Евгений Водолазкин - Похищение Европы

• Название: Похищение Европы
• Автор: Евгений Водолазкин
• Издательство: LOGOS
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-87288-316-1

«Похищение Европы» — современный интеллектуальный роман, действие которого разворачивается в Западной Европе и России. Повествование ведется от лица немецкого юноши и представляет собой своего рода Bildungsroman сегодняшнего дня, прослеживающий становление героя в нравственной, социальной и интимной сферах. Присущая роману острота сюжета не является самоцелью, а служит решению ряда поставленных в нем вопросов — исторических (Восток и Запад, Америка и Европа), этических (вера и безверие, допустимость войн, манипулирование общественным сознанием) и эстетических (структура художественного текста, вымысел и реальность).

---

Когда говорили о нем, американец, в отличие от своих соседей, поднимал голову. Генерал говорил, повернувшись в его сторону, но смотрел как бы сквозь него.

— А что он умеет, их Смит, кроме как пиво пить? Вот он и начал сдуру палить. Глупо, конечно: стрельба, езда по поддельному паспорту, да еще и без знания языка. Невысокий класс, просто Джеймс Бонд какой-то.

— Что же с ним теперь будет?

Генерал вытащил-таки сигарету и воткнул ее в рот, не зажигая.

— Боюсь, ничего хорошего. — Он перевел взгляд на своих подчиненных. — А теперь — в охотничий домик. Курить хочу.

Сузив глаза, генерал наклонился ко мне с конфиденциальным видом. — Представляете, они здесь не курят. Вообще. Ничего себе местечко.

Они ушли, а я все еще сидел, положив руки на настоятельский стол. Лишь спустя какое-то время я вышел из кабинета и тихо закрыл за собой дверь. Проходя мимо трапезной, я увидел у ее дверей спины моих собеседников. Вероятно, настоятель пригласил их пообедать. Василий Иванович нетерпеливо подталкивал Смита ко входу. На фоне глухого гула беседующих был различим лишь его строгий голос:

— Год, донт блесс Америка.

2 марта, половина второго дня.

Сегодня ночью Иону положили в наскоро сколоченный гроб. Я был благодарен, что ни при мытье, ни при одевании, ни при укладывании в гроб ко мне не обращались, хотя проделывать все это с его тяжелым телом было, наверное, непросто. С моей стороны это не было брезгливостью (со времен работы в доме она у меня сильно уменьшилась): мне было страшно коснуться Ионы другого. Того, что было Ионой. Я лишь помог нести гроб в церковь, здесь без меня было не справиться.

Всю ночь мы по очереди читали над ним Псалтирь. Я — с двух до четырех. Мне, кажется, он должен был быть доволен: это ведь он научил меня читать по-церковнославянски. В церкви горело две свечи: одна в руках Ионы, другая — в моих. Слезы мои прошли, и от произносимых мной Божественных строк на душе стало светло. Наедине с Ионой было хорошо и спокойно — почти так же, как при его жизни. Лег я около пяти утра и проспал часа два. Проснулся от мысли, что Ионы больше нет.

За последней Иониной литургией была панихида. За ней — похороны. Гроб взялись нести монахи, а также Николай Петрович с генералом и генеральским пилотом, которого все это время не было видно. Мы подняли гроб не без труда, положили на плечи и медленно, приноравливаясь к шагу друг друга, двинулись к кладбищу. Я невольно прижимался щекой к плохо оструганному и ничем не обитому дереву гроба. Было морозно, и снег под нашими ногами скрипел с какой-то безмятежной звонкостью. За нами, скованные одними наручниками, шли Василий Иванович со Смитом. Не знаю, чьей идеей было взять на похороны американца. Скорее всего — Василия Ивановича, который мог сделать это по соображениям дидактическим. И действительно, всю дорогу Смит обливался слезами, О ком он плакал? Об Ионе? О себе?

— Очень сентиментальный народ, — прошептал мне на кладбище генерал.

Гроб опускали на веревках. Он шел рывками, задевая неровные края ямы, и мне было страшно, что мы его перевернем. Наконец, он несильно и словно бы утомленно ударился о дно могилы. Веревки вытащить не смогли и бросили их концы на крышку гроба. Затем каждый брал куски мерзлой земли и бросал их вниз. Несмотря на то что могилу рыли вчера, выкопанная земля смерзлась, и ее приходилось откалывать ломом. Обратившиеся в камни куски земли падали на гроб с оглушающе громким стуком.

Вернувшись в церковь, поминали Иону кутьей — особой православной едой, состоящей из зерен пшеницы, мака, меда и еще чего-то. Запивали киселем. Мне захотелось остаться одному, и я вышел из церкви. При выходе из Большого двора меня догнал генерал.

— Завтра я улетаю. Мне нужно обязательно с вами поговорить. Отдохните сейчас, а в четыре, если вы не против, я к вам зайду.

Я молча кивнул. Вернувшись, сразу сел писать. Мне кажется, без этого я просто сойду с ума.

2 марта, семь часов вечера.

