Виталий Рапопорт - Неимоверное счастье

• Название: Неимоверное счастье
• Автор: Виталий Рапопорт
• Жанр: Русская классическая проза

---

-- ЛJвочка, что случилось?

-- Ничего, просто я оказался без спичек и заблудился в доме.

От испуга на нее напал изнурительный приступ кашля. Позднее ЛJвочка рассказал, что по пути из кабинета в спальню, он вдруг понял, что не знает, где находится. Что это за стены, куда ведет эта лестница? Его охватил панический страх...

Возможно, эти страхи или, кто знает, даже истерия, послужили начальным толчком для нынешних поисков так называемого праведного пути. Это новое ЛJвочкино христианство было для нее источником тяжелых огорчений, оно заставило его забыть свое жизненное назначение. Тургенев в предсмертном письме умолял его вернуться в русскую литературу -- не помогло.

Происходи это с кем-то посторонним, над многим из того, что он делает в соблазне святости, можно было бы весело посмеяться. Ей, однако, было не до смеха. Летом 81-го года ЛJвочка решил совершить паломничество в Оптину пустынь, инкогнито. Она, как сейчас, помнит картину его отправления в дорогу -- в мужицком армяке, в лаптях с онучами, с посохом в руках. Она и дети стояли на крыльце, удрученные и напуганные этим маскарадом, этой сценой с переодеванием из оперы-буфф. За ЛJвочкой в отдалении следовали, тоже наряженные пейзанами, два телохранителя: учитель Виноградов и слуга Арбузов. Рыжие бакенбарды Арбузова комическим образом контрастировали с его костюмом, вдобавок он нес чемодан. Дальнейшие приключения были в том же духе. На второй день ЛJвочка, непривычный к лаптям, в кровь стер себе ноги, пришлось в Крапивне купить толстые носки. Он, однако, оставался в хорошем расположении духа, когда они на четвертый день добрались до Оптиной. Монахи, приняв волосатых запыленных путников за нищих, в чистую гостиницу их не пустили, направили в трапезную для простого люда. ЛJвочка был в восторге, что его признали за мужика. В записной книжке он отметил: "Щи, каша, квас. Одна чашка на четверых. Все хорошо. Едят жадно". Но когда подошло время сна, и они подошли к дверям ночлежки, оттуда пахнула такая крепкая вонь, что граф почувствовал дурноту. За рубль, который Арбузов сунул монаху, их поместили в отдельной комнате, где, правда, уже храпел некий сапожник из Волхова. ЛJвочка долго не мог заснуть, пришлось слуге разбудить соседа. Последовало неприятное объяснение, но сапожник больше не тревожил ЛJвочку. Обратно граф и его спутники вернулись поездом.

II

Боже мой, как счастливы они были в первые годы. История о том, как ЛJвочка на ней женился -- это захватывающий роман. Надо будет все записать, пока она помнит, пока она не сошла с ума.

ЛJвочка в виде знаменитого писателя Льва Николаевича Толстого, автора "Детства" и "Отрочества", присутствовал в ее жизни с детства. Ее мать Любовь Александровна была ближайшей подругой ЛJвочкиной сестры Марии Николаевны. Мальчиком он неистово влюбился в Любу, которая, будучи тремя годами старше, предпочитала общество других кавалеров. Один из припадков ревности кончился тем, что он столкнул предмет своей страсти с крыльца, она повредила ногу и долго не могла на нее ступать. Сами повести ЛJвочки, принесшие ему первую литературную известность, были сюжетно связаны с семейством ее деда, с которым автор неоднократно кутил в молодости. Дед Александр Михайлович Исленьев, выведенный под именем Иртеньева, завзятый картежник и распутник, уведя жену у князя Козловского, тайно с ней обвенчался. Бабка Софья Петровна, урожденная графиня Завадовская, принесла ему шестерых детей, беда только, что этот брак хлопотами Козловского был признан недействительным. Ставшие незаконными дети получили выдуманную фамилию Иславиных. Бабка, девочкой выданная насильно за старого пьяницу Козловского, немало также настрадалась от своего нового сожителя. Особенно ее ужасала мысль, что Исленьев способен все спустить за карточным столом, оставив детей без гроша. Предчувствие это частично сбылось после бабкиной смерти: он проиграл соседнее с Ясной Поляной село Красное, где она похоронена. Дед, потеряв Софью Петровну, скоро утешился, женившись на знаменитой красавице Софье Александровне Ждановой, la belle Flamande повести "Детство". Она родила ему трех дочерей. После потери Красного Исленьеву с многочисленным семейством пришлось перебраться в Ивицы Одоевского уезда, имение новой жены. Любовь Иславина чувствовала себя неуютно в доме мачехи, мечтала вырваться. Случай скоро представился. Шестнадцати лет отроду она страстно влюбилась в доктора Андрея Евстафьевича Берса, выходившего ее от мозговой горячки. Про доктора, который был 18 годами ее старше, говорили, что у него некогда был роман с матерью Тургенева. Хотя в глазах Исленьевых небогатый немец был Любе не пара, она настояла на своем. Когда ЛJвочка в феврале 1854 года, накануне отъезда в Дунайскую армию, пришел навестить свою детскую пассию, в семействе Берсов уже было восемь детей (да еще пятеро умерли). Они занимали тесную, лишенную солнечного света казенную квартиру в Кремле: доктор служил по Дворцовому ведомству. Для нее, неполных десяти лет Сонечки Берс, посещение знаменитиго автора, в военном мундире, было дорогое, памятное событие: после его ухода она повязяла бант на ножке стула, на котором он сидел. Большие куски из его повести она знала наизусть, а несколько строк написала на бумажке, которую зашила в качестве талисмана в подкладку своего гимназического платья. Он снова мелькнул в их доме через два года, по возвращении с Крымской войны.

