Елена Хотулева - Сумерки памяти

• Название: Сумерки памяти
• Автор: Елена Хотулева
• Издательство: Велигор
• Жанр: Любовно-фантастические романы
• Год: 2004
• ISBN: 5-900-504-35-2

Роман Елены Хотулевой, изданный под псевдонимом Аннель Безьер, по словам автора адресован тем, кому немного тесны границы реального мира, тем, кто задумывается над существованием «прошлых жизней», и верит в бессмертную любовь. Языком притч и иносказаний автор раскрывает перед читателями целый мир взаимосвязей прошлого и настоящего, законов кармы и реинкарнации, добра и зла. Любовь, как основной мотив произведения, движет героями книги, заставляя их пройти сложный путь взаимоотношений, вплетенный в узор символизма и эзотерики. Это книга-притча о бессмертной любви, воспоминаниях «прошлых жизней» и о вечных проблемах добра и зла.

---

Как ни странно, но первое время проведенное в твоем доме очень благотворно сказалось на моем душевном состоянии. Я перестала поминутно грустить и смотреть в сторону леса, на моем лице все чаще стала появляться счастливая улыбка, которую я даже не пыталась скрывать от посторонних взглядов. Я была очень влюблена и очень любима и это отчетливо видно даже сквозь такой туман давних лет. Тоже самое я могу сказать и о тебе — я прекрасно вижу, как ты был счастлив и влюблен в меня в то далекое время, и эти два чувства, год от года все более крепнущие, ни разу не покинули тебя до конца твоих дней.

Твой замок стоит сравнительно недалеко от моего старого дома и дома моей сестры. Поэтому изредка, видимо в те дни, когда ты занят охотой, я могу навещать своих родных. Один из таких моментов мне удается достаточно четко разглядеть.

Я слезаю с лошади во дворе родительского дома. На пороге стоит мой отец и радостно улыбаясь распахивает руки, чтобы меня обнять. Я прижимаюсь к нему и вижу, что готова заплакать. Он непонимающе смотрит на меня, а я всхлипывая объясняю, что у меня будет ребенок и я очень боюсь родов, так как с детства запомнила, как кричала наша мать, рожая младшую сестру. Отец смеется, принимается утешать меня и мы еще долго после этого сидим обнявшись прямо на крыльце. Я чувствую, как он доволен моей судьбой, и счастлив, что выполнил какой-то свой внутренний долг перед нашей матерью, воспитав нас и выдав замуж.

Я встаю и говорю, что хочу повидать свою сестру, по которой я очень соскучилась. У нее ведь уже родился первенец, а я еще не побывала у нее в гостях. Отец как-то странно качает головой, но не удерживает меня, и я ухожу по тропинке. Дом сестры очень похож на отцовский, только чуть больше. Я останавливаюсь на пороге и зову сестру. Спустя некоторое время она выходит. Мы обнимаемся. Но я чувствую, что она хочет, чтобы я быстрее ушла. Чего она боится? Того ли, что скоро вернется ее муж и увидит меня в этом красивом платье, или того, сколь убог ее быт в сравнении с моим собственным? Не знаю точно. Но там я и после замужества остаюсь достаточно далека от таких наблюдений и только в очередной раз расстраиваюсь, что той душевной близости, которая была у нас с сестрой до появления на нашем горизонте ее будущего мужа, нам уже как видно никогда не достичь. И я, грустно простившись с ней, иду обратно к отцу. И только сейчас, в этой нынешней жизни, я знаю, что потребуется примерно тысяча лет, чтобы моя сестра из вересковой страны вновь стала мне по-настоящему родной, хотя в нынешней жизни будет только троюродной.

Дальше я вижу короткие и достаточно печальные отрывки. Я была несколько раз беременна, но все мои попытки родить кончались неудачами. Дети рождались, жили несколько дней, а потом по неизвестным причинам умирали. Я очень страдала и винила себя в их смертях. Ты меня утешал и долгое время не мог понять, почему я была так уверена в своей вине. Но однажды, когда я узнала, что в очередной раз жду ребенка, я открыла тебе свои тайны и сказала:

— Наши дети. Их забирает лес. Он всегда берет то, что принадлежит ему. Надо было мне уйти. Я бы не сделала тебя несчастным.

Ты обнимаешь меня и говоришь:

— Я буду счастлив и без детей. Но этого последнего ребенка мы сохраним. Лес хочет его получить? Что ж. Пусть будет так.

И я вижу, что в положенный срок меня везут рожать в сторожку местного знахаря, которая стоит в самой чаще леса. У меня очень тяжелые роды, но этот старик умеет выхаживать. Проходит сравнительно немного времени, и я уже вижу себя матерью здорового младенца…

— Вот, кажется и все, о чем я хотела тебе рассказать, — сказала я.

— Но эта история еще не закончена, не так ли? — спросил он, вставая из-за стола. — Почему же ты не поинтересовалась, как мы жили дальше, как рос наш ребенок?

— Наверное, потому, что я побоялась увидеть, что он опять умер, — задумчиво сказала я, спускаясь с веранды. — А ты считаешь, что все эти жизни мне стоит вспоминать от начала до конца?

