Эрнст Гофман - Счастье игрока

• Название: Счастье игрока
• Автор: Эрнст Гофман
• Издательство: Navia Morionum
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1994
• ISBN: Т. 1: 985-6175-01-1, 985-6175-03-8; Т. 2: 985-6175-02-X, 985-6175-03-8

Роман «Серапионовы братья» знаменитого немецкого писателя-романтика Э.Т.А. Гофмана (1776–1822) — цикл повествований, объединенный обрамляющей историей молодых литераторов — Серапионовых братьев. Невероятные события, вампиры, некроманты, загадочные красавицы оживают на страницах книги, которая вот уже более 70-и лет полностью не издавалась в русском переводе.

Летом 18** года на воды в Пирмонт собралось блестящее общество, и естественным образом завелся обычай ежевечерней карточной игры. Один из игроков, барон Зигфрид, своей феноменальной удачливостью привлек всеобщее внимание. Незнакомый господин решил остеречь барона и рассказал ему историю счастливого игрока…

---

Совет на этот раз попал в цель. Его необыкновенное счастье в игре невольно пришло Менару на память. С волнением вдруг вспомнил он свою первую игру. Звон золота, восклицания банкометов: «Gagne, perd!»[1] — снова явственно раздались в его ушах. «Что правда, то правда! — так говорил он сам с собою. — Одна такая ночь, и я спасен от нужды и несчастья, доведших меня до постыдной просьбы о помощи у своих друзей! Я верю в голос судьбы и буду ему следовать.»

В тот же вечер отправился он в игорный дом вместе с приятелем, посоветовавшим ему испробовать это средство и снабдившим его для начала суммой луидоров в двадцать.

Если Менар удачно играл в первый раз для полковника, то, играя для себя, он, казалось, был удачливее вдвойне. Точно какая-то невидимая рука подсовывала ему все хорошие карты, несмотря на то, что сам он ставил их без всякого выбора и соображения. Не он искал счастливого случая, а наоборот, сам случай устраивал всю игру к его пользе. В конце вечера круглая сумма в тысячу луидоров лежала в его кармане.

В беспамятстве, точно оглушенный, Менар проснулся на следующее утро. Выигранные луидоры лежали возле него на столе. В первую минуту показалось ему, что он видит сон. Нарочно протирал он руками глаза, считал и пересчитывал деньги, пока, наконец, не убедился, что золотые, лежавшие перед ним кружочки существовали в действительности. И в то же мгновение почувствовал Менар в первый раз в жизни, что дух корыстолюбия, внезапно поднявшись, овладел всей его душой, без следа уничтожив прежние чистоту и воздержанность, которые оберегал он так тщательно.

Едва дождавшись ночи, поспешил он опять к игорному столу. Счастье по-прежнему стояло за него горой, так что, проиграв несколько недель кряду, успел он себе составить довольно значительное состояние.

На свете есть два рода игроков. Одних игра тянет к себе, как неизъяснимая приманка, причем они не обращают никакого внимания на выигрыш или проигрыш. Наблюдать случайные сочетания вероятностей, придумывать системы для подчинения их каким-то высшим, роковым законам и затем попытаться, не удасться ли воспарить на этих, собственными руками слепленных крыльях, — вот что возбуждает и приводит в восторг этих людей. Я знал одного игрока, который целыми днями и ночами понтировал сам с собой, запершись в своей комнате, и это, по моему мнению, был истинный игрок! Другие, напротив, жаждут играть, чтобы выиграть и таким образом быстро обогатиться. К этому последнему разряду принадлежал и барон Менар, доказав своим примером, что настоящая страсть к игре присуща лишь немногим и что игроком надобно родиться.

Скоро роль простого понтера стала уже для него недостаточной. С помощью значительной, выигранной им суммы открыл он собственный банк, причем извечное его счастье не оставляло его и тут, так что банк его стал одним из богатейших в Париже. Игроки, как водится, со всех сторон стремились к богатому и счастливому банкомету.

Пустая, безумная жизнь игрока оказала на Менара свое разрушительное действие, ощутимо притупив его телесные и душевные качества, успевшие снискать ему в былое время общее уважение. Имя Менара перестало упоминаться в обществе в качестве образца верности в дружбе, занимательности и веселости в беседах и рыцарской почтительности к женщинам. Прежняя ревностная страсть к наукам и искусствам исчезла без следа. На его бледном лице, в темных, сверкавших каким-то мрачным огнем глазах читалось одно полнейшее выражение пагубной, овладевшей им полностью страсти. Не удовольствия, но единственно денег искал он в игре, и, казалось, сам злой гений игры распалил в нем эту страсть до высшей, какой-то только возможно, степени. Одним словом, он сделался банкометом от головы до пят, в полнейшем смысле этого слова.

Однажды во время одной ночной игры случилось, что Менар, хотя и ничего не потерял, но вместе с тем не был так счастлив в игре, как обыкновенно. В числе игроков оказался какой-то маленький, скромно одетый старик, с очень неприглядной наружностью, неуверенно приблизившийся к столу и выбравший всего одну карту, поставив на нее золотой. Прочие игроки с удивлением довольно презрительно покосились на этого непрошенного гостя, но старик не обратил на это никакого внимания и не выразил своего неудовольствия ни одним словом и ни одним жестом.

