Ричард Хилдрет - Белый раб

• Название: Белый раб
• Автор: Ричард Хилдрет
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы
• Жанр: Роман
• Год: 1960

---

Друзья миссис Монтгомери решили, что настало время вмешаться. Её любимый брат, с мнением которого она привыкла считаться, уже и раньше предостерегал её от опасностей, грозивших ей на том пути, который она себе избрала. Сейчас он счёл необходимым заговорить с ней более решительно и заявил ей, что все нелепые новшества, на которые она пустилась во имя воображаемого благополучия и счастья её рабов, неизбежно доведут её до разорения. Для чего, собственно, ей надо быть более гуманной, чем все её соседи? И что может быть глупее, чем обречь себя и своих детей на нищету во имя каких-то, как он выразился, сентиментальных и неосуществимых идеалов?

Миссис Монтгомери горячо защищалась. Она ссылалась на свой долг по отношению к несчастным, которых бог отдал под её защиту. Она решилась даже намекнуть на то, что грешно жить в богатстве и роскоши за счёт подневольного труда, и в проникновенных словах выразила своё возмущение нестерпимой грубостью управляющих и телесными наказаниями, которым они подвергают рабов. Брат возразил, что всё это очень мило, очень великодушно, вполне соответствует правилам человеколюбия и тому подобным прекрасным вещам и, пока всё это остаётся словами, он ничего не может возразить против сказанного ею. По сколько бы по всем этом ни было человечности и доброты, ни маиса, ни табака такими методами вырастить нельзя. Говорить она может, разумеется, всё, что ей угодно, но если они желает жить на доходы с плантации, то должна управлять ею так, как управляют другие. Все её друзья, знающие толк в этих делах, скажут ей одно и то же: если она хочет получать урожай, нужно нанять дельного управляющего, дать ему в руки плётку и предоставить ему полную свободу действий. Если она решится пойти таким путём, то она ещё сможет называться хозяйкой своей плантации; если же она будет упорствовать в своих заблуждениях, то сама превратится в рабу собственных слуг. Вся эта филантропия приведёт её к необходимости продать рабов, чтобы покрыть долги, и обречёт её на полную нищету.

Все эти красноречивые доводы произвели на миссис Монтгомери сильное впечатление. Она не могла отрицать, что плантация почти перестала приносить доход, с тех пор как перешла в её владение, и чувствовала, что, несмотря на все её усилия помочь рабам, они всё так же недовольны ею, работают ещё хуже и вовсе не хотят её слушаться. И тем не менее уступать она не собиралась. Она продолжала твердить, что её взгляды на взаимоотношения между хозяевами и рабами продиктованы справедливостью и гуманностью и что это должно быть ясно для каждого, в ком живы совесть и нравственное чувство. Она настаивала на том, что система, которую она пыталась применить, правильна и что ей нужен только разумный управляющий, способный провести эту систему в жизнь. Возможно, что в её словах была какая-то доля правды. Если бы ей удалось встретить такого человека, как майор Торнтон, и поручить ему управлять своей плантацией, она, быть может, и добилась бы успеха. Но таких людей и вообще-то мало, а в рабовладельческих штатах Америки их и вовсе не найти. Обычно американские управляющие — люди исключительно невежественные, несговорчивые, тупые и упрямые. Что могла сделать вынужденная прибегать к их помощи женщина, против которой, во всеоружии своих предрассудков, ополчились все её соседи и родные? Положение день ото дня ухудшалось. Наличные деньги, оставленные ей мужем, иссякли, и дела её вскоре так запутались, что она была вынуждена обратиться за помощью к брату. Но брат её категорически отказался от какого-либо вмешательства, если она не передаст ему целиком управления всем её имуществом. После короткой и бесплодной борьбы ей пришлось согласиться на эти тяжёлые условия.

Не теряя ни часу, он принялся наводить порядок на плантации. Хижины рабов, по его приказанию, были перенесены на старое место, и одновременно снова было введено в действие правило, согласно которому никто из рабов не смел являться в господский дом без вызова. Была восстановлена также прежняя норма выдачи пищи и одежды. И, наконец, был приглашён новый управляющий, поставивший решительным условием, чтобы миссис Монтгомери никогда не выслушивала жалоб на него и ни в какой степени не вмешивалась в его методы управления плантацией.

