Зигмунд Кинси - История борделей с древнейших времен

• Название: История борделей с древнейших времен
• Автор: Зигмунд Кинси
• Жанр: Культурология

Книга о примечательном историческом явлении в его развитии с древнейших времен до XVIII века. Основываясь на документальных источниках и классических текстах, а также мемуарах популярных исторических персон, автор проводит своеобразный экскурс по домам свиданий государств Древнего мира, античного Средиземноморья, средневековой Европы, арабского Востока, Китая, Японии, заглядывая под конец в будуары блистательного Парижа. Однако повествование не ограничено рамками заявленной темы. Освещаются и другие приватные стороны жизни социума, такие как брак, супружеский секс, законы привлекательности, взаимные измены, фаворитизм при королевском дворе, гарем, жертвы во имя красоты и прочее.

---

– Так как же я могла бы возбудить голод к тому, что у меня есть? – спросила Феодота.

– А вот как, клянусь Зевсом, – отвечал Сократ. – Прежде всего, если ты не будешь ни предлагать этого, ни поминать, когда люди сыты, пока не пройдет у них чувство пресыщения и не явится вновь желание; затем, когда у них будет желание, будешь напоминать им о нем лишь в самой скромной форме, так чтобы не казалось, что ты сама навязываешься им со своей любовью, а, напротив, показывай, что ты уклоняешься от этого, пока наконец их страсть не дойдет до высшего предела: в такую минуту те же самые дары имеют гораздо более высокую цену, чем если предлагать их, пока еще нет страсти.

Тут Феодота сказала:

– А почему бы тебе, Сократ, не поохотиться на друзей вместе со мной?!

– Хорошо, если только ты меня уговоришь, – отвечал Сократ.

– А как же мне уговорить тебя? – спросила Феодота.

– Уж об этом ты сама подумай и найди такой способ, если будет надобность во мне, – отвечал Сократ.

– Так ты ходи ко мне почаще, – попросила Феодота.

Тут Сократ, иронизируя по поводу того, что он занимается общественными делами, сказал:

– Нет, Феодота, мне не очень-то легко улучить свободную минутку: множество своих и общественных дел не дает мне свободы. А к тому же у меня есть подружки, которые ни днем ни ночью не дадут мне уйти от них: они учатся у меня привораживать любовными зельями и заговорами.

– Так ты и это знаешь, Сократ? – удивилась Феодота.

– А как ты думаешь, – отвечал Сократ, – почему и Аполлодор вот и Антисфен никогда от меня не отходят? Почему и Кебет, и Симмий ходят ко мне из Фив? Будь уверена, тут дело не обходится без множества волшебных напитков, заговоров, магических колес!

– Так одолжи ты мне это колесо, – сказала Феодота, – я на тебе прежде всех попробую его, поверчу!

– Нет, клянусь Зевсом, – обещал Сократ, – я не хочу, чтобы меня самого к тебе влекло; хочу, чтобы ты ходила ко мне.

– Хорошо, буду ходить, – отвечала Феодота, – только ты пускай меня к себе!

– Хорошо, буду пускать, – сказал Сократ, – если только у меня дома не будет какой милой, что милее тебя!»

Итак, гетера не только обольстительница, но и заботливый друг, однако одновременно она не только заботливый друг, но и обольстительница. Она должна вкрадчиво намекать на свои прелести и распалять клиентов так, чтобы им казалось, что желание зарождается в них само собой.

В борделях для бедняков все проще. Гетерам нет необходимости искусно распалять вожделение пресыщенных клиентов; моряки, крестьяне, ремесленники, которые приходят к ним, неизменно полны похоти. Расходы меньше, но меньше и доходы.

У блудниц нет определенных часов работы, они живут прямо там, где работают, и работают там, где живут. Здесь царят запахи чеснока, лука, похлебки, смешанные с запахом дешевого секса и немытых тел. В свободные часы между двумя клиентами они рассказывают друг другу те же истории, что и в публичных домах остального мира. Они обмениваются советами, как оставаться привлекательными и отсрочить тот день, когда им придется просить милостыню на перекрестках.

Они развлекаются, вспоминая своих клиентов: очень толстые, очень маленькие, очень жирные, непристойные, неумелые, девственники… Некоторым везет: они находят богатых, влюбляют их в себя и те приносят подарки; эти редкие источники дохода заслуживают того, чтобы за них бились. Поэтому девушки часто ссорятся и дерутся до тех пор, пока содержательница публичного дома не восстановит порядок.

Она командует всеми: сильная женщина, хороший распорядитель, она сладкоречива с новым клиентом, умеет поддерживать порядок, ведет торговлю, советует, устраивает клиента, получив от него деньги…

Вопреки Солону проституция просачивается на улицы. Проституток нетрудно узнать: краска на лице, соблазнительные жесты, недвусмысленные выражения, и для простодушных прохожих их подбитые гвоздями сандалии оставляли за собой слова: «Следуй за мной». В начале IV века до н. э. комический поэт Эбулос пишет: «Вы намалеваны свинцовыми белилами, ваши щеки намазаны соком тутовой ягоды… Выйдите светлым днем, и [все увидят]: два черных ручейка текут из ваших глаз и крупные капли пота текут с ваших щек по вашей шее, оставляя красные борозды; в это время ваши растрепанные волосы, прикрывающие лицо, совсем серые, настолько они испорчены белилами».

