Дональд Спото - Мэрилин Монро

• Название: Мэрилин Монро
• Автор: Дональд Спото
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-26746-0

О Мэрилин Монро написано больше, чем об аварии в Карибском море, которая чуть ли не стала причиной ядерной войны. Белокурая красотка, секс-символ Америки, она вскружила голову многим мужчинам. Перед вами книга одного из самых известных биографов — Дональда Спото.

Подробный иллюстрированный рассказ о красивой и талантливой женщине, которая была самой популярной американской киноактрисой 50-х гг., снискала себе славу и известность не только в США, но и далеко за их границами, а ушла из жизни в 36 лет...

Книга «Мэрилин Монро» — это воспоминания людей, которые близко знали актрису. Автор рассказывает о непростой жизни и всемирной славе голливудской звезды, о ее ранней смерти, которая до сих пор окружена слухами, тайнами и интригами…

---

Один из аккомпаниаторов, пианист Эл Гуастафесте, вспоминал, что артистка не вела себя как звезда экрана. «Это была Мэрилин Монро, но в те дни она, пожалуй, и сама этого не осознавала! Если я ошибался, почему-то извинения приносила она. Если ошибалась она, то опять-таки тут же просила прощения».

Ее шестая по счету аудитория состояла из десяти тысяч военнослужащих, входивших в состав голландских, таиландских и американских подразделений. Офицер, который вел концерт, спросил у Мэрилин, стоявшей на сцене между двумя танками, как она себя чувствует. «В полной безопасности», — ответила актриса, и толпа взорвалась хохотом. Но она умела быть и серьезной, и хроникеры этой экспедиции не имели ни малейших сомнений в том, что Мэрилин руководствовалась самыми что ни на есть чистыми побуждениями.

«Она производила на нас такое впечатление, словно бы ей на самом деле хотелось там быть», — вспоминал Тед Цешински, который служил в инженерных войсках в качестве фотографа Бюро информирования общественности. Во время выступления Мэрилин на военно-воздушной базе К-2 в Тэгу у него было место в первом ряду.

Она не рассматривала это как обязанность, которую должна выполнить, или же как саморекламу. Из всех артисток и артистов, которые приезжали к нам в Корею — а таких набралось не меньше полудюжины, — она оказалась самой лучшей. Впечатления человека взволнованного или нервничающего она не производила, но не было в ней ничего и от глупой блондинки. Когда нам, нескольким фотографам, после окончания выступления разрешили подняться на сцену, Мэрилин была весьма мила и выражала готовность к сотрудничеству; а еще актриса сказала, насколько она рада тому, что находится здесь, с нами. Она ничуть не спешила, беседовала с каждым о его близких, о родных городах и о тех гражданских профессиях, которые были у нас до армии. Царил ужасный, пронизывающий холод, но она совсем не торопилась с уходом. Мэрилин была потрясающей артисткой. Она вела себя так, что тысячам рядовых американских военнослужащих казалось, будто она действительно думает и заботится именно о каждом из них.

Мэрилин отдавала себе отчет в том, что стала объектом мечтаний десятков тысяч молодых мужчин, однако ей хотелось как-то дать им знать, что ее цель состояла в стремлении пробудить в них не вожделение, а понимание. «Это мой первый опыт общения с такой живой и даже буйной аудиторией, — обратилась она к толпе, готовясь отбыть на вертолете после самого последнего своего выступления, — и вообще самый крупный мой опыт в контактах с массовым зрителем. И скажу так: это — лучшее из всего, с чем мне доводилось сталкиваться до сих пор». А потом добавила:

Я нашла свое место в жизни. Впервые у меня было чувство, что люди, глядя на меня, принимают и любят меня. Пожалуй, мне всегда этого хотелось. Они просили посетить их потом в Сан-Франциско.

Огромный горизонтальный винт начал вращаться, и Мэрилин повернулась, чтобы подняться в кабину. С красивой белозубой улыбкой и (как утверждает свидетель-очевидец) со слезами на глазах она крикнула на прощание:

До свидания, до свидания всем. До свидания — и да благословит вас Господь. Спасибо, что вы были так добры ко мне. Вспоминайте меня по-хорошему!

Раздались приветственные возгласы и громкие хлопки в ладоши мужчин, которые сняли затем головные уборы и долго махали ими на прощание.

Невозможно переоценить весомость и значение этих четырех дней. Вдали от Голливуда Мэрилин дала великолепные и совершенно спонтанные представления (которые, к счастью, сохранились в кинохронике). Она совершила это, будучи избавленной от критических замечаний мужа, равно как и от суровой оценки своей наставницы, своих режиссеров, исполнительных продюсеров и директоров фильмов, которые всегда, словно сговорившись, укрепляли в ней убежденность в том, что она сыграла недостаточно хорошо или что у нее не хватает навыков и умений. Вместо парализующего страха, часто испытываемого ею на съемочной площадке, здесь Мэрилин чувствовала, как всю ее переполняет любовь к охваченной энтузиазмом зрительской массе. «Когда я поехала в Корею, — рассказывала она немного позднее Сиднею Сколски, — то ни капельки не волновалась и не нервничала. Ни на руках, ни на груди у меня не выступали красные пятна или что-нибудь в этом роде. Я была совершенно расслаблена».

