Полина Жеребцова - Дневник Жеребцовой Полины (часть первая, отрывок, Чечня - 1995г) Мне жалко солдата

• Название: Дневник Жеребцовой Полины (часть первая, отрывок, Чечня - 1995г) Мне жалко солдата
• Автор: Полина Жеребцова
• Жанр: Биографии и Мемуары

9 — летняя русская девочка жила в Грозном. Началась война. Дневники Полины Жеребцовой — потрясающий человеческий документ, переведенный на многие европейские языки. В настоящее время готовится к печати книга, в которой будут собраны и ранние, и поздние дневники Полины.

---

Мы долго лежали у дороги.

Летели снаряды, красные и оранжевые.

А потом нам удалось пробежать к домам.

Мы принесли дрова!

Поля.

7 марта 1995 год

Мы ходили в поисках пищи. Искали. Пока шли в центр города, прислушивались: если летит мина или снаряд, на землю ложились.

Встретили русскую бабушку. Она оказалась учительница. Она ходила во все разбитые дома, и собирала книги. Только книги брала! Ни вещи, ни посуду. Книги! Складывала на тележку. Плакала и твердила:

— Надо спасти историю!

Непонятно, откуда, но все время стреляли.

Мы не нашли никакой еды, но мама по дороге успела рассказать мне о семье Николая II.

Особенно мне запомнилось, как царских детей вели на расстрел, и они спускались по ступенькам в подвал.

Я шла и думала, что детей в подвалах убивают. Традиция такая теперь, наверное.

Мы в подвал только один раз ходили. Все время дома были, все обстрелы.

Убьют, так хоть дома.

Ненавижу подвалы.

Поля.

11 марта 1995 года

У меня порвались сапоги. Ноги мокнут. Холодно.

Нет обуви.

И я взяла и зашла в чужой дом.

Хотя дала слово маме — не заходить в чужой дом.

Но зашла — сапоги посмотреть. Я не заметила, что крышка подвала открыта.

Зашла и сразу сапоги увидела. Они лежали на диване. Я на них посмотрела и … упала. Прямо в подвал.

Но не совсем внутрь.

Если б упала, то умерла. Лестницы там не было, а три метра глубина и внизу бетон.

Я руками зацепилась за края. Вылезти не могла. Сил не было. Провалилась по пояс.

На помощь никто не шел. Никто не знал, что я пошла сапоги искать.

У меня даже пальцы побелели.

И тут зашел дед-чеченец.

Я решила, он меня вниз спихнет, и я там умру, а он дал мне руку. И я вылезла.

— Что ты тут ищешь? — спросил.

— Я хотела сапоги взять, — сказала я.

— Не стыдно тебе, — спросил дед, — воровать?

Я красная стала, как помидор.

— Не туда твои ноги ходят! Не тот путь нашли! — громко сказал дед. — Грех! Грех!

- Я никогда не приходила искать вещи. Один раз пришла…

— Будет тебе и за один раз! — перебил меня дед. — Позор!

Потом он увидел, что я в рваных сапожках стою. Пошел и взял те сапоги.

Бросил их через всю комнату.

— На! — сказал он. — Возьми. Моих бомбой убило. Дочку, внуков убило. Никто не придет в этот дом жить. Все там! — показал вверх рукой.

Я сказала:

— Извините, — и ушла.

В своих рваных сапожках ушла.

А потом побежала бегом. Мне хотелось убежать. От стрельбы. От дома и этого деда.

Я побежала и наткнулась на труп. Его не было полчаса назад. А теперь лежал на улице. Мужчина лет сорока. Русский. Житель. Он лежал, и смотрел на меня синими глазами.

А рядом ведро. Он за водой вышел…

Наверное, его убил снайпер.

Мама нашла варение и несла в сумке:

— Где тебя черти носят? — спросила она.

Я сказала.

Мама тут же дала мне подзатыльник. Прямо при покойнике.

У меня, аж в глазах просияло от подзатыльника.

Очень обидно стало.

— Кроме еды — ничего брать нельзя! — строго сказала мама.

Мама нашла одеяло, которое валялось на улице.

Накрыла покойника, и мы пошли домой.

Поля.

12 марта 1995 год

О, что было!

Мы ходили в церковь всегда через мост. Мост наполовину упал в реку. Потому, что бомба попала. Но по другой половине можно пройти. На другую сторону реки попасть.

Еще там, где мост, рядом Президентский дворец битый и разбитая гостиница «Кавказ».

А на мосту стоит пушка и солдаты. Русские. И стулья стоят, и сидят они на стульях.

Это теперь их мост.

Вот мы шли с мамой до церкви, и были уже на середине моста. И я вижу: на другом мосту, который дальше через реку, бегут ополченцы. Я их сразу узнала — у них на голове зеленые ленты.

Они стали стрелять с такой длинной зеленой трубы, которую носят на ремне за плечом.

И прямо по нам! С того моста — по этому мосту!

Каааак бахнуло! Огонь!

Все попадали.

Рядом с нами еще тетя шла с мальчиком, чеченцы. И дедушка с бабушкой, русские. И мы. Все в церковь шли — там продукты иногда дают. Казаки привозят.

