Даниил Мордовцев - За чьи грехи?

• Название: За чьи грехи?
• Автор: Даниил Мордовцев
• Издательство: Правда
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1990

Историческая повесть «За чьи грехи?» русского писателя Д. Л. Мордовцева (1830−1905) рассказывает о временах восстания Степана Разина. В произведении изображены многие исторические лица и события, воссоздан целостный образ России XVII века.

---

Начались неистовства, о которых мы говорить не намерены…

Скажем только, что князь Прозоровский самим Разиным был столкнут с раската, и его защитник, Фрол Дура, изрублен казаками в куски…

* * *

Разин пробыл в Астрахани три недели, завел в городе казацкие порядки и уничтожил посты — всем велел есть скоромное.

Сдав город Ваське-Усу, как своему наместнику, Разин накануне выступления в поход приказал привести к себе сыновей князя Прозоровского.

— Как зовут тебя? — спросил он старшего мальчика.

— Князь Степан, княж сын Семенов Прозоровский, — бойко отвечал мальчик.

— Мудрено что-то, — зло усмехнулся атаман, — и сам князь и княж сын, да еще и Степан, мой тезка, значит… Ладно… А боярином будешь?

— Буду, — отвечал мальчик.

— Ну, это еще старуха надвое сказала, — снова усмехнулся Разин. — А в казаки хочешь?

— Нет, не хочу.

— Молодец, из тебя будет прок. А тебя как зовут? — обратился он к младшему.

— Сеней, — отвечал робко мальчик.

— Только-то? А тоже, поди, князь и княж сын… А боярином будешь? Высоко пойдешь?

Мальчик молчал.

— Вот что, атаманы-молодцы, — обратился Разин к окружавшим его, — эти щенята высоко пойдут, как вырастут… Пущай же теперь пойдут повыше… только ногами кверху. Поняли? а? повесить их за ноги!

Двое из казаков распустили на себе кушаки, связали ноги юным Прозоровским, которые от страха не могли даже плакать, и подвесили их с раската… Тут только послышались крики несчастных детей… Личики их затекали кровью…

— Довольно! Тащи сюда щенят! Их подняли и развязали.

— Ну, тезка, а теперь будешь боярином? Будешь вешать нашего брата? — спросил Разин старшего.

Мальчик плакал и молчал.

— Аспид будет, — заметил Разин, глядя на него. — Туда его — к отцу!

И казаки столкнули мальчика с раската…

— Ну, а этого малыша жаль, — сказал Разин. — А чтоб он не был боярином, все-таки — выпороть его! Подымайте рубашонку.

Ребенка тут же высекли ремнем, но слегка.

— Ну, теперь не будешь боярином, — гладя мальчика по головке, сказал Разин. — Сеченый — что за боярин! А теперь отвезите сеченого к матери.

Под раскатом кто-то шел и пьяным голосом распевал:

«Поставлю я келью со дверью,
Стану я Богу молиться,
На красную-горку поститься,
Чтобы меня девки любили,
Крашоные яйца носили.
Или-или, или-или, или!
Крашоные яйца носили!»

— Да это никак поп Никифор? Ах, горемыка!

Это и был действительно царицынский соборный протопоп. После ужасной смерти дочери он пристал к казакам и с горя стал пить.

XXXV. С самим встретиться!..

Был уже сентябрь месяц на исходе.

Воин Афанасьевич Ордин-Нащокин, с успехом исполнив возложенное на него царем трудное поручение по сбору ратных людей с привятских и прикамских волостей, находился уже в Казани в распоряжении воеводы Борятинского и ожидал со дня на день выступления в поход, когда рано утром, сидя на берегу озера Булака, куда он ходил, чтобы размыкать свою тоску, к нему подошла старая цыганка и, вглядевшись в него, таинственно проговорила:

— Об чем закручинился, добрый молодец? Коли о том, что на Москве, так ту кручину я руками разведу, а коли о том, что случилось в Астрахани, — так и к той кручине я ума-разума приложу.

Воина поразил этот двойственный намек цыганки.

— А ты почем знаешь о моей кручине? — спросил он.

— Черная птица всюду летала, всюду все видала и добрым людям помогала: поможет и тебе черная птица, добрый молодец, — по-прежнему таинственно отвечала цыганка.

— Чем же она поможет мне?

— А кручину с сердца сымет, а замест кручины — радость положит; а та радость астраханской кручине сродни будет, а тебе, добрый молодец, вдвое сродни, — все так же загадочно отвечала цыганка.

Суеверный страх внушали Воину эти слова — он был сын своего века и верил в чудесное, как Аввакум верил тому, что он беса из-под печки выгнал и скуфьей бил.

— Что ж ты судьбу мою покажешь мне? — спросил он нерешительно.

— Покажу, — отвечала цыганка. — Ты видишь в озере вон то белое оболочко?

Она показала на воду.

— Вижу, — отвечал Воин.

