздать. Я из тех, кто, словно кошка, признаёт себя виновным, лишь когда застукают. Кроме того, было совсем несложно заехать к ней по пути домой или даже нарочно сделать крюк. В округе практиковали три врача, да еще я обслуживал большой район на юге Англии, так что работал без расписания. Бывало, я звонил – удостовериться, что Роза дома и расположена поболтать, и оттого часто общался с евреем-актером, единственным владельцем телефона. Похоже, роль посланника его не тяготила, а Роза почти никогда не отказывала мне в визите. При встрече она целовала меня в обе щеки, что мне нравилось, хоть и было не очень по-английски. Теперь-то многие переняли континентальные манеры и лижутся даже со смертельным врагом.

На устрашающе грязной плите Роза варила крепкий черный кофе, в «гостиной» мы усаживались по бокам газового камина, и хозяйка, дымя сигаретой, повествовала о своей жизни. Нынче сам поражаюсь, каким терпеливым слушателем я был, но, сказать по правде, истории эти интересовали меня не меньше самой рассказчицы. Я много чего узнал. Удивительно, однако жена ни разу не учуяла, что я весь пропах табачным дымом. Вообще-то она уже давно перестала меня замечать. Супруга тратила мои деньги, а в остальном я ее ничуть не интересовал и потому, невзирая на все мои щедроты, был призраком в собственном доме.

К счастью, я никогда не курил; лет в двенадцать попробовал, и меня стошнило. Много моих знакомцев приняли тяжкую смерть от курения, и будь моя воля, всех табачных фабрикантов и торгашей я б расстрелял по обвинению в массовых убийствах.

Было бы лучше, если б я не втюрился так безоглядно. Да, пожалуй, я влюбился – а как еще это назвать? Я не понимаю, что такое влюбленность, хотя, думаю, пару раз это со мной случалось, уж с Розой-то явно. Медицинские справочники и документальные телефильмы ничего не разъяснят. Давеча пришла мысль, что любовь – нечто противоестественное, что познается через кинокартины, романы и песни. Как отличить любовь от похоти? Ну, похоть все же понятна. Так, может, любовь – изуверская пытка, придуманная похотью?

Сомневаюсь в точности слова, но, конечно, я был очарован. Возможно, потому, что имел дело с проституткой. В моем мирке это было невероятной экзотикой. Все равно что дружить с коброй или пумой. Я млел от собственной отваги. Казалось, меня уносит куда-то вдаль.

Надо же, как странно: я превратился в Розиного двойника и теперь рассказываю ее байки. Стал ей превосходной заменой. Знаете, прям неймется поведать о ней, словно ее судьба важна не только мне. Я знаю ее дом под Белградом, будто сам в нем жил. Нет, я никогда там не был, но Розины воспоминания храню, как свои собственные.

Дом в поселке, что в двух километрах от Белграда, был совсем ветхий: некрашеные оконные рамы в облезшей грунтовке, известкой беленные стены, испещренные громадными трещинами, – в одной, пока не залатали, жили совы. Тяжелая черепичная крыша от старости скособочилась, и обитатели рассредоточивали ведра по всему дому. В старину на первом этаже устраивали хлев, чтобы скотина своим теплом обогревала верхнее жилье. Розино семейство обустроило внизу кухню, где в основном и обитало. Две соседние комнаты, которые риелтор назвал бы «гостиными», почти не использовались. Мощенный плитами кухонный пол укрыли циновками. Роза досадливо вспоминала, как часто спотыкалась об их задранные края.