Эрнст Гофман - Синьор Формика

• Название: Синьор Формика
• Автор: Эрнст Гофман
• Издательство: Лениздат
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1990
• ISBN: 5-289-00664-8

В книгу великого немецкого писателя вошли произведения, не издававшиеся уже много десятилетий. Большая часть произведений из книг «Фантазии в манере Калло», «Ночные рассказы», «Серапионовы братья» переведены заново.

Живописец Сальватор Роза, прибыв в Рим, слег в лихорадке и едва не испустил дух, но молодой хирург Антонио вырвал его из когтей смерти. Проникшись дружескими чувствами, художник начал помогать молодому человеку в творчестве и в любовных делах.

---

Старец бережно опустил свою ношу, открыл входную дверь, и оба — впереди малыш, а за ним старик — стали подниматься по узенькой лестнице, напоминавшей жалкий куриный насест. Но не успели они дойти до половины лесенки, как в сенях наверху послышались страшный шум и хриплый голос какого-то напившегося грубияна, призывавшего на помощь всех служителей ада, дабы они сказали ему, как выбраться из этого проклятого дома. Прижавшись к стене, Питикиначчо всеми святыми заклинал Капуцци подниматься первым. Но едва старик одолел еще несколько ступенек, как сверху вниз по лестнице с грохотом полетел какой-то пьяница, вихрем увлек за собою Капуцци и вместе с ним выкатился через открытую дверь на самую середину улицы. Там они остались лежать — Капуцци внизу, а пьяница на нем, словно мешок с тяжелым грузом.

Капуцци вопил, взывая к прохожим о помощи. Вскоре двое из них и в самом деле откликнулись на зов, с большим трудом вызволили синьора Паскуале из-под груза и поставили пьянчугу на ноги, после чего тот, ковыляя и сквернословя, удалился.

— Господи Иисусе Христе, синьор Паскуале, что это вы делаете тут на ночь глядя и что за страшную сцену вы пережили в этом доме? — так спрашивали Антонио и Сальватор, ибо эти двое прохожих были именно наши хитрецы.

— Пришел мой конец, — кряхтел Капуцци. — Этот паршивый пес перебил все кости, мне и не пошевелиться даже!

— Покажите-ка, — сказал Антонио и ощупал все тело старика, ущипнув его при этом так сильно в правую ногу, что тот громко вскрикнул. — Святые угодники, — воскликнул затем в испуге Антонио, — святые угодники, синьор Паскуале! Вы же сломали правую ногу, причем в самом опасном месте. Если вам не оказать срочную помощь, вы очень скоро скончаетесь или в лучшем случае останетесь навеки хромым.

Капуцци заголосил во всю мочь.

— Успокойтесь, уважаемый синьор, — продолжал Антонио. — Хоть я и стал теперь художником, лекарского искусства я не забыл. Мы отнесем вас в дом к Сальватору, и я в мгновение ока наложу вам повязку.

— Досточтимый синьор Антонио, — проскулил Капуцци. — Вы меня ненавидите, я знаю.

— Ах, — перебил его Сальватор, — о какой ненависти можно сейчас говорить! Вы в опасности, и этого для честного Антонио достаточно, чтобы употребить все свое искусство во имя вашего спасения. Беритесь, дружище Антонио!

Вдвоем они чрезвычайно осторожно подняли старика, истошно кричавшего, что сломанная нога причиняет ему нестерпимую боль, и отнесли его к Сальватору.

Госпожа Катерина уверяла, что предчувствовала какое-то несчастье и потому еще не отправилась на покой. Увидев старика и узнав, что с ним случилось, она разразилась упреками по поводу его поведения.

— Мне известно, — говорила она, — мне доподлинно известно, синьор Паскуале, кого вы опять несли на себе домой! Вы полагаете, что, хотя у вас в доме живет ваша прекрасная племянница Марианна, женская прислуга вам не нужна, и используете бесстыже, греховно беднягу Питикиначчо, сунув его в бабье платье. Но зарубите себе на носy: ogni carne ha il suo osso — у всякой плоти своя кость! Ежели хотите, чтобы девушка у вас жила, то без женщин вам не обойтись! Fate il passo secondo la gamba[30]— no одежке протягивай ножки. Требуйте от своей Марианны только то, что положено, не больше и не меньше. Не запирайте ее, будто заключенную, не превращайте свой дом в темницу, asino punto convien che trotti, а кто в дорогу пустится, на месте стоять не будет. У вас красивая племянница, и это должно быть главным в вашей жизни, то есть вы должны делать только то, чего хочет эта красавица. Но вы человек не галантный, даже жестокосердный: а еще чего доброго — не хочется мне, правда, в это верить — и влюбчивый, хоть лет вам ой как немало, да ревнивый.

Простите меня за мой язык, но chi ha nel petto fiele, non puo sputar miele[31], а когда сердце полно, уста не замкнешь!

Ежели сломанная нога не сведет вас в могилу, что в ваши годы очень возможно, то пусть это послужит вам уроком. Вы дадите племяннице делать все, что будет ее душе угодно, и пусть берет себе в мужья прекрасного молодого человека, которого я, пожалуй, знаю.

Так безостановочно лился этот поток слов, а в то же время Сальватор и Антонио бережно раздевали и укладывали в постель старика. Речь госпожи Катерины кинжалом вонзалась ему в самое сердце, но стоило синьору Капуцци попытаться вставить слово, как Антонио давал ему понять, что всякая речь для него чревата смертельной опасностью, и ему ничего не оставалось делать, как проглатывать горчайшие пилюли. Наконец Сальватор попросил госпожу Катерину достать, по указанию Антонио, воду со льдом.

