Алексей Лебедев - Споры об Апостольском символе

• Название: Споры об Апостольском символе
• Автор: Алексей Лебедев
• Издательство: «Издательство Олега Абышко»
• Жанр: Религия
• Год: 2004
• ISBN: ISBN 5–7435–0216–1

Сборник работ по истории древней Церкви под общим названием «Споры об Апостольском символе. История догматов» принадлежит перу выдающегося русского церковного историка Алексея Петровича Лебедева (1845–1908). Профессор Московской Духовной академии, заслуженный профессор Московского университета, он одинаково блестяще совмещал в себе таланты большого ученого и вдумчивого критика. Все его работы, впервые собранные в подобном составе и малоизвестные даже специалистам по причине их разбросанности в различных духовных журналах, посвящены одной теме — воссозданию подлинного облика исторического Православия. Защищая Православную Церковь от нападок немецкой протестантской богословской науки, А. П. Лебедев делает чрезвычайно важное дело. Это дело — сохранение собственного облика, своего истинного лица русской церковноисторической наукой, подлинно русского богословствования сугубо на православной почве. И это дело, эта задача особенно важна сегодня, на фоне воссоздания русской духовности и российской духовной науки.

Темы его работ в данной книге чрезвычайно разнообразны и интересны. Это и защита Апостольского символа, и защита необходимость наличия Символа веры в Церкви вообще; цикл статей, посвященных жизни и трудам Константина Великого; оригинальный и продуманный разбор и критика основных работ А. Гарнака; Римская империя в момент принятия ею христианства.

Книга выходит в составе собрания сочинений выдающегося русского историка Церкви А. П. Лебедева.

---

Раскрытие истории христологических споров второй половины их первой фазы Гарнак делает в дальнейшем отделении своей книги, носящем заглавие: «Евтихианский спор». Это отделение начинается подробным изображением положения Александрийского патриарха того времени вообще, а в частности личности и характера знаменитого Диоскора. «Кирилл умер в 444 г., — пишет автор. — Из числа лиц, даже принадлежащих к его партии, выделились такие, которые никак не хотели простить ему унии 433 г. Его преемником был Диоскор, который, по свидетельству его же сторонников, сколько был похож на Кирилла, столько же и отличался от него». Затем автор точнее определяет ту точку зрения, с которой вообще нужно рассматривать всю историю «евтихианского спора». Он говорит, что епископы Александрийские еще раньше Диоскора начали стремиться к иерархическому преобладанию на Востоке, вследствие чего у них появилась непримиримая вражда к епископам Константинопольским, чем дальше, тем больше возвышавшимся на Востоке в сравнении с прочими восточными иерархами. Мало этого: по уверению автора, епископы Александрийские были и политическими узурпаторами, ибо старались образовать из Египта независимое владение, что–то вроде папской области. Поддержку для этих предначинаний, по суждению Гарнака, Александрийские епископы искали между прочим в римских папах, тем более что папы, тоже крайне недовольные возвышением Константинопольского епископа, играли на руку александрийцам. Диоскор по своим стремлениями был тем же, чем были и его предшественники. Но он был родом копт, а не грек, и это лишило его политику надлежащей тонкости. Он пошел, что называется, напролом и погубил свое дело. Его притязание тем решительнее не удалось, что в это время на Римской кафедре восседал Лев I, человек серьезного ума и дальновидный. Лев ясно понимал, что не может быть места в Церкви для двух папских престолов. И потому не только не стал поддерживать Диоскора, но объявил себя его врагом. Вообще традиционная политика совокупного действования Рима и Александрии, епископы которых доныне оставались в постоянном союзе, дошла до той точки, на которой прежняя дружба должна была смениться страшной враждой. От этой вражды больше всех выиграл епископ Константинопольский. Борьба между Римом и Александрией на церковной арене окончилась победой Рима над Александрией; это определило собой дальнейший ход догматического развития Церкви. А если бы победа осталась за Александрией, то история догмы приняла бы совсем другой оборот. Гарнак говорит: «Так как победителем при обстоятельствах, сопровождавших историю Халкидонского собора, остался Рим, то догматическое развитие Восточной церкви приняло новое, в существе дела совершенно чуждое Востоку направление. Наоборот, если бы возобладал Диоскор, если бы так называемый «Разбойничий» собор его подолее пользовался авторитетом (а он этим авторитетом хоть малое время, но пользовался), тогда в результате получилась бы победа Египта над Церковью и даже государством Византийским, ибо в последнем случае государство и слабый государь (Феодосий II) очутились бы в полной зависимости от Александрийского престола и Церкви с ее монахами». Но этого не случилось. И не случилось потому, что Феодосий скоро умер, а новый император (Маркиан) вступил в тесную связь с папой; император и папа поняли, что Диоскор Александрийский — их общий враг, и действовали солидарно. Император содействовал тому, что папа с его догматикой взял верх на Халкидонском соборе над восточным пониманием христологического учения. Но дальше идти папе император не позволил. «Император чрезвычайно ловко оперировал. Воспользовавшись папой для того, чтобы сразить деспотизм Диоскора, опирающийся именно на догматике, избавив таким образом Церковь и государство от Диоскорова гнета, император отказал папе в дальнейшем влиянии на дела Востока и даже возвысил Константинопольского епископа до положения, почти равного с положением Римского епископа (28–ое пр. Халкидонского собора). С того момента как папа Лев ниспроверг Александрийского патриарха, он должен был, таким образом, волей–неволей войти в столкновение с Константинопольским иерархом, позади которого стоял сам император с византийской государственной идеей. Но и победа императора Маркиана надДиоскором обошлась первому недешево. С этого времени начинается разложение Византийского государства; Маркиан победил Диоскора, но зато Египет порывает связи с Византийским государством; да и один ли Египет обращается спиной к византийскому властелину? Из предыдущих рассуждений, — говорит Гарнак, — открывается, что история догмы не после Халкидонского собора, а еще до этого собора становится под исключительное влияние политики. Силы, определявшие собой с 444 г. великие решения и действия, суть силы политические. Встречались лишь немногие лица, которые действительно руководились интересами веры, когда они не могли быть заправителями хода дел. При таких обстоятельствах и речи быть не может о правильном решении догматических вопросов на Востоке, если даже под правильным решением мы будем понимать лишь соответствие решения вопросов с греческим благочестием. Конечно, если говорить относительно, решение догматического вопроса, данное на Халкидонском соборе, можно назвать возможно лучшим. Но такой взгляд не устраняет того справедливого суждения, что собор Халкидонский, в отличие от собора «Разбойничьего» (449 г.), можно называть в одно и то же время и разбойничьим, и предательским (!), так как на нем изменнически принесена в жертву тайна греческой веры» (!!).