Не прошло и месяца после этого возврата к прежнему положению, как около трети рабов оказалось в побеге. Брат миссис Монтгомери объявил ей, что удивляться тут нечему: по его словам, этих негодяев так избаловали, что они теперь не в состоянии подчиняться строгой дисциплине, которая необходима на каждой плантации. После долгих поисков, неприятностей и большой затраты сил и средств бежавшие, за исключением одного или двух человек, были пойманы, и в Поплар-Грове при новом управлении постепенно восстановилась рутина старого порядка: условия работы стали непосильно тяжёлыми, и плеть была снова пущена в ход. Несмотря на все принимаемые меры, слухи о чрезмерно жестоких наказаниях всё же время от времени достигали ушей миссис Монтгомери, и она в порыве негодования восклицала, что предпочла бы самую большую нищету богатству и роскоши, которыми она обязана плети надсмотрщика. Но сразу же после этих вспышек благородного негодования миссис Монтгомери, успокоившись, уже готова была признаться самой себе, что безумием было бы отказываться от роскоши, к которой она привыкла с детства. Она старалась не видеть того, что делается вокруг, забыть о несправедливостях и жестокостях, которые в душе она осуждала, но воспрепятствовать которым не могла, или, вернее, не решалась. Она покинула дом, где её всюду преследовал призрак насилия, творившегося при её попустительстве, и за которое — как бы ни пыталась она перед собой оправдаться — она чувствовала себя ответственной. И в то время как рабы её изнемогали от работы под палящим солнцем каролинского лета и стонали под бичом безжалостного управляющего, госпожа их старалась заглушить воспоминания об их мучениях, развлекаясь в Саратоге пли Нью-Йорке.

Часть года она всё же бывала вынуждена проводить в Поплар-Грове, и там, какие бы меры она ни принимала, ей не всегда удавалось оградить себя от тяжёлых впечатлений. Ярким примером таких столкновений её с действительностью может послужить случай, разыгравшийся при первом моем посещении дома миссис Монтгомери. Один из её полевых рабочих выпросил у управляющего, который, кстати сказать, был правовернейшим пресвитерианином, пропуск и разрешение отправиться на молитвенное собрание, устроенное мистером Карлтоном. Миссис Монтгомери увидела его там и, когда собрание окончилось, решилась послать с ним записку кому-то из соседей. Случилось так, что управляющий плантацией миссис Монтгомери находился по делу у того самого соседа, к которому раб был послан своей хозяйкой. Увидев его, управляющий грубо спросил, как он осмелился явиться сюда, если пропуск ему был выдан лишь на то, чтобы отправиться на собрание и прямо оттуда вернуться обратно на плантацию. Напрасно несчастный ссылался на приказание своей госпожи. Управляющий заявил, что это не имеет значения, так как миссис Монтгомери не вправе распоряжаться людьми, занятыми в поле. И чтобы истина эта лучше запечатлелась в памяти раба, управляющий тут же раз десять хлестнул его плетью.

У раба хватило смелости отправиться к своей госпоже и пожаловаться ей. Возмущение миссис Монтгомери не имело границ, но условия, заключённые с братом, лишали её возможности вступиться. Она сделала рабу хороший подарок, признала, что он был наказан несправедливо, и попросила его вернуться к себе и никому ничего не рассказывать. Она прибегла к этой унизительной просьбе в надежде оградить несчастного от новой кары. Но управляющий, как мне стало известно впоследствии, всё же узнал обо всём происшедшем.

Желая отстоять свой авторитет и укрепить дисциплину, он приказал выпороть непокорного ещё сильнее, чем в первый раз.

В рабовладельческой системе коренится столько зла и все её проявления настолько чудовищны, что действия, продиктованные самым искренним доброжелательством по отношению к рабу, приводят только дальнейшему нагромождению на его голову всевозможных горстей и бед. На такой гнилой почве нельзя возвести сколько-нибудь крепкое здание. Позорна сама система рабства. Кстати сказать, доброжелательство, гуманность, отзывчивость рабовладельца сильно походят на доброжелательство грабителя, который, обобрав проезжего, достаёт из его же чемодана и «великодушно» жертвует ему какую-нибудь часть одежды, предлагая несчастному прикрыть свою наготу. Есть ли что-нибудь более нелепое, чем эта гуманная жестокость и великодушная несправедливость? Единственная мера, которая способна принести пользу рабу и без которой все остальные ничего не стоят и даже вредят, это — дать рабу свободу!

Глава двадцать третья

Я уже говорил, что по воскресеньям рабы отдыхают. Если рабам с двух разных плантаций разрешили сочетаться браком, то воскресенье обычно единственный день, когда разбросанные в разных местах члены семьи имеют возможность встретиться. Многие плантаторы, хвастающиеся совершенством заведённой у них дисциплины, решительно воспрещают такие браки и в тех случаях, когда у них на плантации число рабов мужского пола превышает число женщин, готовы предпочесть, чтобы у женщины было пять-шесть мужей, чем позволить своим рабам «портиться», проводя время на чужих плантациях.