Дональд Спото - Мэрилин Монро

• Название: Мэрилин Монро
• Автор: Дональд Спото
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-26746-0

О Мэрилин Монро написано больше, чем об аварии в Карибском море, которая чуть ли не стала причиной ядерной войны. Белокурая красотка, секс-символ Америки, она вскружила голову многим мужчинам. Перед вами книга одного из самых известных биографов — Дональда Спото.

Подробный иллюстрированный рассказ о красивой и талантливой женщине, которая была самой популярной американской киноактрисой 50-х гг., снискала себе славу и известность не только в США, но и далеко за их границами, а ушла из жизни в 36 лет...

Книга «Мэрилин Монро» — это воспоминания людей, которые близко знали актрису. Автор рассказывает о непростой жизни и всемирной славе голливудской звезды, о ее ранней смерти, которая до сих пор окружена слухами, тайнами и интригами…

---

У Сендерса сразу сложилось впечатление, что Мэрилин завоюет огромный успех, поскольку «просто бросалось в глаза, что ей суждено стать звездой» (совершенно так же, как это казалось Еве из киноленты). Однако он признавал, что ей очень не хватало светского лоска, хороших манер и благовоспитанности, считавшихся необходимой принадлежностью всякой молодой актрисы. Манкиевич вспоминает, что в тот момент Мэрилин показалась ему самым одиноким существом, с каким ему доводилось сталкиваться в жизни. В Сан-Франциско актеры и члены съемочной группы наперебой приглашали ее пойти с ними перекусить или чего-нибудь выпить, и она была этим довольна, но [по словам Манкиевича] «почему-то никогда не поняла или не приняла для себя всеобщего молчаливого согласия насчет того, что она является одной из нас. Она оставалась сама по себе, хотя у нее и не был характер отшельницы или нелюдимки. Просто она была совершенно одна».

Поведение Мэрилин в картине «Всё о Еве» в точности соответствовало требованиям сценария. В белом платье с открытыми плечами, элегантно причесанная, она двигалась и разговаривала как-то особенно соблазнительно и маняще — с некой чрезмерной скромностью. Однако в деловом плане эта роль дала ей немного, не считая того, что она в очередной раз показала себя в качестве аппетитной добавки; кроме всего прочего, роль мисс Кэзуэлл была слишком короткой и слишком похожей на Анжелу из «Асфальтовых джунглей», чтобы критики могли заметить Мэрилин. Надежды Джонни на то, что Занук даст себя убедить в необходимости подписать с Мэрилин настоящий долгосрочный контракт, пока что сорвались, поскольку этот продюсер по-прежнему не замечал в ней ничего сверхъестественного.

Невзирая на неодобрение со стороны коллег из агентства «Уильям Моррис», Джонни не переставал действовать так, словно Мэрилин являлась его единственной клиенткой. Он сунул ее в телевизионную презентацию масла для автомобильных двигателей («Залей-ка "Ройял Тритон" в маленький животик "Синтии"», — мурлычет Мэрилин служащему автозаправочной станции). Ему удалось также уговорить журналиста Фреда Дадли описать Мэрилин в статье под названием «Как рождаются звезды», помещенной в сентябрьском номере журнала «Фотоплей». У Мэрилин, по словам Дадли, «был тихий, неуверенный голос и прозрачные глаза. Она была дикой и пугливой, словно серна. Если мимо кто-то проходил чуть быстрее обычного, она пряталась за забором». Хотя Мэрилин всегда побаивалась интервью и без особой охоты принимала участие в пресс-конференциях, она отдавала себе отчет, что и то и другое является необходимым. Однако актриса так никогда и не привыкла к указанным мероприятиям и, если только это оказывалось возможным, всячески избегала журналистских расспросов; присущая ей робость, а также периодические рецидивы заикания отбили у нее охоту к импровизированным высказываниям, в том числе даже на сугубо частных приемах.

В ту осень — «поскольку я хотела развить свой ум и научиться совместно действовать в составе команды» — Мэрилин записалась на не дающие никаких прав или удостоверений вечерние курсы мировой литературы в Калифорнийском университете Лос-Анджелеса Явившись туда без макияжа и в синих джинсах, которые были куплены в магазине, занимавшемся снабжением армии и военно-морского флота, Мэрилин выглядела скорее как продавщица, нежели честолюбивая молодая актриса. Коллеги по этим курсам позднее не могли вспомнить о ней ничего особенного, за исключением тех самых джинсов, которые в 1950 году не так уж часто встречались в качестве женского облачения. Однако преподавательница по фамилии Клэр Сэй запомнила, что эту слушательницу характеризовали старательность и скромность. Да и сама Мэрилин была довольна курсами и на протяжении десяти недель каждый вторник добросовестно посещала занятия.