Карта старика оказалось битой; он поставил на другую, но и та проиграла. Удваивая затем постоянно ставки, стал он терять раз за разом, к неописуемому удовольствию прочих игроков. Когда ставка, наконец, дошла да пятисот луидоров, и была проиграна им по-прежнему, неудержимый смех и радостные восклицания громко раздались в толпе понтировавших. «Так, синьор Вертуа, так! — закричал один. — Только не смущайтесь и продолжайте в том же духе! Кто знает, может вам удастся сорвать весь банк!»

Старик посмотрел взглядом василиска на шутника и тотчас же быстро удалился. Однако через полчаса вернулся он вновь с карманами, наполненными золотом. Но последней талии закончить он не смог, потому что по-прежнему проиграл все, что у него было.

Менар, несмотря на всю гнусность своего ремесла, считал, однако, необходимостью поддерживать в своем банке внешний порядок и благоприличие, а потому презрительное обращение с несчастным понтером всех остальных игроков крайне ему не понравилось. По окончании игры, когда старик ушел, он со строгой внушительностью обратился к шутнику, его оскорбившему, а также и к прочим поддержавшим его гостям, пригласив их воздержаться впредь от подобных выходок.

— Как! — воскликнул в ответ на это один из гостей. — Так значит вы не знаете старого Франческо Вертуа? Иначе вы бы не только не нашли ничего предосудительного в нашем поведении, а напротив, одобрили бы его сами. Знайте же, что этот Вертуа, неаполитанец по происхождению, уже пятнадцать лет живет в Париже, занимаясь самым грязным, отвратительным ростовщичеством, какое только можно себе представить. В сердце его нет места малейшему проблеску какого-нибудь человеческого чувства, и если бы он увидел своего родного брата, умирающим у своих ног, то и тогда не согласился бы пожертвовать даже одним луидором, чтобы его спасти. На душой его тяготеют проклятия сотен семейств, разоренных его низкими махинациями. Его ненавидят все, кто только его знает, и каждый от души желает ему всевозможного зла и даже смерти в наказание за все дурное, что он сделал. Игрой он никогда не занимался, по крайней мере, с тех пор как живет в Париже, — и вы видите, как все мы изумились, увидя, что старый скряга решился подойти к игорному столу. Вот причина, почему мы все обрадовались его проигрышу, так как видеть этого негодяя еще и счастливым в игре было бы уж слишком обидно. По всей вероятности, старый глупец прельстился везением, сопутствующим игре вашего банка, и думал вас обобрать, но оказалось, что вместо того был ощипан сам. Не понимаю только, как мог решиться Вертуа при своей невероятной скупости играть в такую сильную игру. Теперь, конечно, он больше сюда не вернется, и мы можем считать себя избавленными от него навсегда.

Предсказание это, однако, не сбылось, потому что на следующий же вечер Вертуа опять явился к игорному столу Менара и проиграл гораздо больше, чем накануне. При этом он вовсе не приходил в отчаяние, а напротив, даже злобно посмеивался, точно предчувствуя, что скоро дело повернется иначе. Но проигрыш его увеличивался с каждым вечером быстрее спускающейся с гор лавины, так что в конце концов оказалось, что общая его потеря достигла огромной цифры в тридцать тысяч луидоров. Тогда явился он однажды смертельно бледный, когда игра была уже в разгаре, остановился в отдалении от стола и устремил отчаянный взгляд на карты, которые Менар мешал в своих руках. Едва игра была сдана, и началась новая талия, Вертуа вдруг воскликнул пронзительным голосом, так что все невольно вздрогнули: «Стойте!» А затем, протиснувшись к столу, зашептал, обратясь к Менару:

— Барон! Мой дом на улице Сент-Оноре, богато меблирован и снабжен всем необходимым для хозяйства, в доме есть достаточно серебра и золота, и он оценен в восемьдесят тысяч франков! Согласны ли вы взять его под залог моей ставки?

— Согласен, — холодно уронил шевалье Менар, даже не обернувшись, и затем стал спокойно продолжать игру.

— Дама! — сказал Вертуа.

Карта пошла и была бита. Старик пошатнулся и, только прислонясь к стене, успел удержаться от падения. Никто не обратил на него никакого внимания.

Игра между тем кончилась. Менар с помощью крупье собрал деньги проигравших понтеров и запер их в шкатулку. Вдруг Вертуа, появившись точно призрак из угла, где сидел все это время, приблизился к Менару и сказал глухим, мрачным голосом:

— Шевалье! Прошу вас на одно слово!

— Ну что еще? — спросил Менар, поворачивая ключ в замке и посмотрев на старика презрительным взглядом.

— Все мое имущество, — продолжал Вертуа, — потерял я за вашим игорным столом. Больше у меня нет ничего, и я не знаю, где будет завтра мое пристанище и где я найду кусок хлеба! Я вас очень прошу! Сжальтесь! Возвратите мне хотя бы десятую часть того, что я проиграл, чтобы я мог продолжить мое дело и вновь подняться из нищеты, в которую теперь повержен!