— Так я и судьбу твою вижу из глаз твоих: вон Арбат, а вон Веницея град — вон, вон — с оболочкой все уплыло, и вот новая судьба плывет…

Воин вскочил с места: ему казалось, что он видит сон.

— Почему ж Веницея? — спросил он.

— Не знаю, так мне черная птица говорит… А слышишь, как кто-то «не белы снежки» поет и плачет? Воин испуганно перекрестился…

— Чур! чур! сгинь-пропади!

— Полно, добрый молодец, не чурайся! — улыбнулась цыганка. — Ты думаешь, что я бес? Нет, на мне крест — видишь? — и она показала висевший у нее на груди крест.

Воин чувствовал, что им овладевает какая-то таинственная сила, и сила эта исходит от этой неведомой женщины. Но в то же время рассудок говорил ему, что из него хотят что-то выпытать — для чего? для кого?

Вследствие этого он сам решился выпытать из цыганки, что она действительно знает о нем.

— А ты знаешь, кто я? — спросил он.

— Знаю, кто ты был, и узнаю, кто ты есть, — был уклончивый ответ.

— Кто ж я был? — спросил Воин.

Цыганка посмотрела ему в глаза, потом стала глядеть на воду.

— Вижу: столовая изба — в ней царь сидит и бояре… Какие хохлатые люди! — большие… царску руку целуют… А после них — тот, что на тебя похож, тож руку у царя целует… На Арбате в саду ночью соловей заливается, а красная девица в слезах потопает… Сгинул добрый молодец, пошел искать за море живой и мертвой воды… Не нашел живой воды — кручину нашел… Томится добрый молодец, что птица в клетке: и дверцы отворены, и крылья есть, да летать страшно — коршуны кружат в небе… И запела пташечка: «не белы-то снежки…» Плачется добрый молодец на свою горькую судьбину…

Цыганка остановилась, а Воин, казалось, все еще слушал ее: перед ним проходила вся его жизнь. Но в то же время он ясно видел, что эта женщина действительно многое знает: несомненно, что ей известны главные моменты из последних лет его жизни. Но откуда она могла узнать все то, что известно только ему одному да его жене? И он решился выпытать, что еще ей известно.

— Хорошо говорит тебе твоя черная птица, — сказал он после небольшого раздумья. — А што она еще скажет тебе?

— Вижу, вижу, — заговорила она снова таинственно, — вон опять плывет оболочко в воде, и затем за оболочком летит из-за моря пташка… Откуда ни возьмись коршуны, и пымали бедную пташку… Опять пташка в полону… Это не пташка, а добрый молодец в полону у польских людей… Польские люди спят, а слепые люди выкрадывают добра молодца, и добрый молодец очутился у хохлатых людей… Над Москвою оболочко… В Новодевичьем монастыре всенощная, и добрый молодец там ищет красну девицу, а во место красной девицы — черная черница!

Цыганка вдруг замолчала, и, казалось, собиралась совсем уходить.

— Ну, что ж дальше было с добрым молодцем и с черничкой? — спросил с улыбкой Воин.

— Што было — сам знаешь, — неохотно, по-видимому, отвечала цыганка, — а вот што было:

«Как и курочка бычка родила,
Поросеночек яичко снес,
А черничка да сынка привела»…

Воин в волнении схватил ее за руку.

— Так это правда?.. У меня сын родился?.. Сказывай?

Но цыганка вдруг вырвалась и побежала берегом Булака в город.

— Куда ж ты? Погоди! — кричал ей вслед Воин. — Возьми денег за труд.

— Черной птице твоей казны не надо! — не оборачиваясь, отвечала цыганка и скрылась.

В странном смущении остался на берегу Булака Воин. Что от него нужно было этой цыганке? Несомненно — она из Москвы и кем-нибудь подослана. Но кем? От кого она могла узнать такие подробности об его жизни? Она сказала, что снимет с его сердца кручину, а вместо кручины даст ему радость. И эту радость она поведала ему: она прямо сказала, что та, которая была черничкой, привела ему сына. Неужели это правда? А они с женой почти четыре года кручинились, что у них нет детей. Его Наталья думала, что неплодием наказал ее Бог за побег из монастыря. И вот она теперь мать… Ясно, что цыганка ею подослана. Но отчего ж она этого не сказала прямо? Отчего Наталья не уведомила его о себе? Ведь почти четыре месяца, как он с нею расстался, а она ничем не дала о себе знать. Да и где было искать его, когда он мыкался все лето по Вятке да по Каме?

Да и Бог знает, когда еще им придется свидеться. Вон какой пожар распустили по всей русской земле! С Дону началось, с какого-то кабака, а вон куда зарево хватает — до Москвы до самой, до державного места! Астрахань, Царицын, Саратов, Самара — вся низовая сторона, все в огне. И полымя все дальше и все шире захватывает — до Белого моря дошло, до Соловок, до Пустозерска; Аввакума-де из земляной тюрьмы выручать пошли, патриарха Никона из Ферапонтова вывести хотят…