Йоханнес Зиммель - Любовь - только слово

• Название: Любовь - только слово
• Автор: Йоханнес Зиммель
• Издательство: Мир книги
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-486-00280-7

Любви все возрасты покорны… Этот роман подтверждает правоту великого поэта.

Действие происходит в Германии, еще не до конца оправившейся от ужасов недавно закончившейся Второй мировой войны. Двадцатидвухлетний учащийся колледжа встречает свою первую настоящую любовь. Но она намного старше его, замужем, растит дочь. Похоже, судьба сделала все возможное, чтобы загасить вспыхнувшую искру, разорвать притяжение двух сердец. Но от трудностей настоящее чувство только разгорается…

---

— Послушайте, — начинает она, — я вас совсем не знаю. Вы были так любезны, что согласились меня подвезти. Но теперь я ни под каким видом…

Парень тихонько толкает ее локтем. Она тут же замолкает. Мы с ним, видимо, придерживаемся одинакового мнения на сей счет. Я говорю:

— Понятно. Я хорошо вас понимаю. Очень хорошо. Я обидел вас. Тысяча извинений, госпожа Лорд.

— Вам известно мое имя?

— И не только имя!

— Что это значит?

— Потом объясню. Давайте сначала поедем.

— Я не сяду, пока вы не объясните мне, что все это значит!

— Вы должны поехать с ним, — говорит этот, с бородкой.

— Я тоже так думаю, — замечаю я.

— Может быть, вы шантажист? — шепчет она.

— Может быть.

Я чувствую себя уверенно.

Мужчина делает шаг вперед, хватает меня за рукав и тихо говорит:

— Я вас предупреждаю. Если вы хотите воспользоваться ситуацией, то имейте в виду: я вас найду, где бы вы ни были, и тогда…

— Нет, — сказал я.

— Что нет?

— Отпустите рукав моей любимой куртки. Я этого не люблю.

Но тут я просчитался. Он не отпускает рукав, а усмехается, и глазки становятся злыми:

— Мне все равно, что вы любите или не любите, господин Мансфельд.

— Мансфельд? — произносит она.

Куда только девается моя уверенность?..

— Мансфельд? — переспрашивает она.

— Свое имя он назвал в справочном бюро, синьора. Его отец тот самый Мансфельд.

— Мансфельд? — повторяет она.

Эта собака, мой отец.

— Мы можем довериться господину Мансфельду, — считает красавчик. — Он джентльмен. При таком папочке человеку не остается ничего, кроме как быть джентльменом.

Смрадный пес мой папочка! Оскорбить можно по-разному. Самое худшее, когда ты вынужден говорить себе: от тебя ничего не зависит, тебе это навязали. Наплевать. Возразить мне нечего. Поэтому я констатирую:

— Прошло уже четыре минуты.

Симпатяга нежно целует даме ручку, смотрит на нее маслеными глазками и говорит:

— Господин Мансфельд прав. Четыре минуты мы уже потеряли.

— Мадам, мне доставит удовольствие довезти вас до Фридхайма.

Я обхожу «ягуар».

Он слегка кланяется и говорит:

— Всего доброго, синьора. Спасибо, что согласились меня проводить.

Она отвечает так тихо, что ее невозможно расслышать.

— Счастливого полета. Благополучного возвращения.

— Непременно, — отвечает он и придерживает дверцу машины, мягко вынуждая женщину занять место рядом со мной.

Тут я вдруг замечаю, что его оливковая волосатая рука, придерживающая дверцу, дрожит.

Вот так-так. Ничто человеческое нам не чуждо.

Я до сих пор не могу прийти в себя после истории с отцом, когда…

Лучше не вспоминать. У меня теперь есть утешение: у остальных людей тоже есть нервы. Кроме того, я кое-чему научился. Если тебе паршиво, будь сильным. Мне паршиво уже в течение семи лет.

Мадам Верена сидит рядом со мной. Я включаю зажигание и жму на газ так, что двигатель взвывает.

Глава 4

Включаю передачу. Выжимаю сцепление. Дама буквально вдавливается в сидение, когда «ягуар» срывается с места и выруливает со стоянки. Здесь мне надо быть внимательным, полицейских полным-полно.

Я смотрю в зеркало заднего обзора и говорю:

— Ваш друг машет рукой на прощание.

Ответа нет. Она не шевелится.

Я не знаю, что такое он нашептал ей на ушко, но, похоже, это ее совсем не обрадовало. Она сидит, будто мертвая, прикусив нижнюю губу.

Мне кажется, я еще ни разу не видел такую красивую женщину. Именно женщину. Я не говорю девушку.

Наверное, я должен объяснить, так как не знаю, известно ли вам одно обстоятельство: с нами, мальчиками и девочками, которым — надцать лет, дело обстоит следующим образом.

Девочкам кажутся чересчур глупыми мальчишки, то же самое мальчики думают о девочках. Больше всего достается от сверстников девчонкам. Поэтому они ищут себе кого-нибудь постарше. Тем, которым около тридцати пяти, особенно везет. Им некуда деваться от шестнадцатилетних! Им не устоять. Я все понимаю. Ребята уже при деньгах. Им надо держать ухо востро. Такая девочка имеет все шансы. Я вспоминаю себя в восемнадцать лет. Что я мог предложить этим пятнадцатилетним девчушкам?