Из дальнейших рассуждений автора отметим, как более оригинальные, его рассуждения о соборах «Разбойничьем» и Халкидонском. О первом из этих соборов автор говорит: «Деятельность этого собора не заключала в себе ничего плохого в сравнении с другими соборами. Что придает особенный характер этому собору, так это единственно то, что им управляла одна сильная и решительная воля — воля Диоскора. Никогда еще никакой патриарх ни на одном соборе не одерживал такой блистательной победы, как теперь. Воздух очистился (sic!); древнее исповедание Никейское и Ефесское (431 г.), которое единственно признавали благочестивые из греков за выражение своей веры, было утверждено; христология Кирилла о едином вочеловечившемся естестве Бога–Логоса была принята; Восточная церковь лежала у ног Александрийского патриарха, и последний при содействии императора (Феодосия) достиг всего. Диоскор действовал средствами насилия, но ведь государственная власть была на его стороне. Солдаты и монахи Варсумы наводили страх на отцев собора, но все же ужасы собора меньше тех клевет, которые посыпались на этот собор позднее со стороны его участников, когда они (на соборе Халкидонском) старались всячески оправдать себя. Собор не заслуживает имени «Разбойничьего», ибо он более, чем какой другой собор, действовал в интересе тогдашнего благочестия (!). Рассматривая его с точки зрения Востока, нужно признать, что собор совершал нечто великое, и то, что он совершил и достиг (в догматическом отношении) — это надолго удержалось бы в Церкви, если бы вторжение посторонних, чуждых элементов не разрушило бы плодов его деятельности. Если бы не случилась так скоро смерть императора Феодосия, если бы в это время папой был не Лев I, и если бы в собственной партии Диоскора не гнездилось бы отвращения к правой (парламентское выражение. — A. Л.) ее фракции, состоящей из скрытых аполлинаристов, — то не то бы было…» Во всяком случае, остается фактом величайшего значения, пишет курсивом Гарнак, что собор 413г. действительно умиротворил Восточную церковь. Конечно, дело не обошлось без недовольных, но они были в меньшинстве. Двор был уверен, что ничто не нарушит тишины. Восточная церковь, говорит опять Гарнак, подчеркивая свои слова, с августа (время «Разбойничьего» собора) получила мир. Чтобы государство снова могло возвратить себе самостоятельность, потерянную после торжества со. бора и Диоскора, для этого едва успокоившаяся Церковь опять должна была потерять покой и повергнуться в печальнейшее положение.

