Василий Шаталов - Золотая подкова (сборник)

• Название: Золотая подкова (сборник)
• Автор: Василий Шаталов
• Издательство: Туркменистан
• Жанр: Великолепные истории
• Год: 1986

В сборник вошли две повести. Одна из них — «Золотая подкова», в которой показана судьба простого сельского парня Байрамгельды, настоящего героя нашего времени. Другая — «Хлебный жених», раскрывающая моральный облик молодых людей: приверженность к вещам, легкому и быстрому обогащению одного из них лишает их обоих настоящего человеческого счастья.

---

— Приуныл наш Байрам, — говорил Антипов. — Совсем приуныл. Надо бы поднять ему настроение.

— Спасибо за сказанное, — ответил Солтаналиев. — Это мой промах. Но… что-нибудь придумаем…

Ата Солтанлиев сходил на склад, выписал несколько метров кумачовой материи и отдал ее художнику, худощавому и рыжеволосому парню Феде, чтобы тот написал на ней небольшой текст.

Когда надпись была готова, он сказал:

— А теперь, Федя, садись в машину я поезжай, а бригаду Байрамгельды Курбана, на плотину. Таи найдешь его вагончик и прибьешь к нему этот транспарант. Только сделай все осторожно, так, чтобы на бригадном стане никого не было. Понял? Тайком сделай!

Все было сделано, как велел Солтанлиев.

К вечеру бригада вернулась домой. Первым транспарант увидел Байрамгельды. Остановившись, он громко, так, чтобы слышали все, прочитал: «Здесь живет я трудится бригада коммунистического труда Байрамгельды Курбана».

Возбужденные столь необычным сюрпризом, механизаторы долго спорили о том, кто же это сделал? — но так ничего и не выяснили. Только Байрамгельды, взволнованный, с посветлевшим от счастья лицом, не участвовал в этом споре. Пожалуй, только он один и догадывался, что это работа Ата Солтанлиева, человека скромного, тихого, даже незаметного, по огромной чуткости и доброты.

14

…От Ашхабада до урочища «Семь тутовников» километров шестьдесят. Вот уже несколько лет по этому маршруту, раз или два в неделю ездит Николай Семенович Журин. И все уже на этом пути давно примелькалось ему. С левой стороны — горы, колхозные села, лесопитомник, дымный Безмеин, зеленый Геок-Тепе, с правой — полотно железной дороги. И если нет словоохотливого попутчика, едет Николай Семенович до самого урочища, ни глянув даже в окно служебного автобуса. Но как только автомашина свернет с гладкого шоссе и помчится по желтой лощине, вдоль Копетдагского водохранилища, Журин словно пробуждается… Озираясь по сторонам, он с нетерпением ждет, когда автобус с разгона взлетит на плотину, с которой вдруг откроются картины одна величавее другой. В это время даже на полуслове он может прервать беседу и прильнет к окну.

Сегодня в автобусе соседом Журина оказался человек не очень разговорчивый. Но Николай Семенович ему был рад, так как давно собирался завязать с ни личное знакомство и дружбу. Это был Байрамгельды Курбан, возвращавшийся на стройку после очередного отгула. Встречи у них бывали и раньше, а их портреты на доске Почета стройуправления висели рядом уже несколько лет. Но вот так близко, на одном сиденье, случай их свел впервые.

Встретив Байрамгельды в Ашхабаде, Журин с удивлением воскликнул:

— Кого я вижу! Вот не ожидал!.. Сколько езжу, а тебя в этой «коробочке» вижу первый раз.

Байрамгельды заулыбался:

— Раньше поездом ездил из Мары до Геок-Тепе, а дальше — на чем удастся. Теперь — удобнее. Эта «коробочка» идет прямо до нашего стана.

— Давно бы так! — одобрил Николай Семенович. — Теперь и поговорить можно… А то плотина совсем нас разделила. Я занят, ты занят. Всем некогда, всем недосуг. Все о плане думаем. А как должно быть? Плотина должна сближать нас, делать друзьями, родными.

— Правильно, — согласился Байрамгельды. — В гости ходить надо…

— А почему, скажем, тебе и не нагрянуть к нам? — горячо заговорил Журин. — Я бы вас свежей ушицей угостил. Рыбка-то рядом, в нашем море. По этому случаю можно было бы и по стопочке пропустить. Глядишь, и разговор пошел бы хороший. И дружба крепче корни пустила бы… Но вот беда: двести метров одолеть не можем! Вы там, наверху, на плотине, а мы — за нею, внизу.

— Против ухи я не возражаю, — хмуровато заявил Байрамгельды. — Но водку не пью.

— А разве я — алкоголик? — возразил Журин. — Но если гость приходит желанный, по-моему, и посидеть не грешно. А можно и просто за чайком побеседовать.

С минуту ехали молча.

— Мне говорили, что недавно приезжали авторы проекта нашего водохранилища, — первым нарушил молчание Байрамгельды. — К вам они не заходили?