Как начали стрелять!!! Бой!

Солдаты стали бить пушкой по ополченцам, по другому мосту. Пушка большая! На колесах!

Она стреляет, а земля шевелится, как землетрясение.

Я лежала и кричала от страха.

А мама меня потащила за шкирку в разрушенное здание — гостиницу «Кавказ».

Мы еле туда влетели. Между мостами бой!

И люди с моста тоже прибежали в руины гостиницы. Там лежали на полу.

А стреляли сильнее и сильнее.

Я так боялась! Я подумала, вот смерть пришла. Никакой «тепловой» мины не надо. Так убьют.

Гостиница вся разбита. Просто по ней тысячи раз попадали снаряды. Стены, как кружева. Под ногами плиты и куча опилок из камня. Мы часа два там лежали. Познакомились.

Мальчик плакал. Маленький совсем. К тете Асе на руки залез. Она на полу лежала, его обнимала.

А дедушка Борис нас утешал. Сказал, что пули нас не достанут. Ведь так не бывает, чтобы всех сразу убило. У каждого своя судьба!

Потом мы смотрим, а куча мешков в углу шевелится. Там мусор был, пакеты.

Вылезают четыре солдата оттудова. Оказывается, они все время там лежали!

Мама к ним:

— Чего вы тут делаете?!

Они:

— Мы прячемся. Мы не хотим воевать!

Они мешками прикрылись и лежали. Русские солдаты.

Дед Борис давай на них ругаться:

— Что вы тут делаете? Бой идет! А вы тут за мешками сидите!

А солдаты худые такие. Говорят:

— Мы не хотим воевать! Мы домой хотим! Домой!

Когда потише стало, солдаты нас проводили до другого здания. Мама попросила у них бронежилет.

— Дайте, — сказала мама, — один бронежилет. Для ребенка!

Но солдаты не дали. Себе, сказали, мало. По три на себя одели. Боялись очень.

Мы перебежали дорогу, зашли через окна в другой дом. А там выход завален. Нет выхода. Нужно с третьего этажа прыгать. Назад не пойти — опять стреляют.

Я прыгнула и упала на гору битых кирпичей. Очень ноги ударила и руки поцарапала.

А за мной все попрыгали: охнув, прыгнула тетя Ася, сказав ругательство — моя мама, бабушка и дедушка прыгнули вниз, перекрестившись.

Дедушка Борис сына тети Аси в воздухе поймал.

Поля

15 марта 1995 год

Мансур приходил. Принес муки немного. На лепешку.

Теперь он и его семья ушли от нас.

Еще стреляют, но уже не так сильно.

Они жили у нас, пока сильно стреляли.

У Мансура есть друг. Он живет в соседнем доме. Они всегда вместе всюду ходят. И у них есть подружка с длинным светлым хвостиком. Ей лет шестнадцать.

Я ее терпеть не могу!

Тетя Марьям приехала, потом уехала.

Некоторые соседи вернулись.

Сосед со второго этажа всю квартиру коврами завалил — не пройти.

А тетя Валя, мама Мансура, пришла вчера и стала говорить, что все плохо.

Муж ее давно уехал, а ее с детьми бросил. Уехал в командировку и не вернулся. Нашел другую, русскую, жену.

Мама ей погадала на картах, и сказала, что он однажды приедет. Надо ждать.

А я написала стихи:

Всю жизнь мечтаю я,
 Как в сказке
 В безбрежном окиане плыть.
 Свободной быть.
 И вольной быть.

 Вдали увидеть остров тайный,
 Где изумрудная листва,
 Где волны плещутся на берег.
 Там все друзья и мир всегда!

Поля.

16 марта 1995 года

Мы пьем чай, который нашли. Он в красной коробочке.

Прибегала тетя Валя, Аленкина мама. Они курили сигареты. Раньше мама не курила. Это ее тетя Валя учит!

Я с мамой ругалась.

Поля.

18 марта 1995 год

Мама сдурела. Ночью сильно стреляли. Я несла коптилку и уронила. Коптилка — это банка, там керосин и фитиль горит. Нет света, нет газа. Темно и холодно в доме.

Взрыв!!! И банка из рук упала и покатилась. И пол загорелся и диван. Все.

А воды нет.

Мы за водой на колодец ходим, и за пятиэтажку. Далеко. И там снайпер часто по ногам стреляет. Воды в доме одно ведро. Мама вылила ведро на пол. Дым пошел. Дым!!!! А полы воняют и горят дальше. И мы взяли ведро у тети Марьям, еще полили. Пожар!

Чуть квартира не сгорела. Я перепугалась. А мама меня избила. Очень сильно.

А сегодня утром притащила к зеркалу и отрезала мои волосы.

У меня были волосы ниже плеча. Каштановые. Она меня обстригла налысо.

И сказала:

— Это тебе наказание! Надо быть внимательной! Ты мне паркет загубила!

На паркете всего одна дощечка сгорела.

Но мама не простила.

Избила и волосы обрезала.

Я сидела и плакала перед зеркалом. Подбородок так дрожал. Мне было противно смотреть на себя. Потом пришла тетя Валя, мама Аленки. Ахнула.