Порфирий Кавсокаливит - Автобиография

• Название: Автобиография
• Автор: Порфирий Кавсокаливит
• Жанр: Религия

Опубликовано на сайте http://www.isihazm.ru

Перевод монаха Макария. Это самое полное жизнеописание старца, исправл и ред.

На новогреческом языке существует около 10 книг о старце. На русский язык переведены не все, но это и не требуется. Многие из них поверхностны. Но ни одна из книг не сравнится с автобиографиией.

Существует русский перевод автобиографии. Тем не менее, мы не согласны с видением переводчика: это мирской человек и у него свое представление об Афоне. Здесь мы перевели и дополнили автобиографию старца, посовещавшись с его учениками на Афоне и согласно нашему видению, и публикуем ее впервые…

---

В конце исповеди я говорил кое–что, что имело связь с его серьезным проступком, сказать о котором он принудил себя. Вот так я и поступал: с одной стороны. не проявлял равнодушия, с другой — не акцентировал на этом внимания. Все зависело от ситуации. Иногда приходилось не уделять этому внимания. А в конце я говорил:

— Детка мое, все, о чем ты рассказал, Господь простил. Впредь будь внимателен и молись, чтобы Господь укрепил тебя, а после стольких–то дней иди причащаться.

И не акцентировал особого внимания на чем–либо конкретном. Это было весьма ценно. Потому что не только сам человек ответствен за свою ошибку.

В шуме центральной площади Афин Омонии я жил как в пустыне Святой Горы

Среди многолюдного круговращения и шума Омонии я возвышал свои руки к Богу и проводил такую внутреннюю жизнь, словно в пустыне Святой Горы. «Вот, — говорил я внутри себя, — я не для мира, а для пустыни. Там никто не знает, чем ты занимаешься». И так жил в миру. Жил там, куда меня привел Бог.

Всех я любил, всем сострадал, все меня умиляло. Это мне дала Божественная благодать. Я видел медсестер в белых одеждах, смотрел на них, как на ангелов в белых ризах, спустившихся в церковь, и плакал, оттого что видел их. Я очень любил этих медсестер. И при виде сестры в белом я думал, что это сестра милости, сестра любви, которая идет, чтобы послужить в храме любви Божией, то есть в больнице, чтобы служить больным, служить братьям. Ангел, белый ангел.

Сколько вещей у нас остаются незамеченными! Когда я видел, как мать кормит грудью своего ребенка, снова приходил в умиление. Когда видел беременную женщину, плакал. Видел учительниц, приводящих детей в школу, и плакал, так как это было дело любви.

Самую большую радость я испытывал, конечно, во время Божественной литургии. Когда я читал, внизу все стояли затаив дыхание. Я был на подъеме. Я весь был в литургии, потому что мне нравилось совершать литургию. Да и люди воодушевлялись той простой литургией, которую я совершал.

Поскольку я был необразован, то очень старался. В церковь Святого Герасима приходили и пели ученые люди. Многие из них были профессорами университета, такие, как братья Аливизаты, религиовед Леонид Филиппидис и другие. Там, напротив поликлиники, была Афинская музыкальная школа. Оттуда на службы тоже приходили преподаватели со своими семьями. Хор в церкви был из Императорского театра. Но мне было трудно петь на глас и тому подобное. Поэтому я решил походить в музыкальную школу.

Часы, которые мне оставались на отдых, я тратил на то, что ходил и с упорством учился музыке, ревностно учился часами. Я делал это, чтобы облегчить жизнь псалтам. Я не хотел огорчать церковный хор. И хор, как я уже вам говорил, был официальным. Я хотел хорошо держать тон, чтобы не утомлять их и не огорчать. Я вынужден был ходить в музыкальную школу, чтобы научиться музыке. Но послушайте об одном моем безумном поступке.

Я желал научиться играть и на фисгармонии. У меня были планы на будущее. Если бы я построил монастырь, то когда бы мы находились там и говорили бы разные поучения или говорили бы на какие–нибудь прекрасные темы, то брали бы фисгармонию и использовали бы ее для песнопений.

Но в музыкальной школе не было фисгармонии, и меня посадили за пианино. Тогда я научился играть на пианино, но больше любил фисгармонию. Как только Бог все устроил! И что же вам сказать! В музыкальной школе меня полюбили и дали мне учительницу, которая была святейшим человеком. Однажды, когда я служил литургию, я взял замечательную большую просфору, которую мне принесли. И что могло быть самым лучшим подарком тогда, когда мы были под оккупацией и голодали? Я принес ее ей и с улыбкой говорю:

— Мне принесли прекрасную просфору.

— Нет, нет, — отвечает она, — не могу, не могу, я не буду ее есть!

— Я прошу тебя, — настаиваю я.

— Нет, — говорит, — так нельзя.

И я смутился. Она дала мне урок игры на пианино, а в конце я признался ей, что огорчился. Тогда она, бедняжка, взяла просфору.

