Евгений Тарле - Сочинения. Том 3

• Название: Сочинения. Том 3
• Автор: Евгений Тарле
• Издательство: ИЗДАТЕЛЬСТВО АКАДЕМИИ НАУК СССР
• Жанр: История
• Год: 1958

 Евгений Викторович Тарле. Собрание сочинений двенадцати томах томах. Том III.

Содержание тома:

1. «Континентальная блокада». Том I.

---

Конечно, ручной труд и ручная прялка царили еще безраздельно. Министр внутренних дел подробно доносил императору о результатах стараний механиков, ткачей и т. п. изобрести машину для пряжи льна, за что Наполеон обещал миллион франков вознаграждения[7]. Но старания эти успехом все не увенчивались. По поводу декрета от 7 мая 1810 г. (в котором обещана была эта премия в миллион франков изобретателю машины для пряжи льна) высказывались мнения, что не машинам суждено дать успех французской промышленности в борьбе ее против Англии; что качество французских полотен, производимых ручным трудом, выше качества английских товаров; что англичане завели машины только потому, что у них рабочих рук не хватало, а там, где население большое, машины не так нужны; напротив, машины вредны, так как отнимают заработок у нуждающегося народа, и т. д. К этим размышлениям, характерным для переходной поры, которую переживала французская индустрия, прибавлялись иной раз интересные показания: в 1810 г. в департаментах Морбиане и Côtes-du-Nord, славившихся своим полотняным производством, царит жестокий кризис: товаров масса, а сбыта нет вовсе; и не машины могут тут помочь, а другие средства, прежде всего вывозные премии, которые позволили бы французским товарам победоносно бороться с конкуренцией[8]. Наполеон жаждал изобретения льнопрядильной машины, чтобы получить надежду на «изгнание хлопка» из Европы и на замену его льном, но об этом дальше.

Сбыту мешала не конкуренция, а обеднение внешнего и внутреннего рынка, который должен был себе отказывать в тонких полотнах и кружевах, являвшихся предметами роскоши.

В департаментах Верхней Луары, Вогезов, Северном, во всей Бельгии полотняное производство и выделка кружев отличались колоссальной распространенностью, и все эти места ощущали недостаток в сбыте.

Кружевное производство в департаменте Верхней Луары составляет «единственный ресурс для половины нуждающегося населения департамента». Центр непосредственного сбыта — г. Puy, куда съезжаются коммивояжеры торговых фирм, и сумма ежегодного сбыта кружев равна (в 1811 г.) 2,5 миллионам франков (а до войны была больше «на 1/5»). Но сами кружевницы зарабатывают в среднем «20–30 сантимов в день»[9].

Департамент Верхней Луары (особенно район Puy-en-Velay) сбывал до того времени, когда оборвалась морская торговля, массу кружев в колонии, в Северную Америку и т. д. Из-за войны и блокады весь сбыт кружев ограничился лишь северными и западными департаментами Франции, Швейцарией и Италией. И этот упадок сбыта отражался на благосостоянии не только департамента Верхней Луары: кружевницы Верхней Луары пользовались для своей работы готовой пряжей, которая доставлялась из Фландрии и Голландии (особенно из Гаарлема)[10]. И тут отраженный удар падал на Голландию.

Преобладала эта отрасль промышленности и в Вогезах. Вот число рабочих в департаменте Вогезов: а) в начале революции, б) в первый год Консульства и в) в 1810 г.[11]

Эта характерная таблица ясно показывает, до какой степени кружевное производство казалось (властям) преобладающим в департаменте.

Но в «замечаниях» префекта, относящихся уже к середине 1812 г., читаем, что главный промысел департамента — кружевное производство — находится в упадке и именно вследствие недостаточности заграничного сбыта. В 1789 г. кружев выделывалось в департаменте 2 миллиона метров, и из них 1,6 миллиона поступало на внутренний рынок, а 400 тысяч вывозилось за границу; в 1800 г. выделывалось меньше — 1,5 миллиона метров, и из них всего 37,5 тысяч метров вывозилось, остальное шло на внутренний рынок; наконец, в 1810 г. выделывается столько же (1,5 миллиона метров), а за границу идет всего 20 тысяч метров. Таким образом, хотя считается, что число работающих в этом промысле людей (всех крестьян и крестьянок деревень близ Миркура) увеличилось на 5 тысяч, но и работы стало меньше, и сбыт сократился. Что касается продажной стоимости, то префект считает, что в 1789 г. стоимость 2 миллионов метров кружев была равна 1 миллиону франков, а в 1810 г. стоимость 1,5 миллионов метров была равна 1,8 миллиона франков[12]. Деревни, занятые этим промыслом, работали над кружевами около шести месяцев в году (когда не было полевых работ).

Конечно, кружевницы и деревенские пряхи не получали субсидий в годину кризиса: за них получали их «фабриканты», т. е. скупщики полотен и кружев. Фабрикант кружев в Шантильи — Вандессель дает работу 1200 человекам, но сбыта у него в апреле 1811 г. совершенно нет, склады полны непроданного товара, и он умоляет о помощи, о покупке части его товара за счет двора его величества[13].

Сбыт кружев и тонких полотен не особенно поправился и в 1812–1813 гг. Бельгийцы, более всего и ближе всего заинтересованные, не перестают на это жаловаться.

