Камран Паша - Тень мечей

• Название: Тень мечей
• Автор: Камран Паша
• Издательство: Книжный клуб "Клуб семейного досуга"
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2010
• ISBN: 978-966-14-0902-5, 978-5-9910-1250-8

«Тень мечей» Камрана Паши — это масштабный и захватывающий эпос о любви и войне. Благодаря глубоким познаниям в истории Ближнего Востока автору удалось создать удивительное произведение, соединившее в себе реальные события минувших дней и вымысел. Отображение Третьего крестового похода изобилует достоверными подробностями и хорошо передает колорит эпохи. Религиозное противостояние, начавшееся еще в конце XI века, свело на поле битвы двух наиболее могущественных правителей своего времени — мусульманского султана Саладина и английского короля Ричарда Львиное Сердце. Однако им суждено было бороться не только за Святую землю, но и за любовь еврейской девушки Мириам, сумевшей завладеть сердцами двух правителей, прирожденных воинов, вершителей истории. Кто же станет победителем в битве, где исход зависит не от стали мечей, а от стрел амуров? Ответ вы найдете на страницах романа, пройдя вместе с его героями по полям сражений, окунувшись в атмосферу средневековой жестокости и предательств, испытав горечь утрат и радость новых встреч…

---

Но за несколько дней раввин хорошо узнал этого молодого человека и понял, что он совсем не похож на вражеского воина, каким его обычно представляют. Уильям не был ни жесток, ни высокомерен в отличие от большинства франков, с которыми, к огромному огорчению, Маймониду пришлось встретиться в лагере варваров. Этот рыцарь был совершенно другим по своей натуре — учтивым, добрым и справедливым, но при этом Маймонид собственными глазами видел — еще в их первый день в Акре, — насколько опасно гневить Уильяма. Рыцарь оказался начитанным человеком, он цитировал Библию и высказывания некоторых классических греческих философов. Это было удивительно вдвойне, учитывая, что большинство франков с трудом грамотно разговаривали, еще меньше — умели писать и читать.

В Уильяме раввин увидел луч надежды для христианского мира. Если людям, которые ценят знания и мир между племенами Адама больше, чем завоевания и власть, будет позволено свободно излагать свои мысли, дабы тронуть сердца собратьев словом, то у Европы есть шанс на будущее. Но Маймонид сомневался. Золотая эра Запада канула в Лету, и маловероятно, что такие, как Сократ и Аристотель, вновь родятся в этих темных отсталых странах.

Маймонид едва не упал, потому что его нога наткнулась на острый камень, слишком большой, чтобы проникнуть в крошечные прорези его сандалий. Уильям схватил старика за руку, помогая ему удержать равновесие. Маймонид благодарно улыбнулся, рыцарь кивнул в ответ. Они едва перебросились парой слов во время этого похода на берег, где в самом разгаре было вечернее пиршество. Мириам с Маймонидом не разрешалось трапезничать с крестоносцами, что полностью устраивало иудеев; им приносили еду в едва освещенную — и строго охраняемую — палатку, где хранился провиант. Сейчас эта палатка служила временным пристанищем евреев в лагере неверных. Но сегодня, скорее всего, их последний вечер в компании франков, и поэтому Уильям галантно предложил старику прогуляться, побыть подальше от тесной каморки и пронзительных взглядов стражей Конрада.

Легкий морской ветерок холодил и ласкал морщинистые щеки старика, соленый воздух, словно нежный любовник, трепал его курчавую бороду. Здесь, на берегу, под шум прибоя, эхом отдающегося в ушах, раввин чувствовал себя покойно. Что, разумеется, было лишь иллюзией. Маймониду удалось спасти жизнь вражеского короля, но он подозревал, что Ричард ответит за добро кровью и мечом. Было ясно, что молодой король рассматривает полное уничтожение своих врагов как единственный способ смыть с себя бесчестие за спасение собственной жизни. Такова Цена ущемленной гордыни, и это совсем не удивительно. Гордыня — первейший грех, родившийся еще до появления человека, когда Люцифер отказался признать господство Всевышнего.

За гордыню Адама изгнали на грешную землю, наполненную мучительной скорбью и пугающей красотой. Гордыня — это человеческая сущность, текущая в людских жилах; она гуще и горячее самой крови.

Маймонид остановился, увидев впереди стражника, которого Уильям приставил охранять Мириам. Солдат с каштановой бородой раздраженно вышагивал взад-вперед перед трепещущей на ветру черной палаткой, которая, насколько знал раввин, служила уборной. Его племянница до сих пор не выходила? Он почувствовал, как сердце тревожно защемило. Может, Мириам заболела, подхватив одну из многочисленных болезней, которые, словно армия голодной саранчи, распространялись по грязному лагерю?

Уильям тоже увидел стражника и поспешил к нему. Однако страж не заметил ни раввина, ни рыцаря и подошел к занавеске, которая обеспечивала уединение, с явным намерением отбросить ее в сторону, чтобы выяснить причину длительного отсутствия девушки.

— У тебя было достаточно времени, еврейка! — выкрикнул страж, когда приблизился к самодельной ширме. Маймонид почувствовал, как в его душе вспыхнули гнев и стыд. Старик не желал видеть, как этот вонючий мужлан унижает его племянницу, но он был не в силах вмешиваться.