Ровно в четыре часа я услышал шаги генерала на металлической лестнице. Я знал, что это генерал, потому что Никодим ходил совсем иначе. В поступи Никодима было твердое спокойствие, в то время как генерал, пришедший сюда впервые, ставил ноги осторожно, как бы ощупывающе. Для сотрудника спецслужбы очень подходящая походка. Постучал негромко. Впустив генерала, я указал ему на единственный мой стул, а сам сел на кровать. Генерал красиво забросил ногу на ногу и сложил руки замком на колене. Странным образом он напоминал мне Анри.

— Я хотел бы поговорить с вами о вашем будущем. Каковы ваши планы?

Я пожал плечами. У меня не было никаких планов, особенно сейчас, после смерти Ионы: я все еще не мог ее осмыслить. Она потрясла меня не только сама по себе. Мне стало казаться, что Иона, занявший сегодня в могиле мое место, свое собственное, монашеское, оставил для меня. Я не мог понять, что сейчас происходит. Подходит ли к концу круг моей жизни в целом и в дальнейшем меня ждет монастырское успокоение? В том, как события моей жизни выстраивались, мне виделась логика восхождения — от детской замкнутости на себе — через бурный роман с окружающим миром — к замкнутости другого уровня, замкнутости на Боге. Эта причудливая спираль поместилась в год с небольшим, что почти невероятно… Невероятно, думал я, пытаясь перевернуть картину происшедшего со мной и рассматривать ее как всего лишь набросок, эскиз огромной будущей жизни, мне предназначенной. Я молча смотрел на красивого русского генерала. Монастырь перестал обеспечивать мою невидимость. И этого уже ничем не поправишь.

— Быть русским монахом — не ваша специальность, — сказал генерал. — Я ничего не имею против такого способа жизни, но ведь у каждого, так сказать, своя стезя.

— Почему вы думаете, что эта стезя — не моя?

— Потому что раньше вы уже начали идти по другой. Вы решили, что та, прежняя, уже закончилась, но это не так. Знаете ведь, как бывает: кажется, заглох ручей, ушел под землю, а пройдешь сотню шагов — он снова на поверхности, но только гораздо шире, полноводнее. Так начинаются реки.

Словно давая мне возможность полюбоваться сравнением, генерал помолчал.

— К нам обратились немецкие и французские коллеги. Вы им нужны.

— Зачем же я им нужен?

Генерал звонко щелкнул пальцами и направил их на меня пистолетом.

— Положение изменилось. Ваше движение теперь востребовано на самых верхах. Пока вы здесь… — подбирая нужное слово, он потряс ладонью на цыганский манер, — медитировали, в Европе произошли большие изменения. Старший брат их там окончательно утомил. То есть они и раньше его не слишком любили, но терпели. Тут уж потерпишь, когда у восточных границ такое пугало. Но. Как вам известно, пугать больше нечем. — Генерал достал сигареты и, побарабанив снизу по пачке, взял губами одну из них. — Само по себе это, может быть, и не повод для бунта. Но произошло еще кое-что: на родине Голливуда потеряли чувство реальности. Попросту говоря, обнаглели… Слушайте, а не пройтись ли нам? Ужасно курить хочу.

Я надел свой монастырский тулуп и вышел вслед за генералом. За воротами мы двинулись по узкой тропинке, расчищенной у самой монастырской стены. На средине озера огромным головастиком чернел вертолет. Генерал остановился и, щелкнув зажигалкой, с наслаждением сделал первую затяжку. Меня обдало сигаретным дымом, но на морозном воздухе это не было неприятно.

— Что значит — зависимость! — сказал генерал, подняв сигарету на уровень глаз. — Хорошо вам, монахам: вы от этого свободны.

— Я не монах.

— И это правильно. Вам нужно другим заниматься. Ведь как раз сейчас создается единая Европа, и ее интересы рано или поздно пересекутся с заокеанскими. Уже пересеклись. Например, сейчас, по нашим данным, готовится американское вторжение в Ирак. Борцам за всемирную справедливость понадобилась нефть. Это нормально, нефть нужна всем. Ненормально то, что в этот раз они впервые открыто плюют не только на международное право, но и на собственных союзников — на Францию, на Германию. За эту возможность плевать они, в конечном счете, и воевали в Косово.

Генерал снова двинулся вперед, выдыхая с дымом свои неторопливые фразы.

— После Второй мировой войны Европа развивалась как богатое, но совершенно беззащитное дитя. — Он театрально вздохнул. — Нельзя быть богатым и беззащитным: история не знает таких случаев. Может быть, поэтому европейцы сейчас и смотрят на нас с новым вниманием.

— Вы хотите сказать, что в случае американской агрессии Европа хотела бы получить военную поддержку России? Простите, я просто пытаюсь все четко сформулировать.

Генерал слепил снежок и с размаху запустил им в стену монастыря. Снежок разлетелся вдребезги, оставив на стене круг с неровными краями, маленький и белый, как зимнее солнце.

— Как ни странно, стена осталась целой. — Он слепил новый снежок и теперь на ходу подбрасывал его на руке. — В политике зачастую достаточно лишь обозначить союз — тогда и агрессии не будет. Впрочем, общее направление идей вы улавливаете правильно.