Эти последние слова у Гарнака служат переходом к исследованию истории Халкидонского собора. Из этого уже видно, с какой точки зрения немецкий ученый смотрит на знаменитейший Вселенский собор. Что же такое сделано на Халкидонском соборе, вследствие чего автор приходит в такое раздраженное состояние? Главная вина собора в том, что он позволил себе принять раскрытие христологического учения, которое принадлежит папе Льву. Автор находит, что учение, изложенное Львом, противоречило всем традициям Востока, ниспровергало то христианское учение, какое составляло принадлежность «благочестивых греков Востока». В этих последних словах речь у Гарнака идет о христологической доктрине Диоскора и «Разбойничьего» собора. Если учение Льва принято Халкидонским собором, а учение «благочестивых греков» на нем отвергнуто, то это результат двойной интриги, в которой участвовал и папа, и новый император Маркиан. Почему папа и император отважились на этот шаг, было объяснено Гарнаком несколько раньше: мы уже раскрыли мысли Гарнака на этот счет. Что именно? Какое учение провел Лев на Халкидонском соборе, об этом автор говорит, когда характеризует знаменитое «Догматическое послание Льва к Флавиану». Вот эта характеристика: столь прославляемое до наших дней, это произведение не заключало в себе ничего нового; оно представляет собой парафраз христологической части из сочинения Тертуллиана «Против Праксея» с прибавкой изречений из Амвросия и Августина — с целью опровергнуть Евтихия; только по этому частному случаю это несомненно западное учение вышло за пределы Запада, но здесь (на Востоке) оно имело успех лишь на самое короткое время: папа был бы слишком наивен, если бы верил, что его бедное содержанием послание в самом деле может послужить к прекращению догматических смут на Востоке, ибо кроме правильного решения вопроса, которое присвоял себе папа, и кроме докетизма и учения Павла Самосатского (о чем папа имел понятие), на Востоке были еще и другие христологии, о которых папа, по–видимому, не имел никаких представлений, да и вообще Лев не в состоянии был понимать утонченных формул греческих богословов; сила папы заключалась не в его послании, а в императоре, который всячески содействовал победе Льва над Востоком в догматическом отношении. Халкидонский собор в своих определениях не был свободен: всем ходом дел на соборе, по суждению Гарнака, заправляли императорские сановники в союзе с папскими легатами. Мало того: сам император прибегал к угрозам, чтобы вынудить послушание отцев своей и папской воле. Если так шли дела на соборе, то, однако же, автор вовсе не склонен оправдывать отцев собора; их он тоже не менее порицает за уступчивость, как и императора за деспотизм. Автор говорит: «Срам этого собора заключается в том, что великое большинство отцев, мысливших согласно с Кириллом и Диоскором, позволили принудить себя к принятию чужой христологической формулы, под давлением со стороны императора и папы, формулы, которая не соответствовала их вере». Любопытный вопрос: чем доказать, что будто бы отцы собора в самом деле приняли известную христологическую формулу против собственного убеждения? Легкий на подъем при решении каких бы то ни было трудных вопросов, Гарнак с легкостью решает и этот вопрос. В доказательство сейчас указанного своего мнения Гарнак прежде всего указывает на предварительную историю Халкидонского собора. Существует на свете не так давно открытый коптский документ, который носит заглавие «Рассказы Диоскора». В этом документе рассказывается, что перед самым собранием отцев в Халкидоне Диоскор был вызван в Константинополь; здесь в каком–то торжественном собрании сам император и Пульхерия (императрица) убеждали его согласиться с вышеупомянутым посланием Льва, но Диоскор будто бы своими пламенными речами вооружил всех присутствовавших против учения Льва, так что на его стороне оказались и сенат, и восточные патриархи. Гарнак считает этот документ заслуживающим веры и на нем основывает мысль о склонности Востока к учению не Льва, а Диоскора. Из истории Халкидонского собора для доказательства разбираемого мнения автор указывает на следующее: великое большинство отцев мыслили не так, как Лев, и не так, как Флавиан Константинопольский (не в духе антиохийской догматики), а желали единственно подтверждения определений Ефесского собора (431 г.) в духе Кирилла; большинство епископов собора считали часть послания Льва (гл. 3 и 4) прямо несторианским учением; блаж. Феодорит, бывший на соборе и державшийся учения, схожего с учением Льва, называем был на соборе в высшей степени позорным именем «жид». То же свое мнение Гарнак хочет подтверждать и историей Церкви после Халкидонского собора, но об этом будет речь впереди. — О халкидонском вероизложении Гарнак самого невысокого мнения. Он пишет: «Ни один благочестивый грек, вышедший из школы Афанасия и Кирилла, не принял бы этого вероопределения. Это вероопределение нельзя сравнивать с унионным Символом 433 г. (и о Символе Гарнак невысокого мнения. — А. Л.) это какой–то отказ, отречение от возможности составить формулу, сообразную с интересами учения о спасении». «Голые, отрицательные четыре определения (составляющие, как известно, сущность Халкидонской формулы): «неслиянно, неизменно, нераздельно, неразлучно», определения, которыми хотели сказать все главное в учении, являлись, с точки зрения классических греческих богословов, в высшей степени не благочестивыми (im tiefsten irreligios). Они лишены были живого конкретного содержания; вместо моста, ведущего от земли к небу, моста, которым для верующего служит его вера, они начертывали линию, более тонкую, чем тот волосок, по которому, по учению мусульман, правоверный магометанин входит в рай (!!). Халкидонское вероизложение заключает в себе минимум исторического понимания лица Христа» (S. 348–354; 359–375).