— Были! — живо отозвался Николай Семенович. — Только мы собрались обедать, глядим: прямо к вагончикам подкатывает машина, а из нее две дамы сходят. Знакомимся. Та, что смуглая и пониже ростом, — главный инженер проекта Майя Васильевна Казимова, а другая, повыше, с серыми глазами — начальник отдела Ольга Степановна Лавроненко. Выпили они с нами чаю, а потом — как взялись за меня! Как давай ругать!.. За что? А вот за что. Накануне ночью на карте намыва забило корнями две крайние шиберки в пульповоде. Целую ночь мы бились, как черти, с этими корнями, промокли до нитки, все в грязи, но до утра так и не очистили. Карту намыли косо. Справа грунт выше, слева — ниже. Вот эти дамы и пропесочили меня! И даже пригрозили: если не исправим карту, пожалуются начальству, а то и просто прекратят финансирование. Словом, строгие женщины. Но мы все уже сделали, как надо.

— Ну, а что ты скажешь о нашей работе? — спросил Байрамгельды.

— Дамбы вы делаете отлично, — похвалил Журин. — Быстро делаете. За вами только поспевай!..

В это время автобус свернул с асфальта налево и, прибавив скорость, побежал по грунтовой дороге в сторону водохранилища. Вот он выполз на верх откоса и покатился на запад, по гребню плотины. Темно-серые глаза Журина ярко заблестели и он отвернулся к окну. Горы, затянутые серебристым туманом, стали ближе. У их подошвы привольно расплеснулась густая лазурь.

Каждый раз, любуясь этой панорамой, Николай Семенович вспоминал слова, то ли слышанные где-то, то ли вычитанные: «Море играет». Журину правятся эти слова.

Да… Море играет!

Если ветер с юга, волны плавно бегут к плотине, изогнувшейся дугой вдоль горного хребта, искрятся, вспыхивают снежной белизной. Если ветер с севера, волны катятся обратно, в сторону задернутых туманом гор. Но чаще дует восточный ветер, вздымая крутую волну.

Чуть ли не с первых дней существования нового водоема его заселила пернатая дичь. А в зеленых зарослях мелких островов и вдоль отороченных кое-где густым тростником берегов, загнездились утки и крачки. Они зимуют здесь, отдыхают во время перелётов, остаются на гнездовье.

Иногда, сверкая темным опереньем, утки кружатся над водой и островами. Журин — страстный охотник. Правда, охотится он больше в Тедженских тугаях, на крупную дичь — на кабанов. Но и на уток он смотрит всегда с замиранием сердца. В такие минуты ему хочется сорваться с места и бежать к прибрежным камышам, чтобы выстрелить дуплетом, влет, по нагулявшим жир лысухам. Но на охоту здесь наложен запрет.

Весной и летом море расходует свои запасы на орошение хлопчатника, садов и виноградников. За лето море «сработается», и, словно усталое, притихнет. А к зиме снова силу наберет. И тогда вдоль гор запенится, заиграет веселая неутомимая волна.

И все же морем Копетдагское водохранилище можно назвать лишь с большой смелостью: слишком молодо оно и по нынешним масштабам скромны его размеры. Вот пройдет несколько лет — тогда другое дело! А пока из труб, из широких отверстий — шиберок — хлещут на карты потоки желтой пульпы. На верховой откос плотины один за другим мчатся самосвалы. Развернувшись задним бортом к воде, они сбрасывают на откос мелкий, как горох, синеватый гравии. Этот гравийный «плащ» делается на будущее, чтобы защитить дамбу от разрушительных ударов морской стихни, когда плотина перешагнет отметки первой очереди — пятнадцать метров.

Вглядываясь в плотину, Журин все примечает: ровные борта намывных карт, следы бульдозеров, автомашин, человеческих ног.

Следы… Плотина и море — это ведь тоже следы. Их оставляют люди. Вот такие, как он, Николай Журин. Сознание причастности к великому делу рождает в нем чувство радости, твердую веру в себя, в созидательную мощь своего труда и особый смысл всей своей жизни — море строится на века! И все, что связано о этим делом — любая мелочь, любое событие — также не проходят бесследно.

И почему-то с особой остротой Журин вспомнил то время, когда земснаряд-57 стоял на сухом дне будущего моря, заросшем бурьяном и круглыми, как ежи, травами пустыни. И как потом робкая струя аму-дарьинской воды, подкравшись к стиснутому с боков понтонами земснаряду, накопилась в лощине и подняла его. Небольшая мутная лужица вокруг него разлилась в широкое озеро, которое, видимо, и надо считать началом Копетдагского моря. Памятен Журину и тот день, когда земснаряд, глухо зарычав, погнал на карту тугую, сверкающую на солнце бледно-желтую пульпу. Потом его перевезли в нижний бьеф, за плотину.

И вот уже синеет море. На самом верху плотины — тут и там — в несколько рядов пышно разрослась владычица песков — аристида. Внешне она похожа на степной ковыль: также плавно колышется на ветру, такой же примерно высоты и такого же цвета. Но характер у аристиды иной. Она любит разбитые пески и всегда забирается на самые высокие гребни сыпучих барханов. Поселившись на них, она, словно спрут, распускает вокруг длинные, но не глубокие корни, одетые в чехлы. Если корень обнажится, чехол спасет его от жгучего солнца, высыхания. Укоренившись, аристида держит в повиновении оглаженный ветром бархан. Он никогда уже не сдвинется с места и никакой ветер его не развеет. Никто, конечно, на плотине аристиду не сеял. Ветер принес семена, вот и выросла она. В то же время Журину кажется, что аристида как бы сама, по своей инициативе, пожаловала на помощь человеку, чтобы укрепить воздвигнутую дамбу.