Владимир Гаков - Ультиматум. Ядерная война и безъядерный мир в фантазиях и реальности

• Название: Ультиматум. Ядерная война и безъядерный мир в фантазиях и реальности
• Автор: Владимир Гаков
• Издательство: Политиздат
• Жанр: Филология
• Год: 1989
• ISBN: 5 - 250 - 00332 - X

Что делать, чтобы каждый человек на Земле задумался о вероятности ядерной катастрофы, проникся и личной ответственностью за сохранение жизни на планете? Фантасты предвидели ядерную опасность и своими средствами боролись с угрозой уничтожения человечества еще тогда, когда о ней не задумывались ученые и политики, В книге сквозь призму «антиатомной» темы в научной фантастике рассматриваются проблемы войны и мира, возможности безъядерного мира и выживания человечества. Автором собраны своеобразные досье, отражающие мнения по этим вопросам известных писателей, режиссеров, ученых, журналистов, политиков, общественных деятелей, причем как сторонников мира, так и апологетов войны.

Книга адресована широкому кругу читателей.

---

Название книги Робинсона ясно напоминает о романе Шюта и фильме Креймера. Однако как все изменилось за три десятилетия! Фильм кончался на траурной ноте. А совсем свежий роман американского писателя, полный точных и реалистических деталей (автор использовал последние данные науки, описав ситуацию, когда на территории Америки произошла одновременная детонация сотен единиц нейтронных боеголовок), оставляет в душе читающего надежду…

Что же плохого в надежде, которая столько раз одна спасала людей в самых на первый взгляд безнадежных ситуациях? "Надежда, я останусь цел, не для меня земля сырая" — мое поколение осваивалось в мире вместе с этими пропетыми под гитару строками. И для скольких одно ощущение надежды, ее присутствие во все времена означало спасение…

Еще об одной книге "хиросимской серии" хотелось бы сказать особо. О самом, на мой взгляд, значительном и в то же время самом противоречивом произведении из всех названных, по искренности и точности интонации приближающемся к классическим романам Шюта, Брэдбери или Миллера. Надеждой — иррациональной, почти "задыхающейся", но за которую хочется цепляться из последних сил, — буквально пронизан роман молодого талантливого автора Давида Брина "Почтальон".

Сюжет его новизною вряд ли поразит: Соединенные Штаты разрушены атомной войной, и случайно уцелевшие фактически доживают. Мало что добавляют к уже читанному и картины нравственного распада, анархии, отчаяния. Но — найден образ. Герой романа, наткнувшись на полуистлевший труп почтальона, недолго мучается сомнениями. Перебросив через плечо сумку с никому теперь не нужной корреспонденцией, он начинает свой удивительный, хотя и безнадежный индивидуальный "марш мира". От развалин к развалинам, от убежища — к убежищу.

Почтальон… Значит, кто-то пышет письма, значит, теплится где-то жизнь.

Сильный и честный роман. Во время чтения его все время вспоминаешь фолькнеровские слова о человеке, "который не только выживет, но и победит". И еще в памяти возникают знакомые образы "людей-книг" Рэя Брэдбери, детей-мутантов Джона Уиндэма, отважных мальвильцев Робера Мерля… Но все равно, образу никак не совладать с логикой ситуации. Ибо надежду он внушает ложную. Надеяться, в сущности, не на что.

Так что же остается фантасту, чья гражданская совесть не позволяет ему молчать? И уже не выручает просто хорошая литература? А старые, веками формировавшиеся представления, нравственные ценности не только не вписываются в особую постатомную логику, но, наоборот, тормозят наше гражданское сознание, внушая вредные иллюзии.

Вообще, что делать, когда вредной оказывается надежда?

Впору руки опустить, дать зарок вообще больше не писать…

Может быть, если не к ответам, то к самим этим вопросам и вела нас кружными путями "хиросимская серия". И задуматься приспело как раз в Год Хиросимы.

…В канун его два американских автора — Уитли Страйбер и Джеймс Кьюнетка — выпустили фантастический роман "День войны", быстро ставший бестселлером (сейчас, по сообщениям печати, к его экранизации приступил известный французский режиссер Коста Гаврас). Это вымышленный "документальный" репортаж двух журналистов, в 1993 году совершающих поездку по американскому континенту. Прошло пять лет после того, как США и СССР обменялись "ограниченными" ядерными ударами. К счастью, удалось предотвратить глобальную катастрофу, однако картины, представшие взорам путешественников, столь мрачны и безысходны, что потухнет взор и самых непробиваемых оптимистов. "Уитли Страйбер и Джеймс Кьюнетка, — отмечал Пол Брайнс, — попытались однозначно доказать, что даже "небольшая" ядерная война, весьма далекая от Армагеддона, все равно станет беспрецедентной трагедией"[100].