Девчонки уже с самого рождения обладают превосходной интуицией, которая подсказывает им, что заниматься этим со сверстниками чистое мучение. Они выбирают мужчин постарше. Те знают что к чему. Девчонки тоже люди, и они хотят получить свой кусочек удовольствия. Ну а если что-то вдруг приключится, то у взрослых уже есть опыт и необходимые знакомства. Чего ожидать от мальчишки — сначала будет умолять, потом помчится к мамочке каяться.

Ну так вот, молодые люди в моем, то есть переходном возрасте, точно такие же. Большинство девчонок, которых я встречал, были чересчур глупы, чтобы я мог с ними общаться, глупы даже для этого самого.

Теперь вам понятно мое волнение? Я волнуюсь, сидя за рулем, когда через перекресток выезжаю на шоссе. Конечно, не так, чтобы пот стекал со лба. Но я нервничаю, в этом я должен честно признаться. Мадам Верена тому причиной. Я не могу оторвать от нее глаз.

Снова бросаю взгляд в зеркало заднего обзора.

Красавчик итальянец смотрит вслед, пожимает плечами и заходит в здание аэровокзала.

— Он сдался, — говорю я.

Ответа снова нет.

Со стороны мне чуть-чуть видны ее глаза за этими проклятыми очками. Крылья носа трепещут. Руки мелко дрожат. Я замечаю, что застежка браслета — маленькая полоска платины — расстегнута. Сказать ничего не могу. Только смотрю на нее неотрывно.

Хороша. Хороша. Все прекрасно: тело, движения, волосы. Я думаю, если провести расческой по ее волосам, то они заискрятся. А если запустить в волосы руки…

Визг тормозов!

Черт побери — еще бы чуть-чуть… Я не заметил стоп-сигнала на въезде на шоссе. Чуть не врезался в «кадиллак». Не выверни водитель руль…

Нет, так не пойдет. Сейчас нужно сосредоточиться, смотреть вперед, а не пялиться на нее. Я говорю:

— Извините.

— Что? — спрашивает она своим приглушенным голосом.

— Да так, ничего особенного. Мы были на волосок от гибели.

Ни слова в ответ, ни одного слова.

На нашей стороне дороги, на север в сторону Таунуса, движение не очень оживленное. В обратном направлении Кассель — Франкфурт машины едут впритык, передний бампер одной машины упирается в выхлопную трубу другой. Это и понятно. Воскресенье, время послеобеденное. Целый город возвращается с отдыха. Папа. Мама. Дети. Семья — стоит мне услышать это слово…

Я еду в крайнем левом ряду. Что мне делать справа? Спидометр показывает 160 километров.

Время от времени на моей полосе появляется какой-нибудь водитель, который тоже спешит. Например, вон тот толстый синий «капитан». Никак не уйдет направо. Ничего не остается, как пристроиться сзади и нажать на клаксон.

Паренек за рулем грозит кулаком мне вслед и сигналит. Не сердись, дама очень спешит…

Мы уже минуты три едем по шоссе, когда она наконец произносит:

— Мне все равно.

— Простите, что?

— Если я сейчас умру.

— Да-да, — говорю я.

— Я серьезно, — замечает она.

— Я тоже был серьезен, когда отвечал: да-да.

Вдруг ее подбородок задрожал, а голос был такой, словно она глотала слезы:

— Мне совершенно все равно. Мне все противно.

— Ну, ну, ну, — говорю я успокаивающе, а сам бросаю взгляд на камень в пять каратов и браслет с изумрудом и бриллиантами.

— Ах, это, — понимает она. — Эти украшения. Думаете, они могут сделать человека счастливым?

— Браво! Мы как будто играем сейчас в хорошем немецком фильме, — восклицаю я. — Немедленно выкиньте эту гадость из окна! Застежка браслета как раз вовремя расстегнулась. Снимется легко.

К сожалению, она меня не слушает. Если бы только она послушалась и застегнула платиновую полоску на браслете, все сложилось бы совсем по-другому.

Теперь мне просто писать об этом. Легко быть сильным задним умом. А тогда, когда многое зависит от…

Я тоже не думаю больше об открытой застежке в тот момент. В одно мгновение я почувствовал раздражение по отношению к этой женщине. Нет, все-таки она дитя трущоб. Только дитя трущоб может нести такой бред. Деньги не делают счастливым.

Дальше еще лучше:

— Вы очень молоды, господин Мансфельд.

— И правда, мадам, — отвечаю я на это, — я действительно очень молод. Именно поэтому я прошу немного подумать о моей юной жизни. Мне пока еще не все безразлично. — Театральная пауза. — И вам, конечно, тоже.

— Неправда!

— Если бы вам в самом деле было на все наплевать, вы бы сейчас не торопились так во Фридхайм.

И тут она делает жест, почти сводящий меня с ума: она кладет свою левую руку на мою правую. Ее рука прохладная, а моя горячая…