Ей удалось сэкономить и отложить немного денег, поскольку она приняла приглашение Наташи (получавшей сейчас скромное вознаграждение от своих частных учеников) поселиться вместе с той в тщательно ухоженной небольшой Наташиной квартире с одной спальней, которая размещалась в приятно выглядевшей двухквартирной вилле на Харпер-авеню, в паре шагов к северу от района Фаунтин в западной части Голливуда. Там Мэрилин спала на тахте в гостиной, помогала ухаживать за дочерью Наташи Барбарой, читала книги, изучала разные жанры искусства и, по правде говоря, вносила изрядный беспорядок в аккуратную обитель Наташи. Кроме того, она притащила туда с собой маленькую собачку по кличке Джозефина, названную так в честь Шенка, от которого Мэрилин и получила ее в июне в качестве подарка по случаю своего двадцатичетырехлетия, — и на это миниатюрное создание Мэрилин не жалела (так, по крайней мере, казалось Наташе) ни времени, ни внимания, ни денег. «Она пичкала Джозефину дорогушей телячьей печенкой и купила ей специальное одеяльце для спанья». Но собачонку никогда не учили, как следует вести себя в доме, и везде было полно ее экскрементов, а Мэрилин никогда не могла собраться с духом и убрать за своей любимицей. Когда Наташа пробовала жаловаться на эту вредную для здоровья грязь, Мэрилин принимала жалкий и несчастный вид: «брови у нее взмывали вверх, плечи опускались, а на лице появлялось выражение тяжкой виновности. Она вообще воспринимала самое минимальное замечание как проявление чрезмерного осуждения». В то же время актриса — и Наташа не могла не обратить на это внимания — невероятно следила за собой, постоянно мыла лицо, чтобы избежать загрязнения пор нежной кожи, подолгу принимала ванны и тратила свои скромные деньги на визиты к дантисту, чтобы лишний раз проверить, не образовалась ли у нее в зубах какая-нибудь мельчайшая дырочка. «Наташа, это ведь мои зубы!» — воскликнула Мэрилин в ответ на вопрос, не слишком ли часто она посещает стоматолога.

Тем не менее Наташа ведь души не чаяла в Мэрилин, которая «давала выход моему чувству любви, а будущее виделось нам обеим светлым» — пожалуй, этот оптимизм вряд ли проистекал из тогдашней конкретной ситуации, — и потому она стоически переносила неудобства, причиняемые гостьей, как-то справлялась с Джозефиной, а по ночам работала с Мэрилин над сценическими этюдами. Готовясь к новой роли, которую актриса могла бы внезапно получить в какой-то неведомой киноленте, обе женщины придумали сложную систему знаков, похожих на те, которыми общаются друг с другом при игре в бейсбол тот, кто пробивает мяч, и кто ловит его. Если Мэрилин слишком понижала голос, Наташа делала определенный жест; другим движением она информировала актрису о ее неподходящей позе, а еще какой-то сигнал свидетельствовал о том, что Мэрилин была близка к потере внутреннего равновесия и начинала выходить из себя.

«Я подавала ей знак, если она повернулась слишком поздно или если данное движение выглядело "пустым", поскольку не мотивировалось правильным суждением о себе и о представляемом персонаже». Упор на надлежащую мотивацию и верные суждения смущал и тревожил Мэрилин, поскольку Наташа требовала от нее интеллектуальных усилий, а это ввергало актрису в состояние легкой паники. Джон Хьюстон никогда не говорил про мотивацию, констатировала Мэрилин, и Джо Манкиевич тоже этого не делал. Но Наташа упорно настаивала, что настоящая актерская игра — если трактовать её как дело, которым занимаются в Московском художественном театре, — невозможна без значительных интеллектуальных усилий.

Мэрилин добросовестно и с усердием подходила ко всем подобным упражнениям, пытаясь понять, какими мотивами руководствуется в своих поступках тот персонаж, роль которого она исполняет, и как-то связать все это с собственным жизненным опытом и переживаниями. Систематическое развитие в себе указанного навыка готовило ее к будущим важным тренировочным упражнениям, а также стало причиной ее многолетних стычек с кинорежиссерами, которые, как правило, были настроены враждебно по отношению к такого рода самонаблюдению. Еще важнее то, что подобный подход к роли оказался для нее попросту неподходящим; Мэрилин и без того была весьма впечатлительной и робкой молодой женщиной, которую неустанно терзали сомнения. На протяжении последующих четырех лет вся та спонтанность, которая необходима для убедительного актерского воплощения образа на экране или на театральных подмостках, по существу подавлялась у Мэрилин чрезмерным анализом собственного «я».

Усердно занимаясь учебой дома и на курсах, Мэрилин все-таки находила время, чтобы эпизодически наносить визиты Джо Шенку, но вместе с тем несколько недель пренебрегала Джонни Хайдом. Время от времени она звонила Джонни по телефону, но не навещала его, и это полное отсутствие внимания к страдающему старому любовнику шокировало даже Наташу, которая грозилась, что лично завезет ее в дом на Палм-драйв, если Мэрилин сама не посетит больного Джонни. В ноябре тот занимался делами Мэрилин главным образом по телефону, находясь в постели, к которой его сейчас приковала болезнь сердца. Тем не менее Джонни, предпринимая всевозможные усилия, полагал, что не зря интенсивно занимается делами Мэрилин и открывающимися перед ней возможностями: даже пребывая на смертном одре, он все еще лелеял надежду сделать из нее миссис Хайд.