Шон О'Фаолейн - Избранное

• Название: Избранное
• Автор: Шон О'Фаолейн
• Издательство: Радуга
• Жанр: Современная проза
• Год: 1988
• ISBN: 5-05-002260-6

В том вошел лучший роман крупнейшего ирландского прозаика, романиста и новеллиста с мировым именем «И вновь?», трактующий морально-философские проблемы человеческого бытия, а также наиболее значительные рассказы разных лет — яркие, подчас юмористические картинки быта и нравов ирландского общества.

---

Очень понятно, что такие впечатленья в такую минуту мне были не к лицу. К волненьям юности улыбчиво снисходят — старческие переживания презренны. Пишу я об этом лишь потому, что гнев тут же возобладал над впечатлением. Да что же это за человек — бесился я, — который на протяжении пятнадцати минут приемлет жизнь, жертвует памятью, пугается зубной щетки, отвергает жизнь и приветствует смерть, упивается весной, оживает вместе с обреченным ребенком, пугается грузовика, шарахается от крови, смакует цикорий, мысленно обоняет ароматы курений и облизывается на женщину? Что за жалкий клубок былого выкатился навстречу жизни? Всегда я, что ли, был таким? И пусть я таков — как я таким стал?

Вот в чем вопрос, неотвязный уж двадцать пять лет.

А тогда и смысла не было притворяться, будто не я выбрал свою драгоценную жизнь ценою смерти ребенка. Ну? Так как же, господа хорошие, с единением всех жизней? От Адама? Я так рассчитал? Вы так рассчитали? Она-то тут при чем? Лжецы!

И слышны были их неспешные реплики:

Ну, знаете, он сам выбрал. Мы его, беднягу, никак не принуждали. Дело-то проще простого. Мы, разумеется, предвидели, что девочка подвернется. Таков был ее выбор. И Мы предвидели, что она погибнет, если он ее не спасет. Несправедливо? Да уж куда справедливее! Она у нас была испытаньем его достоинства. Не предупредив его, Мы тем самым предоставили ему выбор. Если бы предупредили — налицо было бы некоторое принуждение. Странно, что он этого не может понять! Вот старый болван. Случай был целиком на его стороне.

— Случай! Кому на руку этот случай?

Нам, конечно. Сотворив мир. Мы сотворили Случай. Пришлось, а то бы все было предопределено. Случай — это конечное доказательство свободы воли. И самое убедительное доказательство реальности загробной жизни.

— А девочка? Какая у нее свобода воли? Ублюдки вы!

Но-но, мистер Янгер. Легче на поворотах.

— Что вы мне можете сделать? У меня впереди шестьдесят пять лет.

А потом? Вам, бывало, верилось в продолжение. Девочка? Увы, да. Смерть ее была предуказана, как и ваша. Одно идет в уплату за другое — смерть, например, за жизнь. Без неизбежности нельзя: она — основа всех расчетов. Между тем случай приходит на выручку. Случай — он сродни дерзновенью. Люди всегда хотят ухватить случай. В нем весь интерес жизни. Анатоль Франс говорил, что Случай — псевдоним Бога. Конечно, надо отличать подлинный случай от подложного, добрый от дурного: дерзать надо осмотрительно. Вы были осмотрительны. Этого мы от вас и ждали. Примите наши поздравленья, мистер Янгер.

Я кинулся из кухни в переднюю, оглашая воем пустую лестничную клетку.

— Это казуистика, нет на это моего согласия, я имел право знать заранее, что я осмотрительный, трусливый, расчетливый ублюдок. Человек неспособен решать свободно, если он не знает, что он за человек. Я хочу знать, кто я такой! Я требую!

И я принялся это выяснять, осматривая фут за футом нижний этаж своего жилища. Уютная гостиная, продолговатая, разделенная задвижными дверьми, была вся выполнена в белом. Книг немного. Привычным глазом журналиста я заметил, что они большей частью подобраны для справок: указатели, ежегодники, биографии, путеводители, исторические труды, словари, порядочно книг по искусству, кой-какая беллетристика. Более или менее знакомые корешки; но ощущения собственности, домашности не возникало.

Слегка растревожило меня только одно заглавие: «Записки охотника» Ивана Тургенева. За ним сквозило что-то свое, семейное — вот-вот припомнится очень близкий человек. (Теперь-то чего темнить, оказалось, что это мой покойный брат, охотник.) Весь дом, необжитой, очевидно, снятый с обстановкой, глуховато и прерывисто сообщал что-то о ком-то, словно дальняя радиопередача, нарушаемая почти что сердечными перебоями. Это безразличие ко мне так меня обозлило, что захотелось вышвырнуть всю комнату в окно. «Мне нужен я!» — проорал я, озираясь, как загнанный бык или затравленный медведь.

В конце крохотной прихожей заверещал звонок. Принявши вид спокойствия, я отворил.

