Сомерсет Моэм - Сотворение Святого

• Название: Сотворение Святого
• Автор: Сомерсет Моэм
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-17-076473-0

Необычный роман, открывающий читателю новую грань таланта Сомерсета Моэма.

Произведение, основанное на «Истории Флоренции» Никколо Макьявелли, погружает читателя в эпоху средневекового города — время политических и финансовых интриг влиятельных семей, скандальных любовных связей и удивительного расцвета науки и искусства.

Главный персонаж романа, впоследствии ставший почитаемым католическим святым, предстает в этом произведении едва ли не рыцарем плаща и кинжала, человеком, в котором воплотились черты героя и антигероя.

Впервые публикуется на русском языке!

16+

---

— Бартоломео прав, — кивнул Маттео.

Одобрительный гул показал, что и остальные того же мнения.

— Но подумай, Бартоломео, — Кеччо по-прежнему не хотел допускать убийства, — у тебя седина на волосах, тебе осталось не так уж много времени до смерти; если ты убьешь этого человека, что будет потом?

— Клянусь тебе, Кеччо, ты станешь исполнителем воли Божьей. Разве граф не угнетал народ? Почему он уверен, что имеет на это право? Из-за него мужчины, женщины, дети умирали от голода, безысходности, страданий, тогда как он ел, пил и веселился.

— Решай, Кеччо. Ты должен дать нам приказ, — вновь поддержал Бартоломео Маттео. — Джироламо принес много бед. По законам чести и справедливости он должен умереть. И он должен умереть ради нашего спасения.

— Вы сводите меня с ума, — простонал Кеччо. — Вы все против меня. Вы правы в том, что говорите, но я не могу… Господи, я не могу! — Бартоломео хотел заговорить вновь, но Кеччо его остановил: — Нет-нет, ради Бога, больше ничего не говори. Оставьте меня одного. Я хочу посидеть в тишине и подумать.

Глава 9

В десять вечера я пришел во дворец Эсти. Слуга, который позволил мне войти, сообщил, что донна Джулия у отца и он не знает, когда она вернется. Я ощутил горькое разочарование. Весь день мечтал о том, что увижу ее вновь: наша встреча в церкви была такой короткой. Слуга смотрел на меня, ожидая, что я уйду, но желание увидеться с ней пересилило, и я сказал, что подожду.

Меня провели в комнату, которую я уже так хорошо знал, и я сел в кресло Джулии. Положил голову на то место, где к спинке прижимались ее прекрасные волосы, вдохнул едва уловимый аромат.

Ожидание было томительным.

Мое воображение рисовало Джулию, сидящую в этом самом кресле. Я видел прекрасные, нежные карие глаза, алые губы, их изящный изгиб. Лук Купидона срисовали с таких же губ.

Снизу донесся какой-то шум. Я подошел к двери, прислушался. Сердце гулко билось. Пришел кто-то другой, и я, расстроенный, вернулся к креслу. Мне казалось, что я прождал несколько часов, и каждый длиной в день. Неужто она никогда не придет?

Наконец-то! Дверь открылась, и она вошла — такая прекрасная. Протянула мне обе руки для поцелуя.

— Извините, что вам пришлось ждать, но я ничего не могла поделать.

— Я бы прождал сто лет, чтобы увидеть вас на час.

Она села, а я устроился у ее ног.

— Расскажите мне обо всем, что сегодня произошло.

Я выполнил ее просьбу. Во время моего рассказа глаза Джулии засверкали, щеки раскраснелись. Я не знаю, что на меня нашло. Я словно впадал в экстаз и при этом не мог вдохнуть. Неожиданно мною овладело желание заключить Джулию в объятия и целовать снова и снова.

— Как вы прекрасны. — Я встал.

Она не ответила, но смотрела на меня улыбаясь. Ее глаза влажно блестели, грудь вздымалась.

— Джулия! — Я обнял ее одной рукой, второй обхватил ее ладони. — Джулия, я тебя люблю.

Она наклонилась ко мне, вскинула голову, а потом… потом я сжал ее в объятиях, покрывая губы поцелуями. Господи! Я обезумел, никогда раньше не испытывал такого счастья. Ее прекрасный рот, такой мягкий, такой маленький, я едва мог дышать, переполненный счастьем. Как же мне хотелось умереть в тот миг! Джулия! Джулия!

Пропел петух, ночная тьма начала рассеиваться. Первый свет зари заглянул в окно, и я прижал свою любовь к сердцу в последнем поцелуе.

— Не уходи, — выдохнула она. — Я люблю тебя.

Я не мог говорить. Целовал ее глаза, щеки, грудь.

— Не уходи.

— Любовь моя!

Наконец я оторвался от нее, поцеловал в последний раз, и она прошептала:

— Возвращайся скорее.

— Этим вечером! — ответил я.

