Марк Твен - Приключение Гекльберри Финна (пер. Ильина)

• Название: Приключение Гекльберри Финна (пер. Ильина)
• Автор: Марк Твен
• Жанр: Классическая проза

Марк Твен (англ. Mark Twain, настоящее имя Сэмюэл Лэнгхорн Клеменс (англ. Samuel Langhorne Clemens); 30 ноября 1835, посёлок Флорида (штат Миссури) —21 апреля 1910, Реддинг (штат Коннектикут); похоронен в Элмайре (штат Нью-Йорк) — американский писатель, журналист и общественный деятель. Его творчество охватывает множество жанров — юмор, сатира, философская фантастика, публицистика и др., и во всех этих жанрах он неизменно занимает позицию гуманиста и демократа.

Уильям Фолкнер писал, что Марк Твен был «первым по-настоящему американским писателем, и все мы с тех пор — его наследники», а Эрнест Хемингуэй писал, что вся современная американская литература вышла из одной книги Марка Твена, которая называется «Приключения Гекльберри Финна». Из русских писателей о Марке Твене особенно тепло отзывались Максим Горький и Александр Куприн.

---

— Я тогда зашибся малость, быстро плыть не мог, ну и под конец сильно отстал от тебя, а когда ты на берег вылез, решил, что по земле-то я тебя и без крику нагоню, но, как увидел тот дом, притормозил. Чего они тебе говорили, я не слышал, слишком далеко стоял, да и собак боялся, ну а когда все стихло, понял, что тебя в дом впустили, и ушел в лес, дня дожидаться. А рано поутру, натыкаются на меня несколько негров, которые в поле идут, берут с собой и показывают вот это место, в котором человека никакая собака не сыщет, — вода же кругом, — а после каждую ночь притаскивают мне чего-нибудь поесть да рассказывают, как ты там управляешься.

— Чего ж ты раньше-то не попросил моего Джека, чтобы он меня сюда привел, а, Джим?

— Да что толку было беспокоить тебя, Гек, пока у нас и не было ничего, и сделать мы ничего не могли? Теперь-то другое дело. Я тут прикупал, когда случай подворачивался, кастрюльки да сковородки, а ночами плот починял…

— Какой еще плот, Джим?

— А наш старый плот.

— Ты что, хочешь сказать, что его не разбило вдребезги?

— Нет, Гек, не разбило. Потрепало, конечно, сильно — конец один оторвало, но, в общем, остался он цел, только пожитки наши все как есть потонули. Кабы мы не унырнули так глубоко, да ночь не была такая темная, да мы с тобой так сильно не перепугались, да не были такими олухами, мы бы наш плот сразу заметили. Но, может, оно и к лучшему, потому что теперь он снова целехонек, лучше нового стал, и вещичек у нас новых прибавилось, взамен потерянных.

— Но послушай, Джим, если это не ты плот выловил, то откуда ж он опять взялся?

— Да как бы я его выловил, на болоте-то сидя? Нет, плот другие негры нашли — его на излучине к коряге прибило, − ну и спрятали его на ручье, под ивами, а после такой гвалт подняли, никак решить не могли, чей он, что я очень скоро о нем прослышал и угомонил их, сказав, что принадлежит он вовсе не им, а нам с тобой — вы что, говорю, хотите присвоить собственность молодого белого джентльмена, чтобы с вас потом шкуру за это спустили? А после раздал им по десять центов, ну, они страх какие довольные остались, жалели только, что плоты не часто приплывают, а то бы они, глядишь, совсем разбогатели. Они хорошие люди, голубчик, негры-то эти, если мне чего требуется, так дважды их об этом просить не приходится. И Джек тоже негр хороший — и умный.

— Что верно, то верно. Он ведь даже не сказал мне, что ты здесь, просто привел сюда, чтобы гадюк показать. А если чего случится, так его дело сторона. Скажет, что никогда не видел нас вместе, — и не соврет.

Про следующий день мне особо распространяться не хочется. Так что я, пожалуй, коротко все расскажу. Проснулся я на рассвете, собрался перевернуться на другой бок и дальше спать, но вдруг заметил, до чего в доме тихо — точно в нем и нет ни души. Прежде такого не бывало. Потом смотрю — а Бака-то и вправду нет. Ну, тут уж я встал, спустился вниз — никого, дом стоит тихий как мышь. И во дворе то же самое. Я и думаю — что бы это такое значило? Дошел я до поленницы, вижу, у нее Джек сидит, и спрашиваю:

— Что происходит?

А он отвечает:

— Вы разве не знаете, марса Джош?

— Нет, — говорю, — не знаю.

— Ну, так у нас же мисс София сбежала! Честное слово. Ночью, а в котором часу, никому не известно, и сбежала она, чтобы выйти за молодого Гарни Шепердсона, — так, по крайности, говорят. Семья обнаружила это с полчаса назад — может, малость раньше, — и ей же ей, времени наши хозяева терять не стали. Такой суматохи с ружьями и лошадьми мы отродясь не видали! Женщины поскакали родню на ноги поднимать, а старый марса Сол с сыновьями похватали ружья и понеслись к реке, чтобы изловить молодого джентльмена, да и убить, покуда он с мисс Софией реку не переплыл. Я так понимаю, туго им обоим придется.

— И Бак меня даже не разбудил!