На улице стоял фургончик, оранжево-белый с черным, помеченный буквами «ПТ», то есть почта-телеграф. На моем крылечке занюханный Меркурий с улыбкой дарителя протягивал мне пакет и спрашивал: «Мистер Джеймс Янгер?» Я кивнул, он метнулся в фургончик, фургончик отъехал. Я отнес пакет в гостиную, вспорол перекрестную бечевку карманным ножом. И всевозможное «я» грудами расползлось по столу. Паспорт, чековая книжка, страховые полисы, метрика, свидетельство о браке… А это что? Ага, дневники! И еще набитый фотографиями альбом! И газетные вырезки! Многонедельное занятие.

Я начал с паспорта. Вот он я. Объявился, как есть. Джеймс Джозеф Янгер.

Паспорт номер                       Н-291010
Профессия                             журналист
Место рождения графство     Корк
Дата рождения                      17.03.1900
Местожительство                  Ирландия
Рост                                       5 ф. 11 д.
Цвет глаз                               голубые
Цвет волос                            седые
Лицо                                      овальное

В паспорте почему-то стояла американская виза, прибытие в Нью-Йорк 20 декабря прошлого года, но не было обратного штампа. Вернулся я или нет? Когда? Как? Паспорт выдан в Дублине. И, как вообще на паспортных фотографиях, сходство самое отдаленное, любой ловкач за день-другой может все это подделать.

В другом документе значилось, что родился я в законном браке и крещен своевременно, то есть получил имя Джеймс Джозеф Янгер марта 20-го дня 1900 года, в приходе Каслтаунрош, графство Корк. В моей памяти это происшествие, разумеется, не сохранилось; не помнил я и никакого Каслтаунроша. Еще не стемнело, когда я установил по геодезическим картам, что Каслтаунрош — деревенька на речушке Обег, впадающей, по красочному выражению путеводителя, в «кишмя кишащий лососем поток Блэкуотер», который струит свои воды в Югэл-Бэй, в пролив Святого Георга, а там и в Кельтское море.

Деревушка моя, стало быть, находилась миль за девятнадцать птичьего полета к северу от Корка, то бишь за добрые двадцать пять миль езды, примерно полтора часа машиной или часа два с половиной автобусом, учитывая задержки, выпивки, поломки, придорожную болтовню и дорожные зигзаги. Старинный путеводитель поведал мне, что некогда в двух милях от деревни имелась железнодорожная станция. Я навел справки: оказалось, что теперь поезда там не ходят — значит, как хочешь, так туда и добирайся, в этакую-то глушь. Я собирал нужные сведения несколько дней. Покупал геодезические карты и старые путеводители. Отвлекался на изучение заманчивых, но неактуальных побочных маршрутов. Раздобывал теперешние расписания автобусов и поездов. Все это было довольно занимательно.

В той же метрике приводилась девичья фамилия моей матери — Уитли, и это меня заинтересовало: фамилии Янгер и Уитли для Ирландии необычные, и стоило, значит, задуматься: может быть, родители мои все-таки англичане или англо-ирландские протестанты, хотя заметим, что крещен-то я был «согласно обряду римско-католической церкви». Упоминаю об этих метрических пустяках только потому, что мне было как-то лестно оказаться не совсем ирландцем, положим, не совсем и англичанином, но ирландцем по крайней мере не более чем наполовину. Вот, стало быть, и ключ, какой ни на есть. Но к чему ключ? Было мне приятно и оттого, что восприемница ребенка носила неирландскую фамилию Линдсей. И напротив, огорчили меня имя и фамилия восприемника — Пет Джо Макмагон. Однако все это относилось к событиям шестидесятипятилетней давности. Мало было надежды разыскать современников столь отдаленного детства. Факты фактами, но их человеческий смысл был бы куда красноречивей, если бы к метрике прилип седой волос нотариуса.

Следующие три документа я изучил вдоль и поперек и возвращался к ним неделю за неделей, каждый раз все более мрачно. Первый из них сообщил мне, что я был женат на некой Бриджет Олден, доказательством чего служила копия свидетельства о браке, датированная 1925 годом и напечатанная в церковном вкусе пурпуровым и черным шрифтами — выдержка из приходской книги храма святых Петра и Павла в городе Корке. Оказалось, что я помню это старинное здание, огромное и высокое, красный песчаник и серый известняк. Мне памятны были мощные своды и пыльный сумрак. Бриджет Олден я не помнил. Не мог припомнить ни свидетелей, Роберта Олдена и Ханору Фостер, ни совершителя обряда его преподобие Г. Куэна. Адреса сторон отсутствовали, и этот изъян стал для меня показательным: в подкинутых бумагах пока что невосполнимо не хватало тех простых бытовых подробностей, без которых нельзя восстановить в воображении забытый или полузабытый облик, — таких, как черты лица, одежда, выговор, гримасы, пристрастия по части еды и питья, политические предпочтения, предрассудки; скажем, пришел ли человек пешком или приехал на такси, трамвае, своей машине, — словом, всех тех пустячных мелочей, которые так обособляют всякую личность и в чрезвычайных, и в самых обычных обстоятельствах. Я, наверно, говорю о тайном изобилии крохотных штришков, создающих живописную глубину и отличающих первоклассный портрет от намалеванного подобия. Если я был репортером, я непременно пробавлялся такими вот подробностями. А тут их не было. Голые факты.