Энн Райс - Витторио-вампир

• Название: Витторио-вампир
• Автор: Энн Райс
• Издательство: ЭКСМО, Домино СПД
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2003
• ISBN: 5-699-03079-4, 0-676-97186-5

Италия эпохи Возрождения… Золотой век… Богатый меценат Козимо ди Медичи делает все, что в его силах, ради процветания родного города – Флоренции, где создают свои бессмертные произведения лучшие архитекторы и художники.

А в это время в горах Северной Тосканы происходят загадочные события, гибнут по непонятным причинам целые семьи…

Юный Витторио, наследник благородного рода, пытается понять, что же происходит на его землях, и… оказывается во власти Сил Тьмы.

---

Я прикрыл лицо правой рукой. Для меня была невыносима мысль, что мы рыдаем кровавыми слезами. Я не мог представить себе рассказанный ею любовный роман, удивительно впечатляющий, будто нарисованный кистью Фра Филиппо.

Заговорил священник.

– Вы все еще дети, – сказал он. Губа у него дрожала. – Просто дети.

– Да, – отозвалась она своим изысканным тоном, убежденно и легкой улыбкой выражая согласие. Она сжала мою левую руку в своих и растирала ее с усердием и лаской. – Вечные дети. Но он был всего лишь молодой человек, Флориан, он и сам был всего лишь юношей.

– Я видел его однажды, – произнес священник охрипшим от рыданий, но спокойным голосом. – Всего один раз.

– И вы поняли? – спросил я.

– Я знал, что сам я беспомощен, а вера моя безнадежна и что я скован путами, которые не могу ни ослабить, ни порвать.

– Теперь пойдем, Витторио, не вынуждай его плакать, – сказала Урсула. – Ну пойдем же, Витторио. Пошли отсюда. Кровь нам сегодня уже не понадобится, и мы не можем позволить себе причинить им вред, не можем даже…

– Нет, любовь моя, никогда, – согласился я. – Но примите от меня, пожалуйста, в дар, отец, единственную чистую вещь, которую я могу дать, – мое свидетельство о том, что я видел ангелов и что они поддержали меня в момент слабости.

– А ты не откажись принять от меня отпущение грехов, Витторио. – отозвался он. Голос его окреп, и мне показалось, что грудь его расширилась. – Витторио и Урсула, примите от меня отпущение грехов.

– Нет, отец, – сказал я. – Мы не можем принять его. Мы не хотим его.

– Но почему же?

– Потому, отец, – с доброй улыбкой ответила Урсула, – что собираемся согрешить снова, и как можно быстрее.

Мутное видение сквозь стекло

Она не лгала.

Мы добрались в ту ночь до замка моего отца. Нам не составило никакого труда совершить такое путешествие, но оно оказалось бы трудной задачей для смертного, и ни слова не донеслось до заброшенной фермы о том, что угроза нападения ночных дьяволов, этих вампиров Флориана, уже миновала, И в самом деле, скорее всего, мое хозяйство все еще оставалось безлюдным, ибо горожанам, бежавшим из Санта-Маддаланы, прошедшим через горы и спустившимся в долину, рассказывали ужасающие истории.

Однако довольно скоро я выяснил, что огромный замок моего семейства был заселен новыми постояльцами. В нем прилежно трудилось целое полчище военных и чиновников.

Переправляясь тайно, после полуночи, через высокую крепостную стену, мы увидели, что все мои покойные родственники надлежащим образом похоронены или уложены в приличествующие им каменные гробы под церковью, а все огромные богатства нашей семьи, вся роскошная утварь из дома исчезла. Лишь несколько подвод из тех, которые должны были уже передвигаться к югу, оставались в крепости.

Горстка постояльцев, спавших в помещениях дворецкого при моем отце, оказались счетоводами из банка Медичи, и, осторожно, на цыпочках прокравшись в одну из комнат, в неясном свете звездной ночи, я рассмотрел несколько документов, оставленных ими для просушки.

Все наследие Витторио ди Раниари было собрано и занесено в списки, после чего вывезено во Флоренцию, для надежного хранения у Козимо до того времени, пока Витторио ди Раниари не исполнится двадцать четыре года и он в связи с этим обстоятельством сможет возложить на себя ответственность за свои действия, как подобает мужчине.

Всего несколько солдат спали в казармах. Всего несколько лошадей размещалось в конюшнях. Всего несколько слуг и помощников оставались поблизости от своих господ.

Видимо, громадный замок, не имевший стратегического значения ни для миланской, ни для французской, ни для папской администрации, как и для самой Флоренции, не подлежал восстановлению или ремонту, его просто закрыли.

Задолго до рассвета мы покинули дом моего отца, но перед тем я простился с его могилой.

Я знал, что вернусь туда, Я знал, что скоро деревья снова поднимутся по горе до самых крепостных стен. Я знал, что скоро высокая трава пробьется сквозь трещины и расселины в камнях. Я знал, что вскоре человеческие существа утратят всякую привязанность к этому месту, как утратили любовь ко многим другим руинам по всей стране.