Удаче книги способствовал, как я думаю, и необычный писательский дуэт: Страйбер известен как один из ведущих мастеров современного "романа ужасов", а Кьюнетка, наоборот, тяготеет к документальной прозе, он автор биографии Роберта Оппенгеймера и популярной хроники испытания первой атомной бомбы. "Нам казалось, — сказал оп в интервью газете "Нью-Йорк таймс", — что книга удастся, если по прочтении ее никто не сможет уйти от вопроса, обращенного к самому себе, — все ли ты сделал для того, чтобы ничего подобного не произошло?"[101]

А теперь обещанное возвращение к рассказу Фредерика Пола "Ферми и мороз".

Действие его, как уже говорилось, происходит в Исландии, где укрылись последние выжившие в ядерном "жертвоприношении". Герой рассказывает спасенному им мальчику об ученом по имени Энрико Ферми, некогда решившем знаменитый парадокс "молчащей Вселенной" с обезоруживающе-ледяной логикой. Разумные цивилизации "молчат", потому что: (а) они не существуют; (б) они боятся вступить с нами в контакт; и (в) они действительно высокоразвиты, а значит, обладают не только звездолетами для покрытия космических расстояний, но и оружием, способным истребить их самих еще до широкого выхода в космос…

Рассказ закапчивается тоже неожиданным вариантностным финалом:

"Можно закончить рассказ так. Когда солнце наконец вновь засияло, было уже поздно. Исландия до этого оставалась последним местом на Земле, где еще теплилась жизнь, но и сюда в конце концов пришел голод. И отныне на всей планете не найти было живого существа — никого, кто бы говорил, или строил машины, или читал книги. Третий вариант ответа Ферми оказался единственно верным.

Но это не единственное окончание рассказа. Почему бы не предположить и такое: солнце вновь появилось над горизонтом вовремя. Может быть, и не совсем вовремя, по пищи хватило, чтобы дожить до того дня, когда под воздействием солнечных лучей где-то опять поднялась зелень… В этом варианте финала Тимоти выжил и превратился в мужчину. Когда же Малиберт и Эльда поженились и родили дочерей, Тимоти по прошествии времени женился на одной из них. И кто-то из его потомков — спустя одно поколение или дюжину — жил уже в то время, когда о парадоксе Ферми с улыбкой вспоминали как о стародавнем заблуждении. Вроде того, как моряки в старину боялись плыть слишком близко к краю плоской Земли, дабы не свалиться на край ее. В этом варианте финала Вселенная больше не молчала — в ней было кому откликнуться…

Именно так все и произошло!

По крайней мере, хотелось бы верить, что так"[102].

Хотелось бы… Но можем ли мы довольствоваться одной лишь верой!

ТЕМА ТРЕТЬЯ "УЛЬТИМАТУМ"

Впервые я увидел триптих весной 1979 года.

В те утренние часы зал Ереванской галереи современного искусства на проспекте Ленина был пустынен и полон спасительной в майские дни прохладой. Помню, что поначалу я рассеянно посматривал по сторонам, переходя от картины к картине, и отмечал про себя разве что цвет, форму, неожиданность композиции. Вокруг много было смелого, дерзкого, даже шокирующего — в столичных музеях тогда не часто можно было встретить подобную раскованность, — но впечатление оставалось внешним, глубоко ничто не задевало. Пока взгляд не остановился на трех аскетичных, каких-то даже невзрачных — по сравнению с царившим вокруг буйством красок — холстах… И все. Больше ничего уже для меня в той галерее не существовало.

Наверное, именно тогда зародилась у меня мысль, которая позже воплотилась в статьях и очерках; а теперь вот — в этой книге. Первоначально даже не мысль, а образ. И навеял его триптих замечательного армянского живописца Акопа Акопяна.

Май, как и ожидалось, выдался жаркий и солнечный, и все участники регионального совещания писателей-фантастов с тоской поглядывали в окна конференц-зала. Зачитывались доклады, что-то такое мы там решали, кажется, даже спорили о чем-то. Работа текла по-восточному спокойно и несуетно. Надо отдать должное гостеприимным хозяевам — "деловой частью" нас особенно не перегружали.

Но стоило мне забрести в галерею на проспекте Ленина и один раз увидеть триптих Акопяна, и сонную истому как рукой сняло. На картинах было то, ради чего стоило собираться вместе людям, посвятившим себя фантастике. О чем единственном, пожалуй, нужно было говорить — пока нам оставлена еще возможность говорить.

…Бесконечное людское море, запрудившее свободное пространство до самого горизонта. Оно выплескивается на улицы города, растекается по квартирам и заводским цехам. Мужчины и женщины, старые и молодые; много детей… Строгая серо-коричневая гамма; память услужливо подсказывает: в тех же красках выполнена и "Герника". Смутная тревога растет в душе при виде этой бесконечной человеческой массы. Только присмотревшись, понимаешь причину испуга: на всех трех холстах — нет людей. Только одежда — пиджаки, рубашки и брюки, платья. Сгрудившиеся, сохраняющие очертания тел, совсем недавно заполнявших эти тряпки, и последнее уходящее из них тепло…