Мы сели в машину и поехали по покрытой узором асфальтовых трещин узкой дороге, которая минут через десять привела нас к окраине леса. Мы вышли и осмотрелись. Кроме пьяно пахнущих луговых трав и как будто наклонившейся над нами громады леса, я не заметила ничего особенного. Но он, внимательно приглядевшись к каким-то разбросанным в траве камням, протянул мне руку и сказал:

— Пойдем, я покажу тебе кое-что интересное, а заодно отвечу на твой вопрос.

Взявшись за руки, мы пролезли сквозь колючие заросли невысокого кустарника и оказались на каких-то развалинах. На небольшом возвышении, представлявшем собой по всей видимости фундамент этой древней постройки, высился обломок стены метра три высотой, в котором угадывался дверной проем и обсыпавшиеся очертания окон. Пока я удивленно рассматривала эти руины чужих жизней, он прислонился к единственной стене этого сооружения и сказал:

— Узнаешь? Ты сейчас стоишь на том самом месте, где мы жили с тобой после нашей свадьбы. Конечно, среди осколков этих камней вряд ли отыщется хоть один, действительно оставшийся с тех времен, ведь за сотни лет здесь был заново возведен и снова разрушен не один замок. Но все равно, пустив в ход воображение, легко можно представить, как все здесь выглядело в те дни.

Я присела на большой кусок слепленных камней, вероятно отвалившийся от верхнего края стены, и, разгребая руками вековую пыль, задумчиво произнесла:

— Вот он и финал. Мы жили там, потом умерли, затем умерли наши потомки, и уже теперь нет совсем никакой разницы, чем закончилась наша история. Ведь так?

— Отнюдь, — сказал он, выкрошив из стены небольшой кусок кварца, — то что ты видишь, происходит сейчас, а то что ты помнишь — происходит тогда…

— Но ты говоришь так, — перебила я, не дав ему договорить, — как будто все это и здесь и там происходит в одно и то же время. Это какая-то путаница или во всем этом скрыт неизвестный смысл?

— Он не скрыт, он лежит на поверхности, как эти рассыпающиеся от времени камни. Действительно, сейчас, когда мы здесь с тобой разговариваем, одновременно в тысячах мест «позади» и «впереди» нас кто-то, то есть мы сами только немного другие, одновременно умираем в лесу от рук разбойников, взбегаем по вересковому косогору навстречу друг другу, плывем на гондоле по большому каналу на бал и так далее и тому подобное… Все происходит одновременно, и все эти жизни не просто связаны между собой, а скорее представляют единое целое, подобно воде, налитой в сотни сообщающихся сосудов.

— Но я не могу всего этого постичь, понять, хотя бы как-то представить себе это, — сказала я, разводя руками. — Что все это значит, то о чем ты только что говорил?

— Это значит, что и прошлое и будущее каждую минуту оказывает на нас некое влияние, потому что оно не закончилось в тот момент, когда наши мертвые тела накрыли деревянной крышкой гроба, а стало частью нашей вечной истории, с которой всегда мы будем неразрывно связаны. А потому «старайся осторожнее ходить по этой ничего не забывающей земле», как сказал один наш знакомый монах, и если имеешь возможность «помнить», то используй ее, чтобы лучше видеть свою собственную жизнь длинною в жизнь человечества.

— А что делать, если всего что там было, мне просто не дают вспомнить? Что тогда? Да и вообще, пытаться ли мне видеть себя абсолютно во всех воплощениях?

Он подошел ко мне, хрустя каблуками по мелким камням руин нашего прошлого, и подав мне руку, сказал:

— Не обременяй себя лишними вопросами — тебе покажут ровно столько, сколько потребуется для твоего понимания. — А теперь пойдем к машине, нам уже пора возвращаться.

* 11 *

— Хочешь кофе? — спросил он, задергивая тяжелые шторы.

— Нет, спасибо, лучше я выпью тот пахучий чай, которым ты согревал меня после поездки на заброшенный шлагбаум.

Он вышел из комнаты, а я посильнее завернулась в шаль и разлеглась на диване среди восьмиугольных подушек. «Интересно было бы вообще никуда не уходить, а так и остаться здесь навсегда, — подумала я, закидывая руки за голову. — Что бы он тогда стал делать?».

— На, пей скорее, пока не остыло, — сказал он, протягивая мне чашку, благоухающую знакомыми ароматами.

— Я так задумалась, что даже не заметила твоего появления, — сказала я смеясь.

— А ты вообще довольно часто меня не замечаешь, — ответил он, — наверно судьба у меня такая — быть все время рядом, но оставаться в тени. Увы.

Я стала молча пить, а он сел в кресло и закурил.

— Где ты пропадала эти дни? — спросил он.

«Зачем он задает мне эти странные вопросы? — подумала я. — Ведь я точно знаю, что все эти дни он был рядом и видел, чем я занималась. Может быть, он хочет сделать вид, что предоставляет мне полную свободу действий, или наоборот, пытается проверить мою честность?».