Ее стихийные представления прошли исключительно хорошо потому, что ей позволили вести себя спонтанно, позволили быть самою собой. И в то время как Голливуд углублял в ней неприятное ощущение обескураженности и доводил до состояния, в котором она забывала куски текста своей роли и начинала заикаться, в Корее ей не случилось пропустить ни единого словечка. Никто также не требовал от Мэрилин, чтобы она размышляла над каждым жестом, — от нее всего лишь ждали, чтобы она пела с огоньком и чувством, и за это одаривали абсолютной любовью. Как и те сироты и увечные дети, к которым артистка относилась столь сердечно, анонимные солдаты с их энтузиазмом компенсировали ей поведение знаменитого бейсболиста, не терпящего возражений режиссера и прочих людей, требовавших от нее слишком многого.

Вернувшись в Токио, Мэрилин, по словам многих свидетелей, подбежала к Джо, словно взбудораженный ребенок, говоря ему, что никогда в жизни у нее не было чувства такой полной поддержки и одобрения. «Джо, это было так чудесно! Ты никогда не слыхал таких оваций!» — еще раз повторила она. Воцарилось молчание, и муж отвел взгляд. «Мне говорили об этом», — эти тихие слова и составляли весь его ответ[262].

Когда 24 февраля Мэрилин и Джо вернулись в Сан-Франциско, их брак уже находился под серьезной угрозой. После того как журнал «Фотоплей» объявил о присуждении своей очередной ежегодной премии для лучшего актера за 1953 год, оказалось, что это звание вновь досталось Мэрилин, на этот раз — за роли в картинах «Джентльмены предпочитают блондинок» и «Как выйти замуж за миллионера». Однако, когда она прибыла в Лос-Анджелес для получения диплома и приза, ее снова сопровождал не муж, а все тот же Сидней Сколски. «Джо ненавидит толпы и бьющую в глаза роскошь», — сказала актриса Сиднею, но все-таки была не в состоянии скрыть разочарования безразличием супруга. Тем не менее, когда 8 марта она вступила в банкетный зал ресторана в отеле «Беверли-Хилс», повторилась прежняя ситуация. Одетая в блестящее и сильно облегающее белое платье из атласа с открытыми плечами, Мэрилин выглядела как-то по-другому, и некоторым репортерам понадобилась пара-тройка минут, пока они заметили это и сообразили, что актриса перекрасила волосы со светло-медовых в эффектный платиново-золотистый цвет. Точно так же как Харлоу, сейчас Мэрилин захотелось иметь в своей жизни как можно больше максимально светлых вещей — не только в гардеробе, но и в меблировке. Все, что она выбирала, было рассчитано на эффект, словно бы она могла посредством этого добиться обожания со стороны зрителей — иными словами, завоевать то чувство, которого ей так недоставало в собственном доме.

После окончания церемонии Мэрилин и Сидней пошли в ее номер что-либо выпить. И в этот момент — пожалуй, впервые за все время их знакомства — она совершенно ошарашила его.

— Сидней, знаешь, за кого я собираюсь выйти замуж?

— Замуж? О чем ты говоришь?

— Так вот, я собираюсь сочетаться браком с Артуром Миллером.

— Артуром Миллером! Да ты ведь только что возвратилась из свадебного путешествия! И сама рассказывала мне, какой Джо замечательный человек, как ты с ним счастлива и как фантастически провела там время! А сейчас говоришь, что собираешься замуж за Миллера. Не понимаю.

— Подожди. Сам увидишь.

Нет никаких доказательств в пользу того, что Мэрилин после их с Миллером разлуки снова встречалась со своим любимым драматургом, а также подтверждений того, что между ними имела место переписка или какой-то иной вид корреспонденции; но Мэрилин собиралась воплотить в жизнь именно эту мечту.

Продлив свое пребывание в отеле «Беверли-Хилс» на март, Мэрилин послушалась совета Чарлза Фелдмена и Хью Френча, полагавших, что она сделала бы себе великолепную рекламу и, пожалуй, неплохо заработала, если опубликовала бы автобиографию — жанр, который в ту пору только недавно появился на литературном горизонте. Мэрилин согласилась, отдавая себе отчет в необходимости привлечь для этой цели первостатейного литературного «негра», то есть человека, с которым она могла бы свободно разговаривать о своем прошлом; однако при этом окончательное утверждение содержания готового текста, разумеется, оставалось бы за ней.

Агенты Мэрилин быстро установили контакт с Жаком Шамбруном, агентом пользующегося известностью журналиста, литератора и сценариста Бена Хекта[263]; весной того же года соответствующий договор был подписан. Мэрилин и шестидесятилетний в ту пору Хект, которые пришлись друг другу по душе еще во время съемок «Обезьяньих проделок» — фильма как раз по его сценарию, — теперь стали регулярно, в соответствии с обоюдно согласованным графиком, встречаться по пару раз в неделю, причем по настоянию актрисы к ним часто присоединялся Сидней Сколски. Хект писал быстро (в те времена еще не существовали удобные в использовании магнитофоны и диктофоны), и к концу апреля первый набросок ее автобиографии был уже готов. «Мэрилин плакала от восторга, читая то, что я накропал», — докладывал Хект в письме к Шамбруну[264].