Сальватор и Антонио убедились, что человек, которого они отправили в дом к Питикиначчо, выполнил их поручение великолепно. Как ни страшно выглядело падение Капуцци, оно не принесло ему никаких повреждений, если не считать нескольких синяков. Антонио так наложил шину на правую ногу старика и так забинтовал ее, что тот не мог пошевелиться. К тому же оба друга, якобы во избежание воспаления, запеленали его в тряпки, смоченные в воде со льдом, так что старика трясло как в лихорадке.

— Дражайший синьор Антонио, — прокряхтел он, — скажите честно, со мной все кончено? Я умираю?

— Успокойтесь, — ответил Антонио, — успокойтесь же, синьор Паскуале. Раз вы так стойко, без обморока перенесли первую перевязку, то опасность, похоже, миновала; но необходим самый тщательный уход, и на первых порах вам нельзя исчезать из поля зрения лекаря.

— Ах, Антонио, — простонал старик, — вы же знаете, как я вас люблю, как ценю ваши таланты! Не покидайте меня! Дайте мне вашу дружескую руку! Так! Вы не покинете меня, мой дорогой, мой славный сынок, не правда ли?

— Хотя я, — ответил Антонио, — хотя я и забросил ненавистное ремесло, но для вас, синьор Паскуале, я сделаю исключение и займусь вашим лечением, за что я не потребую ничего иного, как только то, чтобы вы вновь одарили меня своим дружеским расположением и доверием. Ведь вы были со мною немного грубы…

— Не надо, — прошептал старик, — не надо об этом, дорогой Антонио!

— Ваша племянница, — продолжал Антонио, — до смерти испугается, увидев, что вы не вернулись домой! Ваше нынешнее состояние позволит нам уже завтра, как только рассветет, отнести вас домой. Там я сменю повязку, приготовлю такое ложе, которое вам необходимо, и научу вашу племянницу делать все, что потребуется для вашего скорейшего выздоровления.

Старец глубоко вздохнул, закрыл глаза и в течение некоторого времени не произнес ни слова. Затем он протянул руку к Антонио, привлек его к себе и сказал совсем тихо:

— Не правда ли, дорогой синьор, то, что вы говорили о Марианне, это была шутка, веселая выдумка, свойственная молодым людям, да?

— Выкиньте, — ответил Антонио, — выкиньте сейчас такое из головы, синьор Паскуале! Это верно: ваша племянница привлекла мой взор, но сейчас у меня в мыслях совсем другое и, признаюсь вам со всей откровенностью, я даже доволен, что вы так решительно отвергли мое глупое предложение. Я думал, что влюблен в вашу Марианну, а на самом деле видел в ней лишь прекрасную модель для моей Магдалины. Поэтому, может быть, теперь, когда картина завершена, я стал совсем равнодушен к Марианне!

— Антонио, — вскрикнул старик, — Антонио, благословенный посланец небес! Ты приносишь мне утеху, подмогу, усладу! Раз ты не любишь Марианну, боли мои как рукой сняло!

— И впрямь, — сказал Сальватор, — и впрямь, синьор Паскуале, ежели бы вас не знали как человека разумного, серьезного, хорошо знающего, что его возрасту приличествует, можно было бы подумать, что вы, чего доброго, сами, как ни дико это звучит, влюбились в свою шестнадцатилетнюю племянницу.

Тут старец снова закрыл глаза, закряхтел и заохал, жалуясь на адские боли, вернувшиеся к нему с удвоенной силой.

Забрезжило, и окно посветлело. Антонио сказал старику, что пришло время нести его домой на улицу Рипетта. Ответом синьора Паскуале послужил глубокий печальный вздох. Сальватор и Антонио подняли его с ложа и завернули в широкий плащ, некогда принадлежавший супругу госпожи Катерины, а теперь предоставленный ею для использования в означенных целях. Старик только заклинал всеми святыми убрать тряпки, смоченные в ледяной воде, с его плешивой головы и надеть на нее парик и шляпу с пером. А еще Антонио должен был по возможности привести в порядок его остроконечные усы, чтобы Марианна не слишком пугалась его вида.

Двое рабочих с носилками стояли уже возле дома. Госпожа Катерина не переставала отчитывать синьора Капуцци, уснащая свою речь бесчисленными прибаутками, но все-таки снесла вниз пуховые одеяла, чтобы завернуть в них старика, который наконец был в сопровождении Сальватора и Антонио благополучно доставлен к себе домой.

Марианна, увидев дядю в столь плачевном состоянии, громко вскрикнула; слезы хлынули потоком из ее глаз; не обращая внимания на появившегося в доме возлюбленного, она схватила старика за руки и прижала их к губам, горько сетуя на постигшее его несчастье. Чистое дитя испытывало глубокое сочувствие к старцу, терзавшему ее своим любовным безумием. Но в то же мгновение дала о себе знать женская натура: нескольких выразительных взглядов Сальватора оказалось достаточно, чтобы полностью просветить Марианну относительно всего случившегося. Теперь-то она уже, заливаясь краской, поглядывала, хоть и украдкой, на счастливого Антонио, и было отрадно видеть, как лукавая улыбка прокладывала себе дорогу сквозь слезы. Сальватор, правда, знал «Магдалину», но он не представлял себе, что юная Марианна была так чудесно хороша, так привлекательна, какой она оказалась на самом деле, и, хотя Сальватор чуть ли не завидовал счастью Антонио, он с удвоенной силой ощутил необходимость борьбы за девушку, которую надо было любой ценой вырвать из рук проклятого Капуцци.