Павел Стеллиферовский - "Чего изволите?" или Похождения литературного негодяя

• Название: "Чего изволите?" или Похождения литературного негодяя
• Автор: Павел Стеллиферовский
• Издательство: Просвещение
• Жанр: Филология
• Год: 1991

В книге рассказывается об «антигероях» русской литературы: Молча-лине и Чичикове, Угрюм-Бурчееве, Тарелкине и Глумове и т. д. Общественные проблемы, которые поднимались в русской литературе XIX века, близки и нам, людям XX столетия. Сегодня писатели-классики призывают наше общество очиститься от подхалимов и хамелеонов, доносчиков и завистников. Книга зовет юных читателей к самооценке и самосовершенствованию.

Учебное издание. Книга для учащихся.

---

Но страхи оказались напрасными. Чичиков с удивлением обнаружил, что ничего не изменилось: «куда ни плюнь, свой сидит». И тут уж развернулся Павел Иванович! Брался за все, всех очаровал, насулил огромные прибыли государству и получил несметные авансы одним словом, подладился и пришелся ко двору. «Уму непостижимо, замечает Булгаков, — что он вытворял». Основал греет для выделки железа из деревянных опилок, накормил Москву колбасой из дохлого мяса, продал Коробочке Манеж, взял подряд на электрификацию какого-то города. И «по Москве загудел слух, что Чичиков — трильонщик. Учреждения начали рвать его к себе нарасхват в спецы».

Конечно, афера лопнула. Ноздрев и Коробочка вновь подвели нашего героя. И опять, как у Гоголя, долго ломали головы над вопросом, кто же такой Чичиков, и не могли угадать. Правда, один здравомыслящий человек, хотя «Гоголя он тоже, как и все, и в руки не брал», все же догадался: «Мошенник». Разобрались кое-как. С помощью писателя поймали-таки Чичикова и утопили. История с возрождением Павла Ивановича благополучно закончилась. Каковы ее уроки?

Первый — несколько неожиданный, практический: классику надо знать. Если бы ответственные лица, которых очаровал Чичиков, читали Гоголя, то и скандала бы не было. Шуткой вроде бы сказал об этом писатель, но в ней заключена большая правда. От образованности и культуры тех, кто принимает решения, очень многое зависит: в «темных углах» слишком хорошо живется всякого рода мошенникам и приспособленцам. И второй — теоретический: пока есть благодатная почва для Чичиковых, они, как Невзоров-Ибикус у А. Толстого, бессмертны. Где служат лицам или ведомствам, а не общему делу, где льстят и угодничают, ища расположения начальства, где сиюминутная выгода важнее истинных интересов государства, а желание отчитаться о выполнении директив и рапортовать об успехах опережает здравый смысл и гражданскую порядочность — там Чичиковы всегда будут кстати.

Родовые черты Чичикова, если обратиться к давней и близкой нашей истории, нетрудно обнаружить у всех, для кого личные или групповые интересы важнее судьбы народа и страны. Так поступают ныне многие работники ведомств, сокрушая природу во имя эгоистических целей. Так поступают педагогические академики, давно уже отвернувшиеся от реальных нужд реальной школы. Так поступал Т. Д. Лысенко, печально знаменитый в 40-х — начале 50-х руководитель советской сельскохозяйственной и биологической науки. Долгое время своими спекуляциями на реальных потребностях страны и прожектами волшебных превращений в сельском хозяйстве он обманывал руководителей партии и правительства, наносил ущерб народному хозяйству. Советская школа генетиков, занимавшая в 30-е годы одно из ведущих мест в мире, была им и его подпевалами с санкции «верхов» просто разгромлена под лозунгами борьбы с идеализмом и «вейсманизмом-менделизмом-морганизмом». Безграмотные и антинаучные теории Лысенко, подкрепленные запрещением всякой деятельности инакомыслящих, вплоть до арестов и репрессий, привели, как говорится в материалах, опубликованных 13 января 1989 года в газете «Правда» (письмо группы ученых в ЦК партии), к установлению во многих областях советской науки «аракчеевского режима в его худшей форме».

Удивительные совпадения! Подобно Чичикову, исправно пускавшемуся после очередной неудачи в новую аферу, Лысенко, потерпев фиаско, тут же предлагал и широко рекламировал другие способы коренного улучшения сельского хозяйства, которые в свою очередь оказывались теоретически и практически несостоятельными. Причем, как свидетельствуют ученые, каждое новое обещание и предложение сопровождалось еще более энергичной травлей противников и являлось способом «замаскировать провал предыдущего и избежать ответственности за него перед государством». Как и Чичиков, Лысенко считал себя специалистом во всех областях. Невероятно, но факт: на лекции в МГУ весной 1955 года президент ВАСХНИЛ утверждал, что «при питании различных видов птиц мохнатыми гусеницами эти птицы откладывают яйца кукушки»!