Тогда я и возвращусь. Я должен сюда вернуться.

В ту ночь мы с Урсулой охотились на нескольких разбойников в окрестных лесах, весело смеялись, когда их поймали и стащили с лошадей. То было по-старинному необузданное пиршество.

– А куда теперь, мой властелин? – спросила меня невеста незадолго до наступления утра. Мы снова нашли пещеру для укрытия, глубокое и тайное убежище, густо поросшее колючим кустарником, едва не расцарапавшим нашу упругую, молодую кожу. Там, за завесой из дикой голубики, мы могли скрыться от посторонних глаз и от палящих лучей огромного, встающего солнца

– Во Флоренцию, любовь моя. Мне необходимо быть там. А на городских улицах мы никогда не будем страдать от голода, нас никто не поймает, и там есть некие вещи, которые я должен видеть собственными глазами.

– Но что тебя там интересует, Витторио? – спросила она

– Живопись, моя любовь, живопись. Мне нужно увидеть ангелов на полотнах. Я должен… встретиться с ними, как это уже бывало.

Урсула успокоилась. Она никогда не видела этот величественный город – Флоренцию. При всей своей порочной приверженности к традициям и дворцовым манерам, в наших горах она вела себя сдержанно и теперь лежала рядом со мной, грезя о свободе, о сверкающих синих, зеленых и золотых оттенках, столь разительно отличающихся от темно-красного, которого она все еще придерживалась в своих одеждах. Она лежала, полностью доверившись мне, а что до меня самого, то я не верил уже ни во что.

Я только слизывал человеческую кровь с губ и раздумывал, сколь долго я смогу пробыть на этой земле, до того как кто-нибудь снесет мне голову быстрым, уверенным взмахом меча

Непорочное зачатие

Город Флоренция был охвачен волнениями.

– В чем дело? – поинтересовался я.

Комендантский час наступил уже довольно давно, но никто не обращал на это обстоятельство ни малейшего внимания, и огромная толпа студентов скопилась в Санта-Мария Маджоре – в кафедральном соборе – на лекции философа-гуманиста, убеждавшего, что Фра Филиппо вовсе не был развратником.

На нас никто не обращал особого внимания. Мы рано поели за городом и надели тяжелые мантии, а потому едва ли можно было заметить что-то особенное, кроме узкой полоски бледной плоти.

Я вошел в церковь. Толпа доходила почти до самых ворот.

– В чем дело? Что случилось с этим великим живописцем?

– Ох, с ним уже покончено, – ответил мне какой-то человек, не потрудившись даже взглянуть на меня или на изящную фигуру Урсулы, прильнувшей ко мне.

Этого человека слишком занимала личность лектора, стоявшего перед толпой, голос которого четко отдавался эхом в ошеломляюще громадном нефе.

– В каком смысле – покончено?

Приготовившись выслушать ответ, я продвинулся немного глубже в густой, отвратительной человеческой толпе, таща за собой Урсулу. Она все еще испытывала стеснительность в таком огромном городе и, кроме того, никогда не бывала в кафедральном соборе подобных размеров за все более чем две сотни лет своей жизни.

И снова я задал тот же вопрос двум юным студентам, мгновенно обернувшимся, чтобы мне ответить, этим двоим модно одетым мальчикам лет восемнадцати, каких во Флоренции в те времена называли бычками. Для юношей в таком возрасте наступала трудная пора: слишком взрослые, чтобы оставаться детьми, как я, и слишком юные, чтобы стать мужчинами.

– Так вот как было дело: он попросил прекраснейшую из монахинь позировать ему для запрестольного образа, который он писал в то время, для образа Девы Марии, – вот что он натворил, – сказал первый студент, черноволосый, с глубоко посаженными глазами, взглянув на меня с лукавой усмешкой. – Он уговаривал ее стать моделью, просил, чтобы монастырь выбрал ее для этой цели, так чтобы Дева, которую он напишет для запрестольного образа, была самой совершенной, и затем…

Второй студент подхватил его слова.

– …Он пустился с ней в бега! Выкрал монахиню прямо из монастыря, сбежал с ней и с ее сестрой – только представьте себе такое! – с ее единокровной сестрой, и они устроили себе жилье прямо над мастерской: он, эта монахиня и ее сестра – все трое, монах и две монашки… и жил в грехе с нею, с Лукрецией Бути, и написал с нее Деву на запрестольном образе, и плевал на то, что о нем думают.

В толпе началась толкотня, едва ли не давка. Мужчины просили всех успокоиться. Студенты только что не задыхались от смеха.

– Если бы Козимо не был его покровителем, – проговорил первый студент, понизив голос до смиренного, но все же проказливого шепотка, – они бы его вздернули – я подразумеваю, по крайней мере, ее семейство, этих Бути, если не всех священников ордена кармелитов, если не весь этот проклятый город.