Но и я не желал ее огорчать своими занятиями. О чем я думал? Вечером после своей смиренной молитвы, прежде чем лечь спать, я ставил свои руки так, как будто сижу за пианино, и повторял урок: до, си, ля, соль, соль, соль, ми. Делал это мысленно. И так я готовил уроки. Зачем я это делал? Чтобы не огорчать свою учительницу.

Этому я научился на Святой Горе. То есть я не могу огорчать другого, потому что с юного возраста научился послушанию. Так я совершал и ошибки в своей жизни. То есть когда я вижу, что кто–нибудь огорчается, понуждает меня и просит, чтобы я сделал или сказал что–либо, я жалею его и делаю, даже если не хочу.

Я видел смерть, которая косила людей ежедневно. Я делился с больными просфорами и всем, что мне приносили. Их душевная боль подталкивала меня к состраданию. Даром прозорливости я видел глубины их душ. Я молился о тех, кто приходил ко мне и рассказывал о своей телесной болезни. Это побуждало меня к изучению. Видя больной член тела, я хотел узнать его научное название и ту роль, которую играют все органы тела: печень, поджелудочная железа и другие члены. Поэтому я купил книги по медицине, анатомии, физиологии и тому подобном, чтобы изучить это и быть информированным. Для лучшего образования некоторое время я посещал аудиторные занятия на медицинском факультете. Такая любознательность у меня была ко всему. Я все хотел узнать во всей глубине и широте. Если я шел на какой–нибудь завод, я хотел узнать во всех подробностях о том, как он работает. Если посещал музей, то часами интересовался скульптурой. Я вам расскажу один случай.

В первое время моего назначения туда мне было суждено испытать искушение, которое мне тогда показалось очень большим…

Но я вам еще не рассказал о том, что в первое время моего назначения туда мне было суждено испытать великое искушение…

Но Бог помог мне.

В первое воскресенье я с большой радостью пошел служить литургию. Мое желание — трудиться в учреждении — исполнялось. Этот дар послал мне Бог. Но что же случилось! Когда я пошел к началу службы в церковь Святого Герасима, услышал звук граммофона с любовными песнями: «Я люблю тебя, я люблю тебя…» — и так далее. Продолжаю службу… Все то же самое. Я начинаю читать молитвы, служить Божественную литургию. А снаружи — песни.

В церкви полно народу. Я выхожу Царскими вратами и говорю: «Мир всем», — но литургия вся кувырком. Когда я в унынии закончил, потребил Святые Тайны, взял свое облачение, сложил его и тотчас вышел из храма. Напротив церкви был магазин, в котором продавались граммофоны и пластинки к ним. Я вежливо подошел к хозяину магазина господину Курете, так его звали, и попросил его, если это возможно, хотя бы во время Божественной литургии выключать граммофон.

Он мне отвечает:

— Я тоже хочу зарабатывать свой хлеб. То, о чем ты просишь, невозможно. У меня дети, я должен платить аренду.

— Я прошу тебя, — говорю ему, — я переживаю, потому что происходящее — грех.

— Отец, ты занимайся своим делом! — отрезал он.

И что мне было делать? Я думал о том, чтобы уйти из церкви и найти другую. Но я был связан обязательствами, и меня назначили на это место в то время, когда я не отвечал элементарным требованиям. То есть у меня не было аттестата об окончании начальной школы, даже табеля хотя бы за какой–нибудь класс. Что я скажу Блаженнейшему, который снизошел ко мне и поставил меня туда по любви? Что я скажу господину Аливиэату, который сделал все, чтобы меня туда назначили? Я сильно расстроился.

Сидел в алтаре и думал, что делать. Я говорил, что нужно уезжать, что больше оставаться я не могу. Как я буду здесь жить, как буду служить? А особенно, как жить человеку, который приехал из пустыни, из совершенного безмолвия, как ему жить в этом сатанинском шуме?

По улице проносились автобусы из Никеи, из Перистери, из Пирея. Их маршрут проходил прямо за дверью церкви. Я постоянно слышал гудки проезжающих мимо автомобилей. И я решил уйти, но не знал, как об этом сказать. Печальный, я вернулся домой и не знал, как быть.

Я тогда жил у Ликавитоса на улице Доксапатри. Я вернулся домой и думал, думал… Мне даже есть не хотелось. Я переживал. Что делать? Я был рад, что меня направили служить в больницу, где я мог видеть больных, ухаживать за ними, разговаривать с ними, исповедовать их и причащать… Что же делать теперь? Лишь Бог мог вызволить меня из такого затруднительного положения. И в таком великом затруднении, в котором я находился, я решил про себя: «Что скажет Бог».

Я попросил:

— «Боже мой, я не хочу, чтобы Ты со мной говорил, не хочу, чтобы Ты показал мне знамение. Любовью Твоей покажи мне что–то простое, по чему я смогу понять, должен ли я уехать или остаться. Очень простое. Я не прошу чуда. Мне стыдно». 

Я решил поститься три дня, не вкушая даже воды, и эти три дня провести в совершенном молчании и молитве, ожидая ответа Божия.