Конечно, параллели в какой-то мере условны, но механизм приспособленчества и мошенничества у литературных негодяев и их реальных «прототипов» поразительно похож. Сегодня мы уже знаем немало подробностей жизни и деятельности многочисленных Заторецких, Молчалиных, Шприхов и Чичиковых прошлых десятилетий нашей истории. Тщательно скрываемые и замалчиваемые, они, став достоянием гласности, явственно подтверждают обоснованность беспокойства русских литераторов нескольких поколений. Их борьба с хамелеонами и флюгерами сегодня наполняется особым смыслом и, без преувеличения, может стать одним из слагаемых нашей борьбы за обновление общества и очищения будущей жизни от следов, по слову Герцена, «палачества и раболепия». Так уроки классики могут стать уроками перестройки…

ПОДЛОСТЬ ОТ УМА

…Мы кое-что оттуда унаследовали, хотя Фамусовы, Молчаливы, Загорецкие и прочие видоизменились так, что не влезут уже в кожу грибоедовских типов… Но пока будет существовать стремление к почестям помимо заслуги, пока будут водиться мастера и охотники угодничать и «награжденья брать, и весело пожить», пока сплетни, безделье, пустота будут господствовать не как пороки, а как стихии общественной жизни, — до тех пор, конечно, будут мелькать и в современном обществе черты Фамусовых, Молчалиных и других…

И. А. Гончаров

Статья Гончарова «Мильон терзаний», строки которой вынесены в эпиграф этой главы, стала для многих поколений старшеклассников непременным дополнением к разговору о «Горе от ума». Чем-то вроде авторитетного комментария. Поводом для писателя послужили новые театральные постановки пьесы, и размышляет он о бессмертных грибоедовских образах как о значимых для своего времени. Почти пятьдесят лет разделяют пьесу и статью, а социальные наблюдения автора первой русской политической комедии, как подтверждает его пристрастный читатель, смысла не потеряли.

В этом мы без труда убедимся, вместе перечитав знаменитую пьесу А. Н. Островского «На всякого мудреца довольно простоты», написанную в 1868 году. Ее главный герой — молодой человек Егор Дмитрич Глумов — мог бы, наверное, стать духовным преемником Чацкого. Он умен, образован, хорошо видит ничтожность окружающих, остер на слово, жаждет деятельности, но не знает возможности — честной возможности! — применить свои способности. И что же? В отличие от Чацкого герой Островского все таланты употребляет не на борьбу с презираемым им обществом и «людской пошлостью», летопись которой он ведет в дневнике, а на то, чтобы приобрести расположение столпов общества, ибо от них зависит его будущность.

Глумов добровольно предает идеалы, которые отстаивал Чацкий, и переходит в стан его противников, совершая во имя своих корыстных целей двойное предательство: «Эпиграммы в сторону! Этот род поэзии, кроме вреда, ничего не приносит автору. Примемся за панегирики… Всю желчь, которая будет накипать в душе, я. буду сбывать в этот дневник, а на устах останется только мед».

Свой нравственный — вернее, безнравственный — выбор Егор Дмитрич делает совершенно сознательно, трезво оценив жизненную ситуацию и решив, что благополучие важнее принципов. Если Чацкий, увидев всю глубину пошлости и лицемерия тех, с кем встретился в доме Фамусова, и честно, хоть и непрактично, высказав свое мнение, уже не смог остаться и как-то ужиться («Вон из Москвы! сюда я больше не ездок. Бегу, не оглянусь…»), то Глумов рассудил иначе. Он, подобно Загорецким, Молчалиным и Чичиковым, решил служить лицам. Вся разница в том, что для тех это было естественным состоянием, не отягощавшим ум и сердце, а ему пришлось переступить через себя. Но результат один, хотя хамелеонство Глумова и по природе, и по социальным последствиям страшнее невинного желания «и награжденья брать, и весело пожить».

Каков же исходный пункт этой подлости от ума и каковы цели циничного расчета? Глумов сам точно ответил на эти вопросы в разговоре с матерью, которая, как и родители Алеши Молчалина и Павлуши Чичикова, оказалась достойной такого дитяти. «Маменька, — прямо заявил ей Егор Дмитрич, — вы знаете меня: я умен, зол и завистлив: весь в вас. Что я делал до сих пор? Я только злился и писал эпиграммы на всю Москву, а сам баклуши бил. Нет, довольно. Над глупыми людьми не надо смеяться, надо уметь пользоваться их слабостями. Конечно, здесь карьеры не составишь — карьеру составляют и дело делают в Петербурге, а здесь только говорят. Но и здесь можно добиться теплого места и богатой невесты с меня и довольно. Чем в люди выходят? Не все делами, чаше разговором. Мы в Москве любим поговорить. И чтоб в этой обширной говорильне я не имел успеха! Не может быть! Я сумею подделаться и к тузам и найду себе покровительство, вот вы увидите. Глупо их раздражать — им надо льстить грубо, беспардонно. Вот и весь секрет успеха. Я начну с неважных лиц, с кружка Турусиной, выжму из него все, что нужно, а потом заберусь и повыше». «Помоги тебе Бог!» — отвечала Егору маменька, во всем способствовавшая его общественному восхождению и нравственному падению.