Бельгийская промышленность к концу царствования Наполеона страдала вдвойне: 1) кружевное производство круто сократилось из-за потери прежних рынков, недостаточно возмещенной приобретением новых, и 2) шелковая индустрия оказалась не в силах тягаться с лионской, которая отбивала у нее Бельгию и не делилась с ней французским сбытом[14].

Но бельгийцам все-таки был вполне открыт хоть и истощенный, но обширный (количественно) имперский рынок; а полотняное производство голландских и ганзейских департаментов, присоединенных в 1810–1811 гг., этим преимуществом отнюдь не пользовалось.

В конце 1811 г. полотняные фабриканты департамента Верхнего Эмса обратились через префекта к правительству с просьбой разрешить им беспошлинный ввоз полотна в департаменты «старой Франции», к которой их земля теперь присоединена. Они указывали при этом, что прежде они сбывали свои изделия в Англию, Голландию, Португалию, Испанию, Африку, Вест-Индию и Ост-Индию; что теперь «континентальная система… полагает предел рынкам сбыта» этих полотен, и они просят, чтобы им дали возможность воспользоваться правами «всех французов» и допустили бы их полотна в Империю, подданными которой они числятся. Совет мануфактур, со своей стороны, соглашался, чтобы только два наиболее грубых сорта полотна были допущены во Францию, но ни в каком случае не тонкие сорта, которые могли бы конкурировать с французскими. Да и грубые сорта все же нельзя совершенно освободить от пошлины, чтобы «сохранить хоть некоторое преимущество для ткацких мастерских старой Франции»[15].

Эти жалобы повторяются и в 1812 г. Опять повторяется, что г. Оснабрюк, как и весь департамент Верхнего Эмса, занимался еще до завоевания — и занимался в самых широких размерах — полотняным производством. Полотна он сбывал в Англию. Теперь этот путь наглухо закрыт. Но может ли департамент или, общее говоря, могут ли все немецкие департаменты правого берега Рейна сбывать свой товар в Империи? Ни в каком случае: Наполеон обложил их произведения огромной ввозной пошлиной, чтобы избавить старофранцузские департаменты от конкуренции. Отчасти вывоз полотна шел и в Голландию, но и туда нельзя теперь ввозить товары из «вновь присоединенных» департаментов, ибо и от Голландии они отгорожены таможенной стеной[16]. Полотняная индустрия департамента Верхнего Эмса была подорвана самым безжалостным образом, а ведь ею, даже по словам наполеоновского префекта, занималась половина населения департамента[17].

Тот упадок сбыта, на который жалуются лица, заинтересованные полотняным и кружевным производством, отмечался чаще всего относительно внешней торговли. Относительно внутреннего рынка сведений очень мало, и они весьма общи, неопределенны и отрывочны. Отмечается (настойчиво) сильное уменьшение выделки грубых холстов и парусины, шедшей прежде в приморские города. С упадком морской торговли, конечно, парусный холст уже не находил прежнего сбыта. Наконец, не раз повторяется утверждение, что полотна сильно вытесняются ситцами, более дешевыми и более доступными (это явление, впрочем, общее для всей Европы начала XIX столетия). Другими словами, замечалось явление, как раз противоположное тому, о чем мечтал Наполеон.

Глава XXIV КОЖЕВЕННОЕ ПРОИЗВОДСТВО

Кожевенное и дубильное дело было одной из немногих отраслей промышленности, которые развились еще при революции. За сбытом дело не стало и при Наполеоне: обмундирование и снабжение обувью войск давало колоссальные заказы кожевникам. Для дубления было очень благоприятно и то обстоятельство, что Франция — страна больших дубовых лесов[1]. Но без подвоза сырья — шкур из Америки — не могут чувствовать себя уверенно ни французские кожевенные заводы, ни большие бельгийские заведения этого рода; а подвоз из Америки затруднен правилами блокады и ее последствиями для нейтральных судов и, кроме того, существует налог также и на этот род сырья[2].

Кожевники считали начальной датой оскудения сырья берлинский декрет о континентальной блокаде. Дело в том, что туземного сырья им никогда не хватало и не могло хватить, и они получали нужное количество из Англии и из Южной Америки (особенно из Буэнос-Айреса). От начала континентальной блокады до марта 1810 г. этот подвоз в самом деле так сократился, что цена сыромятной кожи во Франции в среднем удвоилась: с 18 су за фунт цена ее возвысилась в начале 1810 г. до 36–39 су. Но, «к счастью, нашли большое количество кожи в Голландии», и со времени ее присоединения масса этого сырья хлынула во Францию. Кроме того, корабли, получившие лиценции, стали привозить это сырье и из Англии: в Англии его накопилось очень много, так как Англия лишена достаточного количества средств для дубления[3]. Но правительство поспешило обложить каждую ввозимую шкуру налогом в 5 франков, и начавшееся было удешевление сырья тотчас же приостановилось. Совет мануфактур всецело стал на сторону кожевников, хлопотавших об отмене этого декрета от 25 октября 1810 г. — о пошлине в 5 франков[4]. Но в вопросе о сырье в этой отрасли производства император явственно стал на сторону скотоводов и сельских хозяев.