Уличные девушки и юноши заставляют мечтать любителей свежей плоти....

О, торговка розами!

Ты как этот цветок!

Если хочешь, поговорим о другом:

Ты продаешь прекрасные букеты?

Или ты продаешь свою красоту?

Но, может, ты продаешь и то и другое?

Не обходится без недоразумений:

...

Я видел мальчишку, который плел

Потрясающие гирлянды

В то время, когда я проходил

По рынкам, где продаются подобные вещи.

Однако я был поражен. Я сказал нежно:

Сколько стоит твой цветок?

Твой алый бутон?

Он ответил: «Уходи! Иначе

Мой отец увидит тебя!»

Я купил для вида один из его венков.

Вернувшись домой,

Я их подарил богам…

Споры, описанные в «Диалогах»

На мужской проституции и гомосексуальной любви в Греции нужно остановиться отдельно, так как эта тема вызывает много кривотолков и домыслов. Прежде всего нужно понять, что гомосексуальная страсть отнюдь не рассматривалась греками как низкая и предосудительная, напротив, они считали, что она питается самыми высокими и чистыми чувствами.

Эту идею развивает в платоновском диалоге «Пир» один из пирующих – Павсаний.

«Все мы знаем, что нет Афродиты без Эрота, – говорит он, – следовательно, будь на свете одна Афродита, Эрот был бы тоже один; но коль скоро Афродиты две, то и Эротов должно быть два. А этих богинь конечно же две: старшая, что без матери, дочь Урана, которую мы и называем поэтому небесной, и младшая, дочь Дионы и Зевса, которую мы именуем пошлой. Но из этого следует, что и Эротов, сопутствующих обеим Афродитам, надо именовать соответственно небесным и пошлым. Хвалить следует, конечно, всех богов, но я попытаюсь определить свойства, доставшиеся в удел каждому из этих двоих…

Так вот, Эрот младшей, пошлой Афродиты поистине пошл и способен на что угодно; это как раз та любовь, которой любят люди ничтожные. А такие люди любят, во-первых, женщин не меньше, чем юношей; во-вторых, они любят своих любимых больше ради их тела, чем ради души, и, наконец, любят они тех, кто поглупее, заботясь только о том, чтобы добиться своего, и не задумываясь, прекрасно ли это. Вот почему они и способны на что угодно – на хорошее и на дурное в одинаковой степени. Ведь идет эта любовь, как-никак, от богини, которая не только гораздо моложе другой, но и по своему происхождению причастна и к женскому и к мужскому началу. Эрот же Афродиты небесной восходит к богине, которая, во-первых, причастна только к мужскому началу, но никак не к женскому, – недаром это любовь к юношам, – а во-вторых, старше и чужда преступной дерзости. Потому-то одержимые такой любовью обращаются к мужскому полу, отдавая предпочтение тому, что сильней от природы и наделено большим умом.

Но и среди сластолюбцев можно узнать тех, кем движет только такая любовь. Ибо любят они не малолетних, а тех, у кого уже обнаружился разум, а разум появляется обычно с первым пушком. Те, чья любовь началась в эту пору, готовы, мне кажется, никогда не разлучаться и жить вместе всю жизнь; такой человек не обманет юношу, воспользовавшись его неразумием, не переметнется от него, посмеявшись над ним, к другому.

Надо бы даже издать закон, запрещающий любить малолетних, чтобы не уходило много сил неизвестно на что; ведь неизвестно заранее, в какую сторону пойдет духовное и телесное развитие ребенка – в дурную или хорошую. Конечно, люди достойные сами устанавливают себе такой закон, но надо бы запретить это и поклонникам пошлым, как запрещаем мы им, насколько это в наших силах, любить свободнорожденных женщин. Пошлые же люди настолько осквернили любовь, что некоторые утверждают даже, будто уступать поклоннику предосудительно вообще.

Но утверждают-то они это, глядя на поведение как раз таких людей и видя их назойливость и непорядочность, ибо любое дело, если только оно делается непристойно и не так, как принято, не может не заслужить порицания.

А дело, по-моему, обстоит вот как. Тут все не так просто, ибо, как я сказал вначале, ни одно действие не бывает ни прекрасно, ни безобразно само по себе: если оно совершается прекрасно – оно прекрасно, если безобразно – оно безобразно. Безобразно, стало быть, угождать низкому человеку, и притом угождать низко, но прекрасно – и человеку достойному, и достойнейшим образом. Низок же тот пошлый поклонник, который любит тело больше, чем душу; он к тому же и непостоянен, поскольку непостоянно то, что он любит. Стоит лишь отцвести телу, а тело-то он и любил, как он «упорхнет, улетая», посрамив все свои многословные обещания. А кто любит за высокие нравственные достоинства, тот остается верен всю жизнь, потому что он привязывается к чему-то постоянному.