Я шел по еще темным улицам Форли и размышлял о своем счастье, слишком огромном, чтобы осознать его в полной мере. Казалось абсурдным, что мне даровали такое блаженство. Меня носило по свету, как изгнанника, ищущего командира, под началом которого я мог бы служить. Мне и раньше встречались женщины, но влечение, которое я к ним испытывал, не шло ни в какое сравнение с нынешним чистым и божественным чувством. В других женщинах я часто отмечал какие-то недостатки, иной раз находил их грубыми и вульгарными, но тут столкнулся с такой непорочностью, с такой чистотой! Для меня она была святой и невинной. Ох, как же мне было с ней хорошо! Я посмеялся над собой: еще бы, я же думал, что не влюблен в нее. На самом деле я любил ее всегда… не заметил, когда это почувствовал, да меня это и не волновало, потому что теперь я любил и меня любили. Я не считал себя достойным ее: она такая хорошая, такая добрая, а я бедняк, никчемность. Она казалась мне богиней, и мне оставалось только опуститься на колени перед ней и молиться.

Я шел по улицам Форли, покачиваясь от счастья, словно пьяный. Глубоко вдыхал утренний воздух, ощущал себя таким сильным, довольным жизнью и молодым. Мне нравилось все, и серые стены домов, и резные фасады церквей, и женщины-крестьянки, празднично одетые, входящие в город с корзинами, наполненными разноцветными фруктами. Женщины здоровались со мной, и я отвечал, широко им улыбаясь. Какие они все добрые! Сердце мое переполняла любовь, и она выплескивалась на всех, кто встречался мне на пути. Я чувствовал, что все вокруг любят меня. И сам любил все человечество!

Глава 10

Придя домой, я упал в кровать и сразу провалился в крепкий сон. Пробудился хорошо отдохнувшим и очень счастливым.

— Что с тобой? — спросил Маттео.

— Я очень доволен собой.

— Тогда, если ты хочешь, чтобы и другие люди остались довольными, тебе лучше пойти со мной к донне Клодии.

— К прекрасной Клодии?

— К ней самой.

— Разведка в стане врага?

— Именно поэтому я и хочу, чтобы ты нанес визит даме. Сделаем вид, будто ничего не произошло.

— Но едва ли мессир Пьячентини обрадуется, увидев меня.

— Он будет скрипеть зубами и внутренне изрыгать огонь, но при этом раскроет объятия и крепко обнимет нас, пытаясь убедить, что любит ближнего своего, как и положено христианину.

— Очень хорошо, пошли!

Донна Клодия искренне обрадовалась нашему приходу и тут же принялась строить глазки, вздыхать и прикладывать руку к груди, демонстрируя самые теплые чувства.

— Почему вы не приходили ко мне, мессир Филиппо? — спросила она.

— Исключительно из опасения показаться назойливым, — ответил я.

— Ах, — она томно на меня посмотрела, — да как такое могло быть? Нет, причина вашего отсутствия в другом. Увы!

— Я не решался взглянуть в эти завораживающие глаза.

Она повернулась ко мне, встретилась со мной взглядом и потом закатила глаза.

— Вы находите их такими жестокими?

— Они слишком сверкают. Вы знаете, как опасна свеча для мотылька, только в нашем случае свечей две.

— Но говорят, что мотылек, сгорающий в пламени, ощущает небесное блаженство.

— Я очень приземленный мотылек, — будничным тоном ответил я, — и боюсь обжечь крылышки.

— Как прозаично! — пробормотала она.

— Муза теряет свое могущество в вашем присутствии, — галантно заметил я.

Она, вероятно, не совсем поняла, что я хотел этим сказать, потому что в глазах мелькнуло недоумение. Меня это не удивило, я и сам представления не имел, какой смысл вкладывал в эту фразу. Но она восприняла ее как комплимент.

— Ах, вы такой галантный!

Какое-то время мы молчали, не сводя друг с друга глаз. И вновь она глубоко вздохнула.

— С чего такая грусть? — спросил я.

— Мессир Филиппо, — ответила она, — я несчастная женщина. — И она ударила себя в грудь.

— Вы же такая красивая, — попытался подбодрить ее я.

— Ах нет, нет! Я несчастна.

Я посмотрел на мужа, который мрачно слонялся по комнате, напоминая отставного солдата, мучающегося подагрой, и подумал, что одного общества такого человека достаточно, чтобы почувствовать себя несчастной.

— Вы правы. — Она проследила за моим взглядом. — Все дело в моем муже. Он напрочь лишен сочувствия.

Я тут же ей посочувствовал.

— Он так ревнует меня, хотя, как вам известно, в Форли я идеал добродетели.

Никогда не слышал, чтобы так характеризовали таких, как она, но, разумеется, подыграл ей:

— Одного взгляда на вас достаточно, чтобы успокоить самого буйного из мужей.

— Ох, уверяю вас, у меня так часто возникает искушение, — быстро ответила она.

— Могу в это поверить.

— Но я абсолютно ему верна, будто я старая и уродливая. Тем не менее он все равно ревнует.

— В этой жизни каждому из нас приходится нести свой крест, — вздохнул я.

— Бог свидетель, я несу свой. Но у меня есть отдушина.

Я, собственно, в этом не сомневался и ответил:

— Правда?

— Я изливаю душу в сонеты.

— Второй Петрарка!

— Мои друзья считают, что некоторые из них достойны этого великого имени.