— Понятное дело, не разбудил! Не хотели они вас в это впутывать. Марса Бак, когда ружье заряжал, кричал, что теперь-то уж он непременно какого-нибудь Шепердсона ухлопает, не сойти ему с этого места! Ну, их там, наверное, много соберется, значит, хоть одного да ухлопает, если случай подвернется.

Я что было сил побежал по дороге, которая вела к реке. И скоро услышал далеко в стороне от нее стрельбу. А как завидел впереди дровяной склад и поленницу, стоявшие рядом с пароходной пристанью, то свернул под деревья, в заросли, нашел там подходящее место, в которое пули не залетали, залез на развилку тополя, и стал смотреть. Перед тополем, немного вбок от него, стоял штабель дров фута в четыре вышиной, я поначалу думал за ним спрятаться, да, слава те господи, передумал.

По открытому полю перед складом носились четверо, не то пятеро верховых, — они вопили, ругались и пытались подстрелить двух ребят, укрывшихся за поленницей, да ничего у них не получалось. Каждый раз, как один из них подлетал поближе к реке, чтобы подобраться к поленнице сбоку, из-за нее тут же стреляли. Мальчики сидели за ней спиной к спине, прикрывая друг друга с обеих ее сторон.

В конце концов, мужчины гарцевать и орать перестали, а поскакали прямиком к складу, и тогда один из мальчиков встал, оперся, чтобы прицелиться, локтем о полено и вышиб одного нападавшего из седла. Все остальные спешились, подхватили раненного и потащили его к складу, а мальчики в тот же миг припустились бежать. Они пробежали половину пути до моего дерева, только тогда те мужчины их и заметили. А как заметили, попрыгали в седла и погнались за беглецами. Нагонять-то они их нагоняли, да без толку, слишком большая у мальчиков фора была. Добежали они до штабеля перед моим тополем и нырнули за него — и опять у них перед всадниками преимущество появилось. Одним из мальчиков оказался Бак, другой был и не мальчик вовсе, а тощий юноша лет девятнадцати.

Мужчины погалопировали немного вокруг, а после ускакали куда-то. Как только они скрылись из глаз, я окликнул Бака, назвался. Он сначала не понял, что мой голос с дерева доносится. Ужас как удивился. И попросил меня смотреть во все глаза и, если мужчины опять появятся, крикнуть ему; сказал, что они наверняка какую-то пакость задумали и долго их ждать не придется. Очень мне захотелось убраться подальше от этого места, но слезать с дерева я не стал. А Бак заплакал, начал сыпать проклятиями, кричал, что он и его кузен Джо (так звали юношу) еще посчитаются с Шепердсонами за этот день. Сказал, что его отец и братья убиты и двое-трое врагов тоже. Сказал, что Шепердсоны устроили засаду, что отцу и братьям следовало дождаться родичей, — Шепердсонов оказалось слишком много. Я спросил, что стало с молодым Гарни и мисс Софией. Бак ответил, что они переправились через реку и скрылись. Меня это обрадовало, а его, похоже, радовало не очень, уж больно он ругал себя за то, что не убил тогда Гарни, что промахнулся, — я таких слов и не слышал прежде.

И вдруг — бах! ба-бах! — из трех или четырех ружей, — те мужчины прокрались лесом и вышли на нас сзади, оставив где-то лошадей! Ребята помчались к реке — оба уже ранены были — бросились в воду, поплыли, а мужчины бегали по берегу, стреляли в них и кричали: «Смерть им! Смерть!». Меня затошнило, да так, что я чуть с дерева не слетел. В общем, про все, что тогда произошло, я рассказывать не хочу, потому что меня опять тошнить начнет. Лучше бы я не выходил на берег и не видел ничего. А теперь от увиденного не избавишься, теперь оно мне ночами снится.

На дереве я просидел, пока смеркаться не начало, все боялся слезть. Временами из леса доносились выстрелы, а два раза я видел, как мимо лесного склада проскакивали вооруженные всадники, стало быть, напасть эта еще продолжалась. На душе у меня было худо, я решил, что к дому Гранджерфордов и близко больше не подойду, потому как виноват-то во всем я. Я уж понял теперь — в том клочке бумаги сказано было, что мисс София должна встретиться где-то с Гарни в половине третьего и сбежать с ним, и если бы я рассказал ее отцу и об этом клочке, и о том, как она странно себя вела, так ее бы, наверное, посадили под замок, и никакого этого кошмара не было бы.

Ну, а когда я спустился с дерева, то прокрался к реке, и увидел в воде рядом с берегом два тела, и вытянул оба на берег, а после прикрыл их лица и поскорее убрался оттуда. Прикрывая лицо Бака, я даже заплакал, он же такой был добрый со мной.

Почти уж стемнело. Дом я обошел стороной, двинулся лесом к болоту. На островке Джима не оказалось, и я торопливо побрел к ручью, протолкался сквозь ивы, думая, что вот сейчас запрыгну на плот и уберусь от этих жутких мест как можно дальше. А плота-то и нету! Господи-боже, до чего ж я перепугался! Целую минуту дышать вообще не мог. А потом как заору. И футах в двадцати пяти от меня раздался голос:

— Боже милостивый! Это ты, голубчик? Не шуми так.

Это сказал Джим — и слаще голоса я отроду не слышал. Я побежал по берегу, забрался на плот, Джим обхватил меня, прижал к себе — уж так-то он мне обрадовался. И говорит: