Дмитрий Герасимов - Сорок третий номер…

• Название: Сорок третий номер…
• Автор: Дмитрий Герасимов
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-17-071412-4, 978-5-271-32430-7

С какого-то момента известную журналистку Киру Голоту начинают преследовать страшные, фантасмагорические события, которым она не может найти объяснения. В их городе, в кинотеатре рядом с домом Киры демонстрируется фильм со странным названием «Сорок третий номер…» Со слов очевидцев, героиня этого фильма якобы сходит с экрана и убивает реальных людей – зрителей, которые попали в кинотеатр. Главный редактор газеты, в которой работает Кира, предлагает ей провести журналистское расследование этих происшествий. Кира берется за дело.

Она ещё не знает: чтобы докопаться до истины, нужно вернуться на 25 лет назад. Все началось тогда, в восьмидесятых, с истории одного смертника…

---

Когда в назначенный час двое сотрудников «команды А» вводили в камеру приговоренного – очередного дрожащего от немого ужаса человека с завязанными глазами, Недельского тоже охватывала дрожь. Но это была дрожь волнения, не сравнимого для него ни с каким другим. Ничего подобного он никогда не испытывал даже в постели с женщиной. Облизывая пересохшие губы и тяжело дыша, Недельский опускал свою безвольную, парализованную страхом жертву на колени и целил ей в затылок из табельного пистолета. Процедура, которая в обычное время должна занимать не более десяти секунд, превращалась у Недельского в двух-, а иногда и в пятиминутную оргию. Он рычал на подручных, заставляя их то поменять положение жертвы перед пулеуловителем, то опустить ее грудью на пол, свесив голову прямо в люк, то приподнять голову сачком для ловли бабочек «в целях более точного попадания». Когда сотрудники уже начинали роптать и раздражаться, а приговоренный – выть и хрипеть, Недельский подходил к нему вплотную и нажимал на курок.

В камере появлялся врач, констатировал биологическую смерть, потом тело упаковывали в целлофановый пакет, а «незаменимый кадр» все стоял перед люком, прикрыв веки и тихонько постанывая. Он испытывал сильнейший оргазм.

Болезненная, отвратительная страсть Недельского была известна начальнику СИЗО, он презирал нового сотрудника, но не мог избавиться от него. Олаф догадывался, что и сам прокурор – такой же извращенец, как и его мерзкий протеже, что Штырь с пистолетом в руке – зрелище не менее гадкое и скотское, чем дрожащий от вожделения Недельский. Такое открытие было сродни скандалу, и любой другой руководитель спецгруппы давно бы уже бил в колокола. Но Петри молчал. У него самого было рыльце в пуху, и Штырь цепко держал его за горло.

– А вот и герой-любовник! – воскликнул прокурор, когда Олаф переступил порог кабинета.

Все присутствующие разом повернули головы. Их было трое, и только одного из них Петри знал в лицо – начальника КГБ Петрозаводска Игоря Туманова. Спокойный, приятный в общении мужчина лет сорока, с изысканными манерами и умным взглядом, в разное время дважды встречался начальнику СИЗО. Один раз Олаф видел его в обкоме партии на торжественном приеме, посвященном 50-летию Октября, в другой раз – месяц назад, когда глава КГБ приезжал в следственный изолятор на беседу с осужденным по 68-й статье[3] бывшим сотрудником своего же ведомства.

Петри вспомнил, что тогда, выйдя из камеры, в которой проводил допрос, главный чекист поморщился: «За один МИГ платят жизнью…»[4]

Очень скоро того, с кем Туманов беседовал в камере, этапировали в Москву, на Лубянку, а начальник КГБ Петрозаводска получил очередное звание. Болтали, будто осужденный был его другом.

– Еще тепленький, – продолжал Штырь, ухмыляясь. – Я его с бабы снял. Небось, до сих пор воняет шоколадом и духами «Мадам Роша»!

Олаф в то же мгновение вспомнил, что Ксана действительно обожает дорогие французские духи, которые он ей никогда не дарил. «Откуда они у простой машинистки?» – мелькнула в голове тоскливая мысль. Он расстроенно вздохнул. «Теперь уже не важно…»

– Довольно, Николай Львович! – оборвал прокурора Туманов и опять повернулся к вошедшему: – Здравствуйте, товарищ Петри.

Олаф вяло кивнул.

Штырь откинулся в кресле и нахмурился.

– Проходи и садись, – сухо приказал он. – О тебе речь.

Все собравшиеся в этот поздний час в кабинете прокурора с любопытством наблюдали, как начальник СИЗО растерянно отодвинул стул, сел на краешек, потом неожиданно встал, поменял стул на другой и опять сел.

– Завтра… Нет, уже сегодня – расстрельный день, – напомнил Штырь, и в его маленьких глазках засветилась радость. – День справедливого возмездия, – он цокнул языком, – торжества закона и народной воли… Карающей десницы правосудия!

Туманов, для которого поэтизация расстрела была в новинку, бросил на прокурора удивленный взгляд.

– День очищения горизонтов жизни во имя лучшего будущего, – ничуть не смущаясь, закончил Штырь.

Туманов едва заметно покачал головой и обратился к Петри:

– Доложите о готовности «команды А».

– Спецгруппа укомплектована полностью и в любое время готова выполнить приказ, – словно заученный урок, устало отбарабанил Олаф.

– В твоей группе с этого часа два новых сотрудника, – прокурор кивнул на мужчин, сидящих за столом напротив Петри. – Представитель МВД товарищ Макеев и врач – товарищ Шамис.

«А прежние чем провинились?» – чуть не вырвалось у Олафа. Но он промолчал и озадаченно уставился на своих новых сотрудников. Оба мужчины шевельнулись за столом, демонстрируя мрачное удовлетворение от возможности работать под руководством Олафа. «Если эти – такие же, как Недельский, то можно сразу в петлю», – живо подумал тот, а вслух произнес:

– Мне нужны их объективки, личные дела и учетные карточки, чтобы провести внутренним приказом…

– Никаких карточек и приказов! – отрезал прокурор. – Времени нет.

Настал черед Олафа удивляться. Он театрально вскинул брови и наклонил голову:

– Я ослышался, Николай Львович? Вы предлагаете мне зачислить людей в спецгруппу без приказа и даже без личных данных?

– Я тебе уже назвал их личные данные! – рявкнул Штырь. – Мент и врач!

– Мне нужно кое-что объяснить. – Туманов постучал ладонью по столу. Ему явно не хотелось, чтобы прокурор с начальником следственного изолятора выясняли между собой отношения. – Неожиданные изменения в составе группы, товарищ Петри, продиктованы срочной и важной необходимостью. Вы человек искушенный и, уверен, отдаете себе отчет в том, что глава КГБ в кабинете у прокурора – событие не рядовое.

«А действительно! – мысленно воскликнул Олаф. – Чего это госбезопасность делает в прокуратуре, да еще и ночью? Не извращенца же слушать пожаловала!» А вслух промямлил:

– М-м… конечно.

Туманов кивнул и подытожил:

– Не рядовое.

Олаф вдруг почувствовал неприятный холодок между лопатками.

Весь минувший день словно готовил его к чему-то страшному и безысходному. Сначала на работе не клеились дела. Он пытался сосредоточиться, собраться, взять себя в руки, но мысли не слушались. Они путались, кривлялись и норовили ускользнуть куда-то в щель оконной рамы – в вязкую патоку машин и людей на улицах равнодушного города. В итоге день был скомкан, как выдернутый из пишущей машинки лист. Потом этот жуткий ливень, холодный и злой. Впервые Олаф ехал к любовнице без приятного сердцебиения. Как-то обыденно, словно на работу. Пока ловил такси, вымок до нитки, а когда добрался – не было ни сил, ни желания. А дальше… Даже вспоминать противно. Ночной звонок и мерзкий голос прокурора в трубке. Ксана-Ксана… Она ничем не отличается от партийных шлюх-сексотов, которых подкладывают в постели к чиновникам и начальникам разного ранга. Компромат – вот ковровая дорожка на ступеньках субординации! Тот, у кого рыло в пуху – сговорчив и послушен вдвойне. Теперь и Олаф попался на такую уду. Как сопляк! Ему не стыдно, он просто зол на себя. Во всем случившемся приятного мало. Но то, что произошло в подъезде на лестнице, иначе как мистической жутью не назовешь.

Олаф вздрогнул. Он словно опять явственно услышал звон разбитого стекла и хриплый голос над самым ухом: «Сорок третий номер… Твоя погибель…»

– Не к добру… – неожиданно громко произнес Петри.

Туманов по-своему понял это высказывание.

– Как раз наоборот! – назидательно произнес он. – КГБ появляется за тем, чтобы предотвратить зло. Или… когда грядет трудная и опасная работа.

– Опасную работу предстоит выполнить мне? – догадался Олаф.

Туманов открыл рот, чтобы ответить, но его опередил прокурор.

– Партия поставила перед нами ответственную задачу, – казалось, Штырь выплевывает слова, и они прыгают по столу подобием металлических шариков, – но я не уверен, что морально шаткий сотрудник способен с ней справиться.

Прокурор сделал паузу, ожидая заверений в обратном, но Петри не проронил ни слова.

– Вот что… – Туманов откинулся на спинку стула и сложил руки на груди. – Полагаю, вопрос моральной неустойчивости вы решите в рабочем порядке. Обсудите его в профкоме или на партсобрании, и виновный получит то, что заслуживает. Общественное порицание, выговор, наконец… – Он опять наклонился к столу. – А сейчас прошу вас вернуться к делу.

Штырь поморщился: кагэбэшник опять помешал ему влепить звонкую пощечину зарвавшемуся Петри – она в третий раз выходила скользкой и безболезненной.

– Вы что-нибудь слышали про остров Хойту? – понизив голос, спросил Туманов, пристально глядя в глаза Олафу.

Тот на секунду задумался и растерянно пробормотал:

– Про… остров…

– Хойту, – повторил начальник КГБ, буравя его взглядом.

Конечно, Олаф слышал про остров. Он смеялся, когда кто-то из сотрудников рассказал ему жуткую легенду об этом Богом забытом клочке земли, затерянном в паутине рек, среди холодных скал – почти у самой границы с Финляндией. «Вам не вертухаем в следственном изоляторе нужно работать, а сказочником на детском утреннике!» – пристыдил он рассказчика. «Люди говорят… – обиженно пожал плечами тот. – А дыма без огня… Сами знаете».