ЛJвочка прочно утвердился на ее горизонте летом 1862 года, когда он стал регулярно ездить к ним на дачу в Покровско-Стрешнево. Дом Берсов был гостеприимный, постоянно полон гимназистами и кадетами, товарищами сыновей. Магнитом для них были три миловидные девушки, старшей из которых, Лизе, было двадцать лет. Она сама, двумя годами моложе, как положено в таком возрасте, много думала о замужестве. Младшая, порывистая непоседа Таня, не столь красивая, как сестры, была всеобщей любимицей и страшно избалована. Она пела приятным контральто, ЛJвочка с почтительной насмешливостью именовал ее мадам Виардо.

Считалось, что граф ездит к Берсам из?за Лизы, но она, Соня, была другого мнения. Она много думала о нем, и 16 лет разницы в возрасте перестали казаться препятствием. Заметив ее интерес, Таня однажды спросила:

-- Соня, ты влюблена в графа?

-- Не знаю, -- ответила она, тут же добавив, что два его брата умерли от чахотки (вспоминая это сейчас, она не удержалась от улыбки: ответ достойный докторской дочери).

-- Вздор, -- заявила сестра, -- у него здоровый цвет лица, да и папе лучше знать.

В начале августа мать с тремя дочерьми и маленьким Володей отправилась навестить деда в Ивицах. По дороге остановились в Ясной Поляне, где в то время гостила Мария Николаевна. Вышло так, что все дети не помещались спать на диване. Когда горничная доложила про это графу, он выдвинул длинное кресло, приставив к нему квадратную табуретку. Она вызвалась спать в кресле, в ответ на что граф стал стелить ей постель. Она хорошо помнит, как ей было совестно принимать от него такую услугу, но в то же время было что-то приятное, интимное в этом совместном приготовлении постели. После она уселась в одиночестве на балконе, любуясь видом. Граф пришел звать к ужину, она отказалась. Ее тогдашнее настроение трудно передается словами. Было ли это непривычное впечатление от деревни, природы и простора, было ли это предчувствие, что через полтора месяца она хозяйкой вступит в этот дом, было ли это прощание со свободной девичьей жизнью? Как знать! Граф, не окончив ужина, вернулся на балкон. Она не помнит подробностей, только его слова: "Какая вы вся ясная, простая!" Ночью она не сразу смогла заснуть на узком кресле, но было весело и радостно от воспомнания, как он готовил ей постель. На следующий день устроили пикник, она скакала рядом с графом. Они уехали к деду, где провели один лишь день, как примчался за пятьдесят верст верхом на белой лошади Толстой -- бодрый, весJлый, возбуждJнный. Вечером собрались гости, были танцы, карточная игра. После разъезда гостей Лев Николаевич продолжал болтать с девочками, наконец, мать приказала идти спать. Они не смели ослушаться. В дверях он вдруг окликнул ее:

-- Софья Андреевна, подождите немного!

-- А что?

-- Вот прочтите, что я вам напишу.

-- Хорошо.

-- Но я буду писать только начальными буквами, а вы должны догадаться, какие это слова.

-- Как же это? Да это невозможно! Ну пишите.

Он щеточкой счистил карточные записи на сукне и принялся писать. Они оба были серьJзны и взволнованы. Все еJ душевные способности сосредоточились на этом мелке, на его большой красной руке, державшей мелок.

"В. м. и п. с. с. ж. н. м. м. с. и н. с.", -- написал он.

"Ваша молодость и потребность счастья слишком живо напоминают мне мою старость и невозможность счастья", -- прочла она. (Господи, ему было тогда 34 года!)

Сердце ее сильно билось, в висках стучало. -- Ну, еще, -- сказал он и стал писать:

"В в. с. с. л. в. н. м. и в. с. Л. З. м. в. с в. с. Т."