Дональд Спото - Мэрилин Монро

• Название: Мэрилин Монро
• Автор: Дональд Спото
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-26746-0

О Мэрилин Монро написано больше, чем об аварии в Карибском море, которая чуть ли не стала причиной ядерной войны. Белокурая красотка, секс-символ Америки, она вскружила голову многим мужчинам. Перед вами книга одного из самых известных биографов — Дональда Спото.

Подробный иллюстрированный рассказ о красивой и талантливой женщине, которая была самой популярной американской киноактрисой 50-х гг., снискала себе славу и известность не только в США, но и далеко за их границами, а ушла из жизни в 36 лет...

Книга «Мэрилин Монро» — это воспоминания людей, которые близко знали актрису. Автор рассказывает о непростой жизни и всемирной славе голливудской звезды, о ее ранней смерти, которая до сих пор окружена слухами, тайнами и интригами…

---

Чтобы доставить Джо удовольствие, ей пришлось с самого начала играть перед ним роль послушного ребенка, притворяющегося замужней женщиной, — стало быть, она вела себя здесь подобно тому, как и когда-то по отношению к Джиму Доухерти. Мэрилин старалась отвечать ожиданиям мужа, однако тем самым в этом замужестве только лишь воспроизводилась ситуация, присущая ее первому браку. Джо хотел, чтобы Мэрилин принадлежала исключительно ему, однако она не соглашалась на это: ей нужно было также еще и радовать толпы. Быть может, Ирвинг Берлин был прав, когда комментировал исполнение актрисой своей песенки: действительно, «получив все то, что хочешь, больше этого не хочешь»! Мэрилин желала, чтобы кто-то защищал ее, но отнюдь не владел ею в качестве личной собственности.

С другой стороны, у Джо были свои мечтания. Не без оснований можно задать вопрос: так что же его влекло, если не та женщина, которую он хорошо знал? Кому он хотел посвятить себя после двухлетнего романа, если не Мэрилин Монро, которая стала по истечении этого времени еще более знаменитой и еще труднее поддающейся контролю и управлению? Временами казалось, что он гневается на жену как раз потому, что та была в его распоряжении. Он оказался подозрительным по отношению к тому, чем реально обладал, зато верил в то, что выскальзывало у него из рук; посему на протяжении всей его жизни (до-, вне- и после-брачной) Джо так влекли актрисы, появлявшиеся ненадолго или проездом, и посему он не потерял интереса к Мэрилин даже после развода с ней. Довольный перевесом, достигнутым над женой, Ди Маджио мог бы считать, что Мэрилин воплощает его самые смелые мечты; впрочем, и она полагала, что Джо служит олицетворением ее устремлений. Однако слова Ирвинга Берлина справедливы и применительно к состоянию его чувств.

Сверх этого, Джо, по всей вероятности, верил, что сможет изменить ее, сможет «изъять из обращения» легендарную Мэрилин так же, как изъял Невозмутимого Джо. Он сам также пал жертвой славы, он также почти не обладал собственной идентичностью — помимо идентичности звезды бейсбола, которую ревностно оберегал. Итак, роковое соперничество между мужем и женой продолжалось. Джо как традиционалист чувствовал себя задетым ее славой и независимостью: он хотел видеть свою жену домоседкой, причем целиком послушной ему. А сущность прекословия между ними состояла в том, что Джо жил славой, достигнутой в прошлом, и вытекающим из нее общественным признанием своей персоны, в то время как Мэрилин располагала всем этим в настоящий момент и, по всем расчетам, должна была пользоваться известностью и в будущем.

Однако подобное поведение было для нее возможным только благодаря эмоциональному пониманию мира, навязанному актрисе в прошлом. Она всегда старалась быть лучше той женщины, каковой сама себя считала, и постоянно жаждала, чтобы ее понимали, признавали, а также любили — глубоко и постоянно. Мэрилин неустанно старалась соответствовать ожиданиям других. Во время свадебного путешествия она научилась играть с Джо в бильярд, но ее энтузиазм по отношению к этому занятию был притворным; в Сан-Франциско она ходила с мужем порыбачить, но констатировала, что это чертовски нудная штука; она старалась научиться правильно подсчитывать очки в бейсболе, а также запоминать детали сюжета многосерийного телевизионного вестерна, но и то и другое отнюдь не привлекало и не увлекало ее. Мэрилин была настолько приучена подгонять собственную личность под ожидания других людей: Грейс Годдард, Джима Доухерти, Фреда Карджера, Джона Хайда, Наташи Лайтесс и прочих, — что словно автоматически вчувствовалась и вникла в роль «миссис Ди Маджио».

Расписание занятий и дел Мэрилин на протяжении 1954 года могло бы повергнуть в трепет и расхолодить бегуна-марафонца: все делалось в молниеносном темпе, невзирая на то что напряжение, сопровождавшее ее личную жизнь, стало прямо-таки невыносимым. В конце августа она закончила свое участие в работе над лентой «Нет штуки лучше шоу-бизнеса» и немедленно начала сниматься в Нью-Йорке в очередной картине — «Зуд седьмого года». Здесь Мэрилин играла роль безымянной девушки с Манхэттена, невольной искусительницы своего нервного женатого соседа (его играл Том Юэлл[274]), жена которого отправилась на летние каникулы. Они флиртуют друг с другом, беседуют на самые разные темы, Том мучается и страшно корит себя, но в соответствии со сценарием добродетель торжествует и невинность не утрачивается (в противоположность сценическому прототипу этой ленты, который не должен был блюсти драконовские требования Кодекса кинопроизводства).