Да в этом и не было нужды. Уильям подлетел к стражу и крепко схватил его за руку.

— Что ты намерен сделать? — холодно поинтересовался он, и Маймонид почувствовал, как у него по коже побежали мурашки. Этот же тон старик слышал в ночь, когда Уильям отправил на тот свет невезучих стражей у королевского шатра.

Угроза в голосе рыцаря возымела действие и на солдата.

— Мой господин, еврейка там уже давно, — явно испугавшись, ответил он. Его голос дрожал. — Я боялся, что она замышляет недоброе…

Уильям резко, так что Маймонид не успел и глазом моргнуть, правой рукой, на которой все еще находилась латная перчатка, сильно ударил солдата по лицу.

— Пока сидит на корточках над дыркой? Ты отвратителен.

У стража из уголка губы сочилась кровь, но он даже не пытался защититься от второго удара.

— Мой господин…

Уильям схватил испуганного солдата за грязный малиновый плащ.

— Еще слово — и я заставлю тебя испражняться прилюдно, на глазах у целой армии. А теперь убирайся!

Смущенный страж низко поклонился Уильяму. Он настолько был сбит с толку происходящим, что даже отвесил поклон Маймониду, забыв, что перед ним безбожник и враг. Потом он молча поспешил туда, где горели костры и лились песни, где его ждали более понимающие товарищи.

Уильям, наблюдая за тем, как он уходит, покачал головой, а потом повернулся к стоящему рядом с ним старику.

— Прошу прощения, ребе, — мягко извинился он. — Мне стыдно называть таких людей христианами.

Маймонид взглянул в серые глаза молодого человека — разгневанные, не по возрасту серьезные, выражающие силу характера. Он решил, что настало время разгадать загадку, которая тяжелым грузом легла на его сердце в тот момент, когда он увидел в Уильяме скорее друга, нежели врага. Возможно, здесь, на пустынном берегу, вдалеке от его собратьев-франков, рыцарь ответит честно.

— Не сочти за дерзость, но позволь задать тебе личный вопрос, сэр Уильям.

Казалось, подобная прелюдия напугала рыцаря. Он долго вглядывался в добродушное лицо раввина, прежде чем продолжить разговор.

— Ты спас жизнь моему королю, — сказал Уильям. — Спрашивай, и я обязательно дам тебе ответ.

Маймонид собрался с духом. Понимая, что он, вероятно, заходит слишком далеко, раввин тем не менее чувствовал, что между ними установилось достаточно прочное взаимопонимание, позволяющее коснуться запретной темы. По крайней мере, старик на это надеялся.

— Ты — благородный человек. Зачем ты участвуешь в этой войне?

Конечно, это был простой вопрос, однако Маймонид знал, что ответить на него очень трудно, если только рыцарь не решит отделаться общими фразами.

Уильям стоял с гордо поднятой головой, его длинные каштановые волосы величественно развевались на вечернем ветру. В тусклом свете звезд и полумесяца он был похож на одного из языческих греческих богов — красивого и в то же время печального. А затем он резко опустил плечи, как будто согнулся под тяжестью груза, давно лежавшего на его плечах. Подобно смиренному атланту из древних сказаний сэр Уильям Тюдор явно был рад избавиться от давящего на него бремени.

— Я могу говорить откровенно? Как с человеком чести?

Маймонид кивнул.

— Война неизбежна, — ответил Уильям голосом, в котором звучала скорбь. — Но моя обязанность — удостовериться, что мой народ остается верен лучшим учениям Христа, даже среди крови и смерти.

Раввин понимающе посмотрел на рыцаря. Он слышал, как султан наставлял свои войска, требуя от них строго следовать законам шариата вне поля сражения. Коран запрещает убивать мирных жителей, женщин, детей, стариков. Он запрещает рубить деревья и отравлять колодцы. В ту минуту, когда враг произносит шахаду[62] — декларирует веру ислама: «Ла илаха ил-аллах, Мухаммадун Расул-Аллах» («Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед — пророк его»), — он становится мусульманином и убивать его запрещено. На деле же эти законы в пылу сражения часто забывались, но раввин по достоинству оценил, что в мире еще остались люди, стремящиеся обуздать омерзительную резню какими-то моральными принципами. К несчастью, без этих законов не обойтись.

— Меня печалит то, что во имя Всевышнего принесено очень много смертей, — сказал Маймонид.

Глаза Уильяма вспыхнули, и на мгновение раввину показалось, что он обиделся. Но во взгляде рыцаря, похоже, скорее пылала страстная вера, нежели злость.

— Дело не в Христе и не в Аллахе, — пояснил он, повысив голос, как будто раскрывал мучительную правду морскому ветру, чтобы тот разнес ее на все четыре стороны света. — Дело в деньгах и власти. В цивилизации, некогда являвшейся центром мира, а сейчас опустившейся до униженного и обедневшего болота.

Маймонида поразила проницательность молодого рыцаря. Он никогда не думал, что франк, каким бы образованным и вдумчивым он ни был, признается самому себе в позорной правде, стоящей за конфликтом, который люди прикрывают священным именем Христа. И почувствовал к Уильяму сострадание. Насколько, должно быть, трудно знать ужасную правду и, будучи связанным узами чести, приближаться к губительному концу.