Съемочный коллектив, занятый производством «Зуда седьмого года», трудился в чрезвычайной спешке: и Джордж Аксельрод, заканчивающий приспосабливать свою пьесу к нуждам кино; и Уайлдер, до мелочей продумывавший и конструировавший действие и настроение каждой сцены; и художник по сценическому оформлению, а также по костюмам Уильям Травилла, которому за один уик-энд приходилось создавать эскизы ко всем десяти нарядам Мэрилин. Один из его костюмов, запроектированных для «Зуда седьмого года», принадлежит к числу самых знаменитых в истории кино: это было прямое летнее платье бледно-бежевого цвета — как неотбеленный лен — с глубоким вырезом спереди, которое держалось на пояске, переброшенном через шею, и имело более светлые складки; его юбку должен был вздымать высоко вверх порыв холодного воздуха, дующий через решетку из тротуарного люка, когда внизу с грохотом проезжает поезд подземки.

8 сентября Джо попрощался с Мэрилин. А она села в самолет, совершающий ночной рейс в Нью-Йорк, куда и прибыла назавтра в восемь пятнадцать утра. Гарри Брэнд из отдела рекламы «Фокса» позаботился о том, чтобы по меньшей мере пятьсот служащих аэропорта знали о ее приезде. Наперекор моде, которая в том сезоне отдавала предпочтение свободным, не подчеркивающим бюст моделям от Диора, Мэрилин вышла из кабины лайнера в очень тесном шерстяном платье. Она позировала на поданном трапе и весело перебрасывалась репликами с репортерами, пока полиция не отстранила толпу почитателей и не обеспечила ей эскорт до лимузина. Потом актрису в мгновение ока обвезли по городу, заставив побывать на шести утренних интервью, на ленче с журналистами и на пресс-конференции в помещении газеты «Нью-Йорк дейли ньюс».

Целую неделю средства массовой информации пребывали в постоянной готовности. 13 сентября добрая тысяча зевак пришла поглазеть на первую из двух сцен, снимавшихся непосредственно на нью-йоркских улицах. Их можно было бы с легкостью отснять и на территории, принадлежащей «Фоксу», но это перечеркнуло бы возможность сделать фильму фантастическую рекламу (которая и была единственной причиной всего описываемого путешествия в Нью-Йорк). Все газеты и журналы поместили специально написанные длинные статьи и интервью на указанную тему, а бухгалтеры кинокомпании «Фокс» уже потирали руки, прикидывая предстоящие прибыли от «Зуда седьмого года».

Итак, после того как толпа устроила овацию в ее честь, а зрителей попросили соблюдать тишину, Мэрилин высунулась из окна дома под номером 164 на Восточной шестьдесят первой улице, крикнув «Эй!» и швырнув Юэллу пару туфель. «Эй! — весело воскликнула она. — Я как раз только что вымыла голову!» Стоп. Дубль два. Еще дубль. Готово. И это было всё. Выглядело происходящее очень легко и просто. Однако, по словам Джорджа Аксельрода, присутствовавшего во время всех съемок фильма, когда пришел момент начать указанную сцену, Мэрилин, как обычно, впала в ужас. Ведь эта минута навсегда сформирует ее имидж; поскольку благодаря всем имеющимся техническим средствам актрису осмотрят, оценят, примут и одобрят (или нет), а затем, вследствие всего указанного, полюбят и запомнят (или нет). В противоположность фотоснимкам, которые Мэрилин могла самолично рецензировать и давать согласие на их опубликование, в кинопроизводстве ей, чтобы рассеять гнетущие ее сомнения (а до конца это ей никогда не удавалось), приходилось умолять режиссеров еще об одном дубле — и это после того, как они и так отсняли массу повторов. Она была сметливой, скорой на слово и остроумной, — вспоминал Аксельрод, — обладала врожденным интеллектом и чувством юмора, а также не верила ни в одно из своих достоинств. «Однако, хотя ее честолюбие метило высоко и она безумно жаждала успеха, Мэрилин не владела профессиональным жаргоном, связанным с актерской игрой или съемками кинофильмов, и это давало ее "опекунам" перевес. Они учили ее и придавали храбрости, но не слишком энергично — словом, так, чтобы не потерять работу».

Мэрилин обожала поклонение толп, и когда она сталкивалась с массовым признанием, то в ней оживала склонность к эксгибиционизму — пожалуй, острее всего это проявилось между часом и четырьмя после полуночи в холодную предрассветную пору 15 сентября. Знаменитая сцена с поддуваемым снизу платьем должна была сниматься на Пятьдесят второй улице, перед выходящим фасадом на Лексингтон-авеню кинотеатром «Транс-Люкс», о чем и была оповещена пресса и публика. Там собралось несколько сотен фотографов — профессионалов и любителей, — к которым ближе к ночи примкнули почти две тысячи ротозеев, жаждущих одного: увидеть как можно больше аппетитных частей тела Мэрилин. Помощник Уайлдера проинформировал собравшихся, что если все будут разумно сотрудничать со съемочной группой, оставаясь за выставленными барьерчиками, дабы можно было без помех отснять сразу всю сцену, то впоследствии кинокамеру оттянут в сторону и каждый обладатель фотоаппарата сможет нащелкать столько